Последний озноб конвульсий

по  механическому  насилию  толкну  пару  волн  звука
и  терзаться  станет  слух,  переминаясь  рядом,
сегодня  давно  не  завтра,
с  кучей  вплетенных  в  ворс  повадок
ливень  из  облака  трансформировался  в  ворона
простуженным  лаем  подпевать  мелодию  старого  пса,
затанцевать  на  кончиках  крысиных  лап  вальс  сволочей…

а  клавиши  отбили  пальцы  истреблением  логистики,
а  окна  затянуты  плотной  слякотью
с  недружелюбными  взглядами  стёкол,
испорченный  запах  грызёт  пазухи
с  десяти  шагов  метко,
в  упор  гадко,
за  убеждения  хромота  оседлала  вращательный  момент
и  выкручивались,  из  положения  стоя,  суставы,
а  гневный  хрусталь  свай  в  рубце  сидел  крепко…

по  деревянной  лестнице  тщедушного  света
лезло  последнее  расстояние,
фундамент  подкопа,  на  морозе  лопнув,
звёздам  не  успел  доказать,
а  я  потерянный 
и  стойко  обмякший  зашнурованным  электричеством
выгляжу  декорацией,
и  был  страх  внутри
полночи  прятать  сердце  подальше  от  тела,
как  до  меня  в  сказках  делал  кащей…

испуганный  кот  хлебал  жижу, 
испытывал  финал,
трупиком  отдавала  моль,
и  не  петь  больше  песню  без  нот  ей,
и  в  себя  не  придёт,  уходя  под  себя,
а  провидцы  высматривали  добычу,  обхватив  губами  кость,
может  разногласия  собирали,
может,  собирались  высосать  знания…

и  ушёл  кот  плоскостопием,
волна  скороговорок  обмелела  слюной,
у  меня  за  спиной  хребет, –
он  не  любит  острого  света,
он  никогда  не  выходит  из  тела,
подушка  безопасности  ему –
постель  нервной  системы,
в  гипсовых  лицах  чёрные  глаза  и  белый  танец  зрачков
до  удушья  бесцветного  адреса,
тащу  по  лестнице  кнопки  лифта,
как  последний  озноб  конвульсий.