Eugene Onegin, chapter 4, strophes 34 - 39

XXXIV               
Поклонник славы и свободы,                Fan of glory and freedom rights,
В волненье бурных дум своих,              In excitement of stormy thoughts,
Владимир и писал бы оды,                Vladimir would odes write,
Да Ольга не читала их.                But Olga read them not.
Случалось ли поэтам слезным               Have lyric poets ever had a chance
Читать в глаза своим любезным             To read in front of the loved ones
Свои творенья? Говорят,                Their creations? They have said,
Что в мире выше нет наград.               In the world no higher award.
И впрям, блажен любовник скромный,        Indeed, blessed a humble lover,
Читающий мечты свои                Disclosing their best objective
Предмету песен и любви,                To the cutie nicely-impassive,
Красавице приятно-томной!                The subject of songs and love!
Блажен... хоть, может быть, она           Blessed... while she may
Совсем иным развлечена.                Like entertainment in other way.

XXXV
Но я плоды моих мечтаний                But the fruitions of my dreams
И гармонических затей                And harmonic planned poems
Читаю только старой няне,                I read only to the old nanny,
Подруге юности моей,                My youth best companion,
Да после скучного обеда                Or after a very boring dinner
Ко мне забредшего соседа,                I press by tragedy in the corner
Поймав нежданно за полу,                A neighbor who strayed my premises,
Душу трагедией в углу,                Having caught his sleeve by surprise,
Или (но это кроме шуток),                Or (but this is all aside jokes),
Тоской и рифмами томим,                Languished by longing and rhymes,
Бродя над озером моим,                Wandering at my lake realm,
Пугаю стадо диких уток:                I scare a flock of wild ducks:
Вняв пенью сладкозвучных строф,           Hearing song of sweet strophes,
Они слетают с берегов.                They from the shore take off.

XXXVI,  XXXVII
А что ж Онегин? Кстати, братья!           What on Onegin? Apropos, brothers!
Терпенья вашего прошу:                I do ask for your patience:
Его вседневные занятья                All his regular daily activities
Я вам подробно опишу.                I'll describe to you in depth.
Онегин жил анахоретом:                Onegin lived as an anchorite:
В седьмом часу вставал он летом           Got up in summer before eight
И отправлялся налегке                And in light attire headed straight
К бегущей под горой реке;                To the river running under height;
Певцу Гюльнары подражая,                Imitating the singer of Gulnare,
Сей Геллеспонт переплывал,                Across this Hellespont swam,
Потом свой кофе выпивал,                Then he had his coffee time,
Плохой журнал перебирая,                Looking through inferior journal
И одевался...                And got dressed...

XXXVIII, XXXIX
Прогулки, чтенье, сон глубокой,           Walking, reading, sound snooze,
Лесная тень, журчанье струй,              Streams murmur, forest shadow,
Порой белянки черноокой                Sometimes a fresh young kiss
Младой и свежий поцелуй,                Of a black-eyed maiden.
Узде послушный конь ретивый,              Zealous horse, obedient to briddle,
Обед довольно прихотливый,                Dinner which was pretty fanciful,
Бутылка светлого вина,                Nice white wine bottle,
Уединенье, тишина:                Solitude, quiet stiffle:
Вот жизнь Онегина святая;                This was Onegin’s holy existence;
И нечувствительно он ей                And he to it fully surrendered,
Предался, красных летних дней             Not counting summer days red,
В беспечной неге не считая,               In a far away careless bliss,
Забыв и город, и друзей,                Forgetting both friends and city,
И скуку праздничных затей.                And ennui of holiday activity.