Ты ворвалась иглисто сыпя снег

Ты ворвалась иглисто сыпя снег,
как будто хочешь сделать мне подарок.
И бросившись в стремительный разбег,
чуть позже оседаешь среди арок.

Ложишься на весеннюю листву,
глазеющую на тебя в испуге.
К чему ты слёзы в жёлто-хвойную канву,
как жемчуг закрываешь, вся в недуге?

Нам этот рок увы не изменить,
и не отсрочить, как всегда, разлуку.
В широтах этих в марте рвётся нить,
апрель иссушивает тающую руку.

Вернулась ты ещё раз протянуть,
и я тяну свои тебе навстречу,
спешу губами к ним скорей прильнуть,
и гладить, на листве покатой, плечи.

Не надо ревновать меня к цветам,
средь их ковра я думаю о белом,
О том где хорошо так было нам,
когда ты всё раскрашивала мелом.

Смотрю на каждый синий первоцвет,
и вспоминаю как сверкало небо.
И как оно меняло яркий цвет,
нежнея до сиреневого кэба.

И как везло нас к дачной тишине,
где только звёзды украшали темень.
Как ты блестела воском при луне,
и я от этого метался будто демон.

Растает завтра всё как будто сон,
но я порыв твой страстный не забуду.
И буду ждать что пожелтеет клён,
и ты опять придёшь подобна чуду.

В одежде из бриллиантовой пурги,
покачиваясь в блюзе от метели.
Хмельная сладость солнечной перги
в вуаль укутается так как мы хотели.

Ну а пока придётся лето ждать,
смотреть на расфуфыренное счастье,
что все почти так жаждут обнимать,
и как твой сон беречь деньки ненастья.

Прощай, любимая, до встречи в ноябре!
Возврат твой страстный сохранить поможет
росы прохладный трепет на заре.
Пусть жар полдневный после тянет кожу.

Все ночи, в август, промечтаю наяву,
смотря на звёзд мерцающие блики,
когда в объятьях снова утону,
своей иссасывающей белым повилики.