О молитве

Человеческий дух не знает более действительного, более чистого утешения,
Чем молитва. Она несет
Человеку сразу очищение и укрепление,
Успокоение И радость, благословение и целение.
И тот,
Кто этого не испытал, пусть лучше не судит о молитве: ему самому
Предстоит еще добиться этого утешения в борьбе и страдании. Тогда он  Почувствует, что приобщился новому источнику жизни и что в нем самом
Началось новое бытие, о котором он прежде не имел даже представления.
Современный человек живет на земле в вечных заботах и опасениях,
Переходя от разочарования к болезни и от личного горя к национальным
Бедствиям. И не знает, что начать
И как преодолеть все это; и подчас
С ужасом думает о том, что этот мутный поток будет нести и заливать его
Вплоть до самой смерти. Однако многое зависит от него самого:
Это он сам
Увеличивает себе бремя жизни и не умеет понять
Истинный смысл несомого бремени. Ибо путь ему указан: ему стоит только Почувствовать свою духовную свободу и открыть свое внутреннее око.
Это и совершается в молитве. Нам всем хотелось бы, чтобы наша
Нескладная,
Угнетающая и часто
Унизительная жизнь началась по-новому и сложилась иначе,
Чтобы она цвела взаимным доверием,
Искренним благожелательством и вдохновением.
Но как достигнуть этого, мы не знаем.
Близоруко рассуждая, мы говорим о «счастии»,
Счастие незаметно вырождается у нас в «удовольствие» и «наслаждение»,
А в погоне за наслаждениями
И удовольствиями мы забредаем в болото и не знаем, что начать.
Но путь, Ведущий к жизненному обновлению, известен и не так труден:
Мы должны почувствовать сердцем священное в жизни,
Сосредоточиться на нем нашим созерцанием и зажить
Им, как драгоценным И самым главным. А это и есть путь молитвы.
Нам нельзя тонуть в несущественностях быта.
Тот, кто живет ими, тот привыкает к пошлому существованию
И сам превращается, по слову юного Гоголя, в «существователя».
И вот нам необходимо научиться верно различать духовный ранг
Жизненных содержаний
И приучиться сосредоточивать свое внутреннее внимание
На божественной сущности вещей, явлений и событий.
Ибо жизненные содержания не равны,
Не равноценны, не равнозначительны. Среди них
Есть ничтожные и есть священные; есть такие, которые
Возводят душу и сообщают ей особую глубину и крепость, и есть такие, которые Незаметно разлагают и обессиливают ее,
Делают ее
Мелкою, страстною и слепою. Есть такие,
Которыми стоит жить, и есть такие,
Которыми не стоит жить.
Надо научиться распознавать их, выбирать существенно-священные и жить
Ими.
Тогда и сам человек станет «существенным», он поймет смысл
И цель жизни и войдет в живую связь со священной сущностью зримого мира.
И путь к этому умению указывает и прокладывает молитва.
И пусть не думают люди, что вступить на этот путь – зависит не от них;
Что бывают
Чрезмерно тяжелые времена, которые затрудняют
Молитвенное обновление жизни; и что земная
Человеческая власть может лишить
Человека внутренней свободы и поработить
Его несущественностями быта. Ибо на самом деле тягчайшие времена
Посылаются людям именно для того, чтобы они
Опомнились и обновились; и нет на свете земной власти,
Которая могла бы погасить
Нашу внутреннюю свободу –
И прежде всего, свободу
Молитвы – и которая могла бы помешать
Нашему очищению от пошлости.
Поэтому надо признать,
Что жизнь сама по себе есть как бы школа молитвы,
Или воспитание к молитве.
И даже тот,
Кто совсем никогда не молился, может быть приведен
К молитве самою жизнью. Ибо для каждого
Неверующего может настать
Время величайшей беды, когда его захваченное врасплох
И потрясенное сердце вдруг начнет
Молиться из своей последней глубины – в такой
Скорбной беспомощности, такими вздохами отчаяния,
Такими вдохновенными призывами, о коих он дотоле и не помышлял.
Тогда он
Почувствует как бы землетрясение во всем своем
Естестве, и неведомое пламя охватит душу его.
Может быть даже так,
Что человек при этом сам не будет знать,
К  Кому он взывает, и уже совсем
Не будет представлять себе,
Откуда и какое может прийти спасение.
Он взывает
К кому-то, кто все может,
Даже и невозможное;
Он молит этого
Неизвестного
О помощи, которая уже не в человеческих силах, – молит
В твердой уверенности,
Что есть на свете истинная Благость
И она внемлет ему. И к этой неведомой, но всемогущей Благости
Он и обращается с молитвой, которая, как водный поток,
Внезапно прорывает все прежние плотины... Он говорит с этим Существом
Так, как если бы он видел Его перед собою, как если бы он знал Его
От века... И потом,
Когда проходит этот порыв, у него остается такое чувство,
Что он всегда веровал в этого Всеблагого-Всемогущего,
Всегда предполагал Его присутствие –
Каждым дыханием своим, и вот только теперь впервые нашел Его.
То,
Чего ему доселе недоставало, был душевный подъем
К молитвенному вдохновению. Ему нужно было мужество сердца, чтобы противостать
Всем своим и чужим предрассудкам; нужна была
Цельность души, возникшая ныне из инстинктивного отчаяния; ему нужна была
Мудрость сердца,
Которая восторжествовала бы над глупостью ума;
Вдохновение, не посещавшее душу в пыли и грязи. Может быть,
Он уже и сам замечал это, ибо чувствовал себя
Расколотым и исцеленным. Может быть,
Он даже мучился этим, но не умел
Или не хотел
Преодолеть в себе
Внутреннюю раздвоенность, и потому «запрещал» себе
Молитву по соображениям «внутренней честности»...
В этом
Обнаруживается вообще влияние нашей эпохи, «верующей»
В ум, в анализ и культивирующей всяческое разложение...
И только великие бедствия нашего времени
Дают нам способность преодолеть эти внутренние препятствия:
Они потрясают все наше существо до корня, смывают
Предрассудки, обнажают наше трепещущее чувствилище и превращают
Жизнь в действительную школу молитвы. Дело в том,
Что настоящая молитва требует всего человека и захватывает Его целиком.
Она может излиться и в связных словах,
Но она
Может и не найти их, и молящийся будет вместе с Андреем Юродивым лишь восклицать
В слезах: «Господи! Господи!...» И это единое, сердцем насыщенное слово
Будет весить более,
Чем множество душевно-полупустых слов. Молитва может
Найти себе выражение
И в благочестивых движениях
И обрядах; но бывают и такие молитвы, при которых внешние движения
И свершения отпадают совсем. Тяжело раненный не может даже
Перекреститься.
Неподвижно лежащий в окопе не смеет даже пошевелиться.
А люди, живущие в эпоху гонения на веру, во время
Церковного террора, вырабатывают в себе умение
Молиться внутренней молитвой сердца, которая горит внутренним огнем
При совершенно неподвижном, ничего не выражающем лице.
Это пламя внутренней молитвы
И есть важнейшее и драгоценнейшее в религии.
Оно требует всю душу человека. Здесь
Все цвета сливаются в белый цвет;
Все способности души – в единую силу. Феофан Затворник описывает это состояние
Так: «Собранный должен гореть».
Здесь мысль не думает, не анализирует, не размышляет, не сомневается, но отдает Свою пристальность, свою интенсивность в общий и единый огонь.
Здесь нет отдельных волевых решений,
Но вся стремящая сила воли
Направлена целиком к единому Предмету. Сердце с его глубоким
И нежным чувствилищем становится главным горном
Души; именно в нем сосредоточивается и сила созерцания, исходя из него
И возвращаясь в него.
Вот почему молитва есть некий сердечный жар,
Который все вовлекает в себя,
Расплавляет и делает текучим. Она
Есть некий духовный свет,
Собирающий лучи, подобно увеличительному стеклу, в единый центр:
В этом центре начинается горение.
Неопытному человеку нередко кажется, что это горение
Есть его личное, субъективное состояние, которым все и ограничивается.
Но на самом деле это горение
Вводит личную душу в сверхличное пламя,
Отзывающееся на личный призыв и включающее
В Себя лично возгоревшееся сердце. Человеческий огонь может и должен приобщаться в молитве Божьему Пламени – и в этом состоит
Таинственный смысл
И благодатная сила молитвы. Сердце человека воспламеняется
Божественным Огнем и уподобляется
«Неопалимой купине». Личный огонь растворяется в Божием,
И человек
Теряет себя в Его Огнилище. В настоящей
Молитве человек забывает и теряет себя:
Он уже не помнит, что он «есть», не ощущает
Своего земного естества;
Он видит и чувствует себя
Как бы в некоем огненном столпе, восходящем вверх, и слышит,
Как из души его восходят «неизреченные воздыхания» «самого Духа» .
И в этом свете и огне он становится дотоле,
Доколе
Выносит его сердце и дыхание.
Возвращаясь к себе после такой молитвы, человек чувствует себя
Так,
Как если бы он удостоился посетить свою исконную и священную родину; как
Если бы обновилось самое естество
(Субстанция) его духовной Личности; как если бы его
Омыл благодатный поток
Чистоты видения и ведения, утешения и покоя. Он удостоверился в том,
Что приобщившись  к этой благодатной силе, он напился
Из источника жизни и любви.После такой молитвы, –
Даже если она продолжалась всего единую минуту, – У человека остается в сердце Некий неугасающий, сияющий
Угль, который разливает свое сияние
Через все внутренние пространства личной души и всегда готов снова
Вспыхнуть лично-сверхличным пламенем.
Это можно  так описать: от настоящей молитвы остается в душе тихое, тайное,
Бессловесное молитвование, подобное немеркнущему, спокойному,
Но властному свету. Оно непрестанно излучается из глубины сердца,
Как бы желая осветить и освятить
Все жизненные содержания души.
Это как бы тихое дуновение Божие,
Идущее из потустороннего мира.
Это есть как бы незакрывающаяся дверь в алтарь, к священному месту Божьего Присутствия.
И отсюда у человека возникает это дивное чувство,
Будто потустороннее
Стало посюсторонним
Для его сердца и совести.
А между тем, жизнь совершает свой неудержимый ход;
И человеку иногда кажется, что не произошло ничего особенного, только, что в нем Живет это сияние безмолвной, тихо-трепетной молитвы, ни о чем
Не просящей и ничего не домогающейся, и что он знает
Об этой открытой ему двери соединения, и знает,
Что она ведет к ключу целительной воды.
Поэтому он может вершить свои жизненные дела, есть, пить
И спать, напряженно работать и предаваться отдыху, а внутренний свет
Не покидает его: он будет мерою вспыхивать и очищать его душу, светить
Ему во всех его жизненных делах, освещая
В них добро и зло, утверждая его в благе и отнимая
У него возможность совершать злые, черствые, низкие и пошлые поступки.
Человек может забывать про этот, тихо тлеющий в нем,
Угль безмолвной молитвы; но угль этот будет неосязаемо вершить свое
Великое дело – жизнеосмысливающее, очистительное, освящающее
И исцеляющее.
И стоит только человеку опять постучаться в эту дверь и воззвать
К этому свету – и снова разгорится огонь,
Запоет сердце, заструится живая любовь,
Заговорит чистая совесть и раскроется перед ним
Дверь в потусторонний мир с дивной перспективой личного бессмертия.
И опять он почувствует себя у брега земной жизни
И услышит дыхание Божие в себе и в мире.
Но теперь он уже знает,
Что его начальная молитва,
Предпогибельная молитва
Ужаса и отчаяния – была лишь первым,
Беспомощным порывом, лишь первым шагом по новому пути.
Теперь он молится уже по-иному: свободным воспламенением,
Непрерывным излучением,
Всецелым включением
Своей жизни. И эти виды молитвы суть высшие. Их бывает много, столько,
Сколько
Человеку доступно отдельных жизненных актов.
Всех видов молитвы «столько, сколько в одной душе
Или во всех душах
Может порождаться разных состояний и настроений» .
Есть молитвы благодарности, преклонения,
Смирения, покаяния и очищения.
Молитва может внимать
Дыханию Божию, созерцать
Мудрость Творца и даровать человеку очевидность; молитва может
Сомневаться, вопрошать,
Отчаиваться, скорбеть и призывать.
Коперник молитвенно внимал законам природы.
Фехнер молился вместе с цветами и деревьями. Сегантини преклонялся перед горами, Как перед алтарями
Божиими. Ломоносов молился вместе с северным сиянием.
Державин – созерцая бренность земного и бессмертие Божественного. Пушкин – каждым Актом вдохновения. Лермонтов – с ландышами у ручья.
Человеку дана
От Бога
Великая молитвенная свобода,
Свобода превращать каждый акт
Своей жизни и своего труда
В творческую молитву; наподобие той чудесной молитвы сеятеля, которую
Приводит Лесков в «Соборянах»:
«Боже, устрой,
И умножь,
И возрасти, на всякую долю человека голодного и хотящего,
Просящего, произволяющего, благословляющего
И неблагодарного»...Так, есть молитва изнеможения,
Произносимая со многими слезами и дающая укрепление:
«Господи, не могу больше»...
И есть молитва без слов и без слез, мгновенная, созерцательно-лучевая:
Единый взгляд духовного ока, направленный горе – «Он есть. Он бдит и я есмь
Его орудие». Это молитва утешения и силы.
И есть молитва
Сердечного тепла,
Подобная этой: коснуться в самом себе Его неугасающего угля;
И только. А в путях
И страданиях личной жизни всегда будет иметь судьбоносное значение
Молитва служения и одоления:
«Вот я, перед Тобою, Господи, слуга Твой, ищущий только воли Твоей.
Научи меня верно служить
Тебе всяким дыханием и деянием моим.
Пошли мне силы Твоей, мудрости Твоей,
Вдохновения Твоего. Не отдай меня на поругание врагам Твоим;
Изведи меня от угроз их.
И соблюди
Мою свободу в жизни и творчестве, ибо свобода моя – в свершении воли Твоей».
И на этих путях жизнь становится школой молитвы,
А молитва –
Истинным источником жизни
И творческой силы.

Подсобн. лит-ра И.Ильин