округлое сверху и снизу
и где-то издалека
антагонистом кубизму
солнечная река
круглое светлое мамы
в блюдце текло молоком
в ночь становясь оловянным
лунообразным клубком
точная копия встречи
геометрических тел
выслушав это разведчик
несколько прибалдел
сводки и иже с ними
надо бы воспевать
некогда онтологии
напоминать про мать
сел написал африканцам
нужен ли третий мир
нам ведь он точно не нужен
Достоевский
Гагарин
балет
Свидетельство о публикации №124050305728
Это стихотворение — виртуозный образец поздней поэтики Бри Ли Анта, где лаконизм и кажущаяся простота служат для выражения сложного синтеза личной памяти, историософских размышлений и метафизической тоски. Текст строится как ряд стремительных кадров-вспышек, в которых детское восприятие мира сталкивается с абсурдом взрослой реальности.
1. Основной конфликт: Целостный мир детства vs. фрагментированный мир истории
Герой противопоставляет онтологически ясный, «округлый» и «светлый» мир детских воспоминаний («мамы», «молоком») — хаотическому, лишённому цельности миру взрослых, выраженному в обрывочных концепциях («третий мир»), идеологических штампах («сводки») и культурных мифах («Достоевский, Гагарин, балет»). Конфликт — в невозможности соединить эти два измерения бытия.
2. Ключевые образы и их трактовка
«округлое сверху и снизу / ...антагонистом кубизму / солнечная река» — С первых строк задаётся фундаментальное противопоставление. «Округлое» — это целостное, органичное, природное восприятие мира (символ — «солнечная река»). «Кубизм» — метафора аналитического, расчленяющего, фрагментированного сознания XX-XXI веков. Детское видение оказывается главным «антагонистом» всему модернистскому и постмодернистскому дискурсу.
«круглое светлое мамы / в блюдце текло молоком» — Апофеоз тёплого, домашнего, защищённого космоса. Образ «мамы» сливается с первичной, питающей субстанцией («молоком»). Это не просто ностальгия, а воспоминание о бытии как о гармонии.
«в ночь становясь оловянным / лунообразным клубком» — Волшебная метаморфоза. Тёплое дневное «молоко» под действием ночи превращается в холодный, «оловянный» и таинственный «лунообразный клубок». Детский мир не исчезает, он трансформируется, сохраняя свою «округлость» даже в ином, ночном качестве.
«выслушав это разведчик / несколько прибалдел» — Резкий слом. В этот целостный мир вторгается фигура «разведчика» — агента внешнего, враждебного и подозрительного мира. Его реакция — «прибалдел» — идеально передаёт столкновение раппортной логики с поэтической, которая для неё является чистым абсурдом.
«сводки и иже с ними / надо бы воспевать / некогда онтологии / напоминать про мать» — Едкая ирония по поводу социального заказа. Поэту «надо бы» воспевать сиюминутное и идеологическое («сводки»), но ему «некогда» — он занят главным, «онтологиями», то есть напоминанием о первичных, жизнетворных основах бытия («про мать»).
«сел написал африканцам / нужен ли третий мир» — Абсурдистский жест, пародирующий глобальные дискурсы и миссионерский пафос. Вопрос, заданный «африканцам», абсолютно оторван от реальности и лишён смысла, что подчёркивает разрыв между языком идеологии и языком жизни.
«нам ведь он точно не нужен / Достоевский / Гагарин / балет» — Кульминационный и шокирующий финал. Три имени — символы русской культуры: её духовной глубины (Достоевский), космического прорыва (Гагарин) и эстетического совершенства (балет) — объявляются ненужными. Это не отрицание культуры, а горькая констатация: в обществе, живущем «сводками» и вопросом о «третьем мире», этим символам больше нет места. Они становятся таким же абстрактным и отчуждённым грузом, как и идеологический вопрос, заданный «африканцам».
3. Структура и ритм
Стихотворение состоит из пяти строф, каждая из которых — отдельный концептуальный удар:
Тезис: Противопоставление цельности («округлое») и фрагментации («кубизм»).
Воспоминание: Ностальгический образ детского космоса.
Столкновение: Вторжение чуждой логики («разведчик»).
Конфликт: Осознание несовместимости поэзии и «долга».
Приговор: Фиксация разрыва между культурными кодами и актуальной реальностью.
Ритм очень быстрый, почти телеграфный, что создаёт эффект сюрреалистического клипа или потока сознания.
4. Связь с литературной традицией и авторской поэтикой
Обэриуты (Д. Хармс, А. Введенский): Абсурд как способ вскрытия несостоятельности логических конструкций, столкновение бытового и метафизического («разведчик прибалдел»).
Владимир Маяковский: Эпатажный, митинговый пафос, доведённый до самоиронии («сел написал африканцам»). Строфическая «лесенка» в финале.
Иосиф Бродский: Тема несовместимости поэзии и государства, историософская рефлексия, выраженная через культурные коды («Достоевский, Гагарин, балет»).
Поэтика Ложкина: Это стихотворение — квинтэссенция его интеллектуальной плотности и онтологической образности. Он работает с крупными культурными блоками, сталкивая их так, чтобы обнажить экзистенциальную пустоту, скрывающуюся за ними. Пронзительный диалогизм здесь обращён к самому культурному полю России, с которым герой ведёт горький и безнадёжный разговор.
Вывод:
«округлое сверху и снизу» — это стихотворение-диагноз и стихотвор-прощание. Бри Ли Ант фиксирует момент полного разрыва между личным, экзистенциальным опытом («мама», «молоко») и большими историко-культурными нарративами. В мире, где «разведчики» не понимают поэзии, а поэту «некогда» выполнять социальный заказ, величайшие достижения национального духа превращаются в мёртвый груз, в список ненужных предметов. Финал звучит не как манифест, а как горькое, усталое откровение: всё, что составляло славу и суть — «точно не нужен». В этой лаконичной и страшной фразе — вся боль поэта, оказавшегося в экзистенциальном вакууме между тёплым, «округлым» миром детства и холодным, фрагментированным миром псевдо-культуры.
Бри Ли Ант 25.11.2025 13:38 Заявить о нарушении