Синичка и Дед. Эхо войны

      Большое село на старорусской равнине. Смоленщина. Когда-то, действительно, большое, а ныне - только размерами. Центральная улица, продолжение просёлочного шляха, как была, так и осталась и тянулась на целых 4 километра. Но дома стояли далеко не подряд, а какими-то пятнами. Многие были давно брошены, разрушены и разобраны.
      Когда-то вокруг деревни шумел лес, но и его уже нет. То ли время, то ли люди. Лишь на окраине шелестела небольшая роща. А на краю, у самого перехода просёлочной дороги в центральную улицу стоял старый, добротный дом, но какой-то запущенный. Но от него веет не запущением, а стариной. Окна в доме были плотно закрыты ставнями, лишь светилось одно, у самого крыльца.
      Самое начало апреля. Раннее утро. На высоком крыльце в 6 ступенек сидит Хозяин этого "особняка". Дед. именно "Дед", ибо по другому его никто не звал.
С громадной, почти до пояса, седой бородой. Сколько ему лет? Поговаривали, что он не знает сам. После войны прошло 60 лет, и все знали, что во время войны он партизанил в этих местах и имел кличку "Дед", и была уже точно такая же борода. Люди видели фотографии. Хорошо помнили последнее. Как много лет назад он праздновал 90-летие своей жены. А она, пожив ещё немного, умерла. И это было тоже уже давно.
       Дед сидел на верхней ступеньке и спокойно глядел куда-то вдаль. И, вдруг, в щелях старой калитки сверкнули два синих огонька, неожиданно яркие и прозрачные. И исчезли. А старая калитка  ворчливо заскрипела и в проёме показалась девчушка лет 8, глядя на Деда голубыми огоньками. И, приближаясь к крыльцу,: - Я пить хочу, дай мне водички.
       Он, неожиданно для себя, быстро встал и открыл тяжёлую, добротную дверь в дом, сказав ей: - Входи. Она тихонечко вошла в помещенье. Это оказалась большая кухня, и как потом выяснилось, единственное жилое помещенье этого дома. Она спокойно взяла кружку, продолжая пронизывать Деда своими синими глазками. И тут он воскликнул: Синичка! А она, вздрогнув, опустила глазки, возвращая кружку.
      На ней была куртка из перешитой старой женской кофты, на голове повязан платочек, а на ногах обыкновенные голошки. Туфлей не было, только тёплые носки.
Голошки она сняла у входа и стояла в этих носках. Осмелев она спросила: Можно я немного посижу? И уселась на большую лавку под окном, развязав платочек и аккуратно свернув его. - Деда, а как ты узнал, что я Сонечка? А мама иногда меня и Синичкой называла, когда была жива. Он молча глядел на неё. - А я теперь немного полежу, а то мне очень далеко идти. И, положив платочек под голову, тут же уснула.
      Дед не шевелился, боясь потревожить это голубое чудо, явившееся к нему.
Через час она очнулась, как-то тревожно вздрогнула: Ну, я пойду. Но Дед уже пришёл в себя: Ты же кушать хочешь. Хочу, но стыдно просить. Он достал из печи большой ржаной сухарь, не засохшую корку, а самый настоящий, которые он постоянно сушил для себя. Налил ей в кружку душистого травяного чая. Она взяла этот кусочек, как самую драгоценную жемчужину, и съела его без жадности, хотя видно было, что очень голодна. - Дай ещё, там их много. Больше ему угостить её было нечем, он ещё не  готовил обед. А она с нежной благодарностью, промолвила: Спасибо.
      - А теперь рассказывай всё по порядку. Куда идёшь?
      - В Очеретино. А до него 10 километров по раскисшему тракту.
      И он приказал: Рассказывай всё! И она, пошарившись у себя под кофтой,
достала какой-то пакет, там было всего две бумажки. Первая - записка, написанная дрожащим почерком: Молю, позаботьтесь о Сонечке. Иду умирать. Мама. И вторая -
свидетельство о рождении, в котором было написано: Софья Владимировна Партизанская. Его как током пробило! У них в партизанском отряде был мальчик "сын полка" по имени Вова. Когда окончилась война и ему стали нужны документы,
ему дали фамилию Партизанский. Неужели?!

         \окончание следует\

        8 мая 2024