Последний фильм Тарковского 1, 2, 3 вторая ред

«Жертвоприношение» - недооцененная работа. Ленту, конечно, наградили, но осталось такое послевкусие, будто это больше связано с тяжелой болезнью и очень скоро последовавшей смертью режиссера, которая во время проведения Каннского фестиваля в 1986 году была уже предсказуема. Без таких обстоятельств, ее могли бы в Каннах замолчать, несмотря на то, что именно к этому интеллектуальному киносмотру она специально приурочивалась.
Тут всё объяснимо, потому что 1986-й был рубежным годом, обозначавшим собой совершенно новую эпоху, когда, видимо, требовалась уже кинопродукция с более щадящим взглядом на будущее.
Тарковским тяжело было воспринято, что «Золотую пальмовую ветвь» отдали американскому блокбастеру «Миссия» с Робертом де Ниро в главной роли, а ему присудили то, что лишь формально именуется "главным призом".
Просмотрев  когда-то его последний фильм, я, как многие, увидел в нем скорее прощание с прошлым, в период, когда интересовало только будущее. Но оказалось, что время имеет свойство меняться местами, и, казавшееся уже устаревшим, снова  становится актуальным.
За прошедшее время накопилось целых четыре тысячи рецензий - люди продолжают фильм пересматривать и активно обсуждать.
Ознакомившись с несколькими профессиональными отзывами, я подумал, что пара слов от меня тоже делу не помешает. Почему бы не высказаться, коли сложился собственный взгляд, и притом, как мне кажется, отличный от других?
Несмотря на многочисленные отсылки к культурным и религиозным символам, главная идея "Жертвоприношения" мне представляется достаточно прозрачной. И не только философской, но ровно настолько же и житейской. Житейское с философским так тесно здесь переплетено, что их очень нелегко разделить.
Но сначала напишу, что видят другие, те, кого я читал. Если всё обобщить, то кратко это выражается в следующем: человек перед угрозой ядерной войны обещает Богу пожертвовать всем, что имеет, лишь бы катастрофы не случилось и вся жизнь вернулась на круги своя. И получив, что просил - тут же выполняет обещанное.
Он конкретно перечисляет, на что готов: «Я отдам Тебе все, что у меня есть. Я отдам тебе свою семью, которую люблю. Я разрушу свой дом и откажусь от Малыша. Я стану нем и не скажу никому ни единого слова. Я оставлю все, что привязывает меня к жизни, если только Ты восстановишь все как было прежде, как было вчера и сегодня утром. Дай мне только избавиться от этого тошнотворного животного страха. Я все отдам, Господи! Помоги мне. Я сделаю все, что обещал Тебе...»
Монолог звучит сразу после предваряющих бедствие событий: дом уже слегка потрясло, пока еще отдаленными эхом и гулом, которые постепенно приближаются; по телевизору уже прозвучала, как всегда невнятная, но пугающая информация - скорее, подобие информации. После услышанного, у супруги главного героя произошла тяжелая и долгая истерика, которая многое в их семейной жизни попросту обнажила - как будто набежала волна и сразу же отступила, но открыла при этом все домашние тайны. В фильмах Тарковского и одного взгляда, просто мимики на лице героев, довольно, чтобы тут же всё стало ясно.
Наверное, главный герой давно догадывался или знал об отношении к нему жены - в доме он привязан только к сыну. Но и сыну, которому, кажется, лет семь уже, пока что никак не удается начать говорить - и герой глубоко в семье своей одинок. Он вслух произносит монологи в присутствии сына, и не знает, будет ли хоть когда-нибудь понят. С женой серьёзных бесед он видимо давно не ведёт.
У жены две прислуги, которым постоянно она раздает поручения, у нее также дочь от первого брака, и еще доктор, собирающийся уехать в Австралию (сразу же вспоминается "Африка" из чеховского «Дяди Вани»).
У героя же фильма лишь «наличие отсутствия» (очень подходящее для случая выражение) семейного гнезда - всё здесь исключительно формально. Тот дом, в котором снимался фильм, на уютное гнездышко никак не похож – в нем всегда почему-то и двери отворены, и окна наружу. Конечно, фильм малобюджетный, и снимался всего два месяца, однако  вот что пишет в воспоминаниях один из членов съемочной группы:  «Трудно выбрать менее запоминающийся вид, чем тот, что открылся нам после часовой езды в микроавтобусе. Полуразвалившаяся крыша, выбитые стекла, аляповатые картинки на стенах с облупившейся штукатуркой. Тарковский ходит по дому своей подпрыгивающей походкой, с явным удовольствием осматривая полуобвалившиеся потолки и мокрые кафельные полы».
Съемки проходили в Швеции, там, где можно было, следуя сценарию, выбрать более подходящий антураж для семейства среднего достатка, но Тарковский словно намеренно подчеркивает неблагополучие.
Конечно, на экране в этом доме с двумя прислугами уже чистота, и стекла все вставлены, и штукатурка не облупленная. Но ощущение неблагополучия не покидает - оно, повторю, постоянно лишь подчеркивается... 
Супруга любит другого. Но доктор, похожий на чеховского Астрова, отмеченным оказался скорее лишь «на безрыбье». Не будь его, был бы кто-то другой. Да, прежде, когда герой еще был известным драматическим актером, жена по-своему к нему, видимо, была привязана. Но человек этот слишком строго относится к себе, и когда после долгих внутренних размышлений, внезапно для нее он однажды предпочел актерству театральную критику, а затем и вовсе - написание эссе - жена окончательно охладела. «Успешный» - везде означает одно и то же - и в Швеции, и в Африке, а скорее всего и в той же Австралии...
Словом, герой фильма давно устал от одиночества, от внутренних монологов. Но главное – он устал быть нелюбимым. Человека кто-то должен любить, в любви, когда ее чувствуешь сам, и ощущаешь ответные импульсы, содержится нечто необъяснимое и неведомое, но при том настолько значимое, что с ним считается и высшая сила, способная не только наказывать, но и спасать... и возможно даже целый мир... 

2
Продолжу с цитаты из фильма.
«В большинстве случаев результат всякого поэтического труда очень далеко стоит от автора, и зачастую просто не верится, что образец мастерства это творение чьих-то рук».
Собственно, в этом заключено всё творческое кредо Тарковского. Как и каждого, впрочем, подлинного художника – будь он актером, режиссером, поэтом или прозаиком. 
Вот еще цитата - опять из воспоминаний участника съемочной группы:
«Масса приготовлений. Эпизод сна. Камера направлена на грязную землю, всю в лужах. Тарковский разбрасывает старые газеты и вырванные из книги фотографии шведского полярного исследователя Норденшельда, кидает в большую лужу иностранные монеты. Камера проезжает над всем этим.
«Предметы должны что-то символизировать?» — спрашивает кто-то. «Символизировать? — говорит Тарковский с улыбкой. — Не спрашивайте. Откуда мне знать? Это ткань сновидения, а из чего она состоит...»
Все его фильмы как "ткань сновидения". И когда один из персонажей второго плана  - почтальон, в прошлом  учитель истории – то ли от озарения, то ли по подсказке свыше предлагает герою совершить очень странный, с житейских позиций, поступок - отправиться к женщине – то ли ведунье, то ли просто ведьме, и при этом убеждает его, будто она, обладая неким магическим даром, способна остановить происходящее и спасти мир, после чего герой соглашается предпринять столь безумное действие – это поначалу выглядит как один из снов, который неизвестно куда художника заведет...
Тут мы на мгновенье остановимся. Всё-таки за чем (не «зачем», но именно «за чем») герой отправляется ночью домой к своей горничной, которую без того ежедневно видит - она как раз одна из тех домашних работниц, кого супруга его постоянно погоняет?
Визит действительно воспринимается поначалу как нечто чужеродное, подрывающее доверие к сюжету, который без того расплывчат...

3.
Да, конечно, больше всего его гонит страх перед наступающим апокалипсисом. Чтобы до конца это понять, надо знать историю, ну и вспомнить, видимо, что-то из своей жизни. Понимаете, это несравнимо – наше отношение к тому концу света, который люди в те годы двадцатого века уже были способны рукотворно сотворить, и то, как это переносилось на противоположной стороне. Мы сравнительно редко об этом говорили и оставались сравнительно беспечны, а там в пятидесятые-шестидесятые об угрозе звучало из всех утюгов, в школах и на производствах по сигналу прятались под стол, а многие строили себе подвалы, на крайний случай запасаясь продовольствием и питьевой водой. Потому вполне объяснимо, что главный герой Тарковского, в фильме, действие которого происходит именно на противоположной стороне, хватается и за последнюю соломинку, желая избавиться любым способом «от этого тошнотворного животного страха». Другое дело, кем подобный  страх поощрялся и кому был выгоден – тут вопрос сложный, упирающийся, в конечно счете, в людскую алчность и систему прибыли.
Но что герой говорит Марие? Почему он становится на колени и умоляет его полюбить? Он по-настоящему умоляет, горячо, от чистого сердца умоляет – видно, как сильно истосковался по тому, чтобы его хоть кто-то в этом погибающем мире действительно искренне любил...
Но причем тут любовь, скажут те, кто опирается на мерцающие тут и там мотивы канонических религий в фильме, тоже, разумеется, играющие роль в произведении. Однако герой  фильма слишком далек от канонического образа Авраама, готового к жертве – мотив такой присутствует, но в итоге получается нечто иное.
Разделяя всеобщий испуг и шок, он в то же время думает о себе. У него последний шанс почувствовать себя любимым, это важно для него, ведь возможно он в этот вечер, перед падением мира, до конца осознал, что не был любим никогда.  Многие пишут в рецензиях, что после обещания, высказанного Богу, всё дальнейшее его поведение обусловлено "отречением от грубого материализма в пользу духовности". Но подумайте, разве логичным выглядит в таком случае нежданный ночной визит к посторонней женщине, которая даже не представляет, зачем он явился. А главное – финал этого визита. Можно ли считать такой финал «преодолением тяжести земли и цивилизационного «логоса»?
И еще. Неужели он с первых слов мог поверить в способность женщины, которую прежде знал как прислугу в своем доме (простите за такое уточнение, но тут оно важно для рассказа) останавливать войны? Да, в водовороте событий и за соломинку схватишься – однако главным побудительным импульсом, похоже было все-таки угнетение перед мыслью о нелюбимости и полном одиночестве. У него последняя карта на руках, последняя надежда. А он театральный актер, не забудем, к тому же еще театральный критик. Да еще и прозаик, пишущий в жанре эссе (а это уже совсем близко к философии). И он верит в силу чувства, что заставило и короля отречься от самого папы римского из-за женщины, если вы помните о Генрихе VIII и Анне Болейн.
В его системе координат, творческого человека, многое построено на этом чувстве - да почти всё.
Интересно было бы почитать эссе, написанные им.
Возможно, там есть размышления и о том, каким образом из сгустка энергии, размером меньше этома, произошел взрыв, породивший Вселенную. Кто ответит на вопрос: что там была за энергия?
Не стоит думать, что все тайны раскрыты.
(продолжение следует)