Свобода воли

Тема глубокая и захватывающая — свобода воли. И, как я правильно поняла, отнюдь не Василий Андреевич Ключарёв является генератором идеи иллюзорности свободы воли. Хоть он и профессор, и специалист в науке нейроэкономики. (Очень интересная наука. Изучает тему: "Если ты такой умный, почему ты такой бедный?") Вопрос имеет исторически глубокие корни. В Википедии есть этот материал. Я не вижу нужды повторять.
Приведу лишь определения основным понятиям.
Детерминизм — это доктрина о всеобщей причинности. Согласно детерминизму, всё происходящее в мире, включая ход человеческой жизни и человеческой истории, предопределено.
То есть понятно, да? Книга или уже написана, а все мы персонажи в этой уже кем-то (или чем-то, законами мироздания например) написанной книге. Или книга всё ещё пишется, но не нами, а, допустим, макаронным монстром за 700 милисекунд до того, как событие произойдёт.
Индетерминизм в философии науки — концепция, согласно которой фундаментальные законы природы имеют вероятностный характер, а случай является не только равноправной по отношению к необходимости сущностью природы, но и более фундаментальной, позволяющей объяснить её самотворящий и эволюционный характер. Противоположен детерминизму.
Звучит неуютненько. Даже Альберт наш светоч-пересветоч Эйнштейн возмутился: «Бог не играет в кости». Эйнштейн верил в детерминизм, что положение каждой частицы во Вселенной можно в принципе определить и рассчитать. А принцип неопределенности Гейзенберга говорит о том, что невозможно одновременно определить координаты и энергию частицы. В принципе невозможно, а не потому что определялка китайская.
То есть мы имеем детерминизм и индетерминизм (метафизический либертарианизм), обе эти позиции сходятся в одном: детерминизм и свобода воли несовместимы. Просто детерминисты говорят: «да всё так и есть, свобода воли — иллюзия». Индетерминисты: «фу, какие вы глупые. Миром правит стохастичность. А потому и свобода воли имеет место быть».
Так вот и те и другие подпадают под одну категорию: они инкомпатибилистские (ага, язык сломаешь, Эйяфьятлайокудля им, вишь ли, мало). Но, разумеется, то, что есть с «ин», без «ин» тоже не скучает. И что же у нас такое компатибилистское? А это отрицание, что детерминизм и свобода воли связаны брачными узами. Неважно, истинна ли доктрина детерминизма или ложна, но тот, кто разбил хрустальную вазу, будет стоять в углу.
Существует также точка зрения, что свобода воли невозможна как при детерминизме, так и при индетерминизме. Я специально выделила эту т.з., даже никак замысловато не названную. Потом пригодится.
Инкомпатибилист может как признавать свободу воли и отрицать детерминизм, так и отрицать свободу воли и признавать детерминизм. Это не я такое придумала, а Википедия. Чёрт ногу сломит с этими инкомпатибилистами. Придерживаются противоположных точек зрения, а называются одинаково.
Философы первого типа называются либертарианцами, второго — жесткими детерминистами.
Всё. О философии больше не буду. Хотя эта убогая выжимка исключительно в качестве замочной скважини, глянуть одним глазком, что картина есть, но оценить достоинство полотна в эту дырочку невозможно. А надо повернуть ключик, войти и всё рассмотреть и прощупать. И со всеми перезнакомиться, ну там Мартин Лютер, Поль Гольбах, Томас Рид и много другого народу.

Рецензия

Главная цель моего поста — написать рецензию на книгу Сэма Харриса "Свобода воли, которой не существует". Я её прочла и пребываю в недоумении: это што? Это те самые люди, которые учат нас правильно ковыряться в носу? Каким образом столь бесталанная и беспомощная вещь сумела получить такой резонанс? Да пусть этот Сэм Харрис будет хоть трижды доктором наук, атеистом, философом и нейробиологом, но разумyное от чепухи я отличу.
Если Сэм Харрис пишет, как он считает, книгу "Свобода воли, которой не существует", то начинать должен был с истории вопроса, а не пересказывать сюжет из Investigation Discovery про двух психопатов Стивена Хейса и Джошуа Комисаржевски. Для чего здесь этот сюжет? А это завлекалово, кусок мяса собакам, чтобы набежали и скушали.
Казалось бы, даже в науке с приставкой поп- всё равно положено давать определение предмету своих рассуждений. То есть дать определение понятию «свобода воли». Что у Харриса на этот счёт есть? А вот что: «Свобода воли в действительности более, чем иллюзия (или менее), в том смысле, что это понятие не может быть четко концептуально определено. Либо наша воля имеет определенные причины и мы не ответственны за них, либо эти причины случайны и мы тоже за них не ответственны». Понятно, да? Что такое свобода воли непонятно (не может быть четко концептуально определено), но это иллюзия. А наши поступки и деяния либо имеют причины, но мы не ответственны за эти причины (детерминизм), либо причины случайны, и мы тоже за них не ответственны.
Сэм Харрис — это тот самый вариант (я его выделила во вступительной части), когда детерминизм ли, или индетерминизм, или всякая там непролазная лабуда — инкомпатибилистика, это неважно. Свободы воли нет, и Рафик неуиновный! Уаще неуиновный!(с)
Вот здесь и должна была бы закончится эта книга. Свободы воли нет, а люди не более чем биороботы, наподобие той штуки, что самостоятельно елозит по полу и сметает мусор. Хорошо отлажен механизм — хорошо сметает. Плохо отлажен — выплёвывает всё, что насобирал. Виновен ли робот-пылесос в своей плохой сборке? В смысле не в сборке мусора, а как он сам собран.
И вот аналогичной дребеденью заполнены все оставшиеся страницы книги.
Но если на философские аргументы в пользу инкомпатибилизма Сэму Харрису как-то и наплевать, скороговоркой пробормотал: «В философской литературе можно найти три главных подхода к проблеме: детерминизм, либертарианизм и компатибилизм.» То биологические он подаёт с трепетным торжеством и приводит ссылки на следующие эксперименты:«Психолог Бенджамин Либет использовал электроэнцефалограмму с целью показать, что активность в двигательных центрах коры головного мозга может быть зафиксирована за 300 миллисекунд до того, как человек почувствует, что он решил пошевелиться. Другая лаборатория продолжила его работу с использованием магнитно-резонансной томографии (МРТ). Людей просили нажать на одну из двух кнопок, в то время пока они следили за расположенными в случайной последовательности буквами, появлявшимися на экране. Они сообщали, какую букву видят в момент, когда принимают решение нажать ту или другую кнопку. Экспериментаторы обнаружили, что два определенных участка мозга участников эксперимента уже содержали информацию о том, какую кнопку нажмут эти люди, за целых 7-10 секунд до принятия сознательного решения. Дальнейшие эксперименты с прямой записью активности коры головного мозга показали, что данные об активности почти 256 нейронов достаточно, чтобы с 80-процентной точностью предсказать решение человека двинуть рукой или ногой за 700 миллисекунд до того, как это стало известно ему самому.»
Википедия пишет, что «российский биоинформатик Михаил Гельфанд не согласен с тем, что эти эксперименты доказывают отсутствие свободы воли, поскольку неясно, почему свободой надо называть именно вербализованное намерение и почему не может быть ещё не осознанной, не высказанной свободы.» Но я не нашла в сети работу Гельфанда, на которую ссылается Вики.
А потому лично я присоединяюсь вот к этому мнению. Нечто подобное мне хотелось сказать, но раз уже сказано, я просто процитирую:
«Сэм Харис, несмотря на понимание «отвратительности» детерминизма, приводит в своей книге аргументы, якобы доказывающие, что свободы воли у человека нет. Он видит их в частности, в опытах психолога Бенджамина Либета, показавшего, что решение совершить некоторое действие фиксируется на энцефалограмме мозга человека на несколько секунд прежде, чем принимается его сознанием. Аргумент сомнителен, ведь сознание – это руководитель, который, согласно бюрократической логике, и не должен готовить решения. Этим заняты другие структуры мозга, а сознание только его «утверждает». Ничего удивительного, что решение созревает раньше, чем поступает «наверх».
А вот ещё цитата уже из книги самого Сэма Харриса: «Популярная концепция свободы воли базируется на двух утверждениях: (1) что каждый из нас может вести себя иначе, чем вел себя в прошлом, и (2) что мы являемся сознательным источником большей части наших мыслей и действий в настоящем. Как мы видим, однако оба из этих допущений ложны.»
И всё это утверждается без единого доказательства. Эксперименты Бенджамина Либета не в счёт, ибо трактуются они, как в старом анекдоте про таракана, у которого орган слуха расположен в ногах.
А когда читаешь подобное:«Фактически, мы можем быть плохими свидетелями наших переживаний. Посмотрев на ваше лицо или прислушавшись к интонациям вашего голоса, другие часто могут узнать больше о состоянии вашего ума и ваших мотивах, чем вы сами.» Закрадывается сомнение, а уж не троллит ли многоуважаемый автор своих читателей? Кто и что может узнать, если ни у кого нет ни ума, ни мотивов? Марионетка, с которой так любит сравнивать Сэм Харрис человека, не думает. Она поднимает и опускает свои ручки-ножки по воле того, кто дёргает за ниточки. Кстати, а в чьих тогда руках эти ниточки? Самое простое объяснение: в руках Всевышнего. Но Харрис атеист, и даже больше, он в компании с Ричард Докинз, Кристофер Хитченс, Дэниел Деннет — один из всадников Апокалипсиса. Тогда не кто, а что? Если большая часовая пружина, дающая энергию всем, абсолютно всем шестерёнкам мироздания, тогда это детерминизм. Но Сэм Харрисон утверждает, что детерминизм необязателен, свободы воли нет и при стохастической картине мира. Почему? А потому что атеист Сэм Харрис в это верует.

Мозг отдельно, сознание отдельно

И опять о эксперименте Бенджамина Либета
«Эти результаты исследований трудно совместимы с тем, что мы — сознательные авторы наших действий. Один факт сейчас кажется бесспорным: за некоторое время до того, как вы узнали, что вы будете делать дальше — время, за которое вы субъективно ощущали полную свободу вести себя, как вы желаете — ваш мозг уже определил, что вы сделаете. Затем вы становитесь сознательными по отношению к этому «решению» и верите, что вы в процессе его принятия.» То есть все решения принимает мозг. Но вы к этому самому мозгу не имеете никакого отношения. «Каким образом мы можем быть “свободны”, как сознательный действующий субъект, если всё, что мы осознанно делаем является следствием событий происходящих в нашем мозге, которые мы не в состоянии планировать и о которых мы полностью не осведомлены?»
В другом бы случае я предположила, что это у Харриса незакрытый гештальт, не залеченная детская травма: Сэмова бабушка ему русских народных сказок перечитала. Ну помните, да: «...Ушки-ушки, что вы делали? — Мы слушали, чтоб собаки Лисоньку не скушали! — Глазки-глазки, что вы делали? — Мы смотрели, чтоб собаки Лисоньку не съели!» С ножками и так всё понятно. Неувязка вышла с хвостом. То ли у Лисоньки синдром НЦСТ, то ли просто дура. В общем, не следовала Лисоньке высовывать хвост и норы. Это она зря. Но вряд ли, чтобы Сэм Харрис идею о том, что целостный организм — это коллективный проект глазок, ушек, лапок, хвоста и прочих учредителей — почерпнул из русских народных сказок. Скорее — это плод его долгих раздумий и самонаблюдения.
«Например, я выпил стакан воды, и почувствовал себя в полном согласии с решением сделать это. Я хотел пить, и выпиваемая вода полностью соответствовала моему видению того, кем я хотел быть, имея потребности в воде. Если бы я добрался до пива в начале дня, я мог почувствовать себя виноватым; но стакан воды в этот час абсолютно невинен, и я полностью удовлетворен собой. Где в этом свобода? Вероятно, если я хотел бы поступить иначе, я бы сделал это, но все-таки я вынудил себя сделать то, что для меня более полезно. И я не мог определить мои желания, или заранее решить какие будут эффективнее. Мои мысли определяются окружающей действительностью. Почему я не решил выпить стакан сока? Эта мысль не пришла ко мне. Свободен ли я делать то, что просто не пришло мне в голову сделать? Конечно, нет.»
Но идея, что мухи мозг отдельно, а сознание отдельно принадлежит не только Харрису. А вот и ещё сетевая сказительница про бузину в огороде 20:40 «Мне часто задают этот вопрос: «Вы отделяете себя от мозга?» «Да, отделяю, я, правда, не знаю, где я при этом нахожусь, но то, что мозг и я — это не одно и то же, это точно.» Ну где она может находиться? Разумеется, в облачном хранилище. Мозг снабжён душеприёмным устройством. Душа, то бишь сознание, транслируется в тело, пребывает в нём какое-то время. Сетует на то, что и тело не ахти, и время — врагу не пожелаешь, а про спутников жизни вообще молчу. Потом тело изнашивается или ещё какая причина — кирпич на голову — душа лишается возможности посетить своё тело и остаётся на веки вечные в облаке. И таких сказок я вам пачками могу насочинять, Лисонька от зависти сама свой хвост отгрызёт.
И ещё. Хорошо написанный научный трактат — это поступательное движение вперёд. Разворачивание аргументов, сопоставление фактов, оговаривание аксиоматики. Да, вот тому-то и тому-то ещё нет доказательств, но мне кажутся эти утверждения верными. И дальше по всей строгости законов логики: теза, антитеза, синтез. Шаг вправо, шаг влево карается кручением пальца у виска.
А что там такое у Сэма Харриса? — Хождение по кругу. Вот в этом месте он недоумевает: почему он решил выпить воды, а не соку? Страниц через пять опять недоумевает, почему стал пить чай, а не кофе? И в конце книги уже просто SOS о помощи, почему вот он любит пиво больше, чем вино? Я тоже больше люблю пиво, чем вино. Почему? Да плебеи мы с Сэмом Харрисом. Патриции больше вино любят. В общем, если и есть некое поступательное движение, то только в градусе рекламируемых напитков.
Несмотря на мелкокалиберность книги, она безумно затянута. Прыг-скок на одном месте. Ты уже всё сказал на первой (ну, на второй) странице: что такое свобода воли — не знаешь, но зато знаешь, что её нет. И зачем из пустого в порожнее? Для солидности? Да всё равно несолидно.
И вот, в другой раз, я, возможно бы, и промолчала, подумав: а фиг ли я со свиным рылом да в калашный ряд. Но раз уж такие балаболы пургу несут, то и мне не совестно.

По поводу свободы воли

Свобода воли — это один из основополагающих принципов жизни как таковой. Как только некий комочек слизи — коацерват в первичном бульоне — на вопрос: to be, or not to be? ответил ту би! — он сделал свой выбор. Он захотел жить. Вот в этом месте произошёл качественный скачок от химии к жизни. И пошли они все нахрен со своим редукционизмом, жизнь не сводима к тем химическим процессам, которые идут в живой клетке. Или пока ещё в беспомощной капле коллоида неведомо чего, но желающей быть и отстаивать свой гомеостаз во что бы то ни стало.
Это всегда трудно понять: качественный скачок — как это? Вот не было, не было и вдруг появилось.
В апории Зенона Ахиллес не то что черепаху догнать — с места сдвинуться не может, потому что прежде чем пройти весь путь, должен пройти половину пути, а у половины есть своя половина, а у той своя. И так казалось бы до бесконечности, а бесконечность — она ведь бесконечна: «Движенья нет, сказал мудрец брадатый. Другой смолчал и стал пред ним ходить.»(с) Не вербализуя, Зенон постулировал, что у всего есть половина отличающаяся по количеству, но равная целому по качеству. Так вот, разделив атом гелия пополам (да, это непросто), получим два атома водорода, точнее дейтерия. А гелий и дейтерий — это две большие разницы.
Апории Зенона немного не так опровергаются, а через дискретность пространства и времени. Но с этим вопросом к Ричарду Фейнману. Зенон у меня лишь для иллюстрации качественного скачка. Потому что качественный скачок от неживого к живому в разы неощутимие и непонятнее: а с чего это вдруг? Вот если бы я могла ответить на этот вопрос, мне бы от Нобеля денюшек приехало. Богатая стала бы. А я просто так трендю. Но я так считаю: жизнь и свобода воли возникли одновременно. Свобода воли — это свобода выбора. И это только кажется, что быть или не быть — равноценны. «Быть» требует усилий, борется с энтропией, «не быть» нет. Амёба трепетно относится к своему гомеостазу, от палящего солнца прячется в тени большого камня. А большому камню всё равно потрескается ли он под палящим солнцем или нет.
Зачем Вселенной жизнь? Видимо, такая разновидность дуализма. Если есть электрон, то есть и позитрон. Если есть сгустки звёздной пыли, которым безразлична энтропия, то должны быть сгусточки точно такой же пыли, но организованные так, что энтропия для них — враг номер один.
И если у каких-либо прокариотов трудно заметить свободу воли (кое-кому и у людей её трудно заметить), то по мере эволюционного развития она становится всё явственней и отчётливей. И в тот момент, когда рефлексы потеснились, пропустив вперёд более сложную форму поведения — инстинкты, свобода воли уже видна невооружённым глазом. Потому что инстинктов несколько. И если гипотетическому живому существу предъявлены средой сразу несколько раздражителей: еда, половой партнёр и опасность, существо должно сделать оптимальный выбор. От этого выбора зависит и его жизнь, и жизнь его ещё не рождённых потомков. Пусть у прокариотов свобода воли как потенция, просто между жить и не жить они выбрали жить, то живые существа, ещё напрочь не наделённые сознанием, но с развитым инстинктивным поведением, вынуждены выбирать, какой из инстинктов запустить, а какой пусть подождёт. Вот эта вот вынужденность выбора, и не просто выбора, а оптимального выбора, ключевой момент для возникновения разумности и в дальнейшем — сознания.
Да, эволюционно разум развивался из-за вынужденности делать выбор. Сделал неправильный выбор — ушёл с поля. Если ставка не на зубы и когти, а на пластичное поведение, то выигрывает тот, кто правильно выбирает. И в конечном итоге осознанно.
Говоря о свободе воли, которая в той или иной форме присуща всем живым существам, я говорю о норме, о благополучие, об оптимальном спектре выбора, присущего данному виду в среднестатистических обстоятельствах. По внешним или внутренним причинам возможность выбора иногда сходит на нет. Горный баран может провалиться расщелину скал и застрять там. У него есть воля к жизни, но нет свободы, он умирает. У суицидника есть свобода, но нет воли к жизни, он умирает. Это аномалии в отношении свободы воли, это пути к смерти. И нельзя на основании подобных трагических вариантов отрицать свободу воли вообще.

Волюнтаризм по касательной

Правда, вот тут Артур Шопенгауэр не иначе как опыты с мартышками проводил. В одном отсеке клетки банан, в другом юная девственница. Запускают мартыша. Мартыш смотрит на банан, потом смотрит на хорошенькую мартышку. Вздыхает, по предыдущим опытам он уже знает: выберет банан, закроют отсек с мартышкой, выберет девицу — не видать ему банана. Ещё раз вздыхает и делает какой-нибудь выбор. Зато Шопенгауэр имеет полное основание писать: «Каждый может поступать так, как желает, но в любой момент времени он может желать только нечто одно определённое и ничего другого, кроме этого». Так пусть бы он по совету Жванецкого принял одновременно снотворное и слабительное, и посмотрели бы мы на это одно желание.
И чтобы дважды не вставать: «Человек может делать то, что он желает, но не может желать что ему желать». Мне даже не представить: какие такие опыты на людях проводил Шопенгауэр, чтобы прийти к подобным выводам. Наблюдения? Кого он наблюдал, себя? Выборка, состоящая из одного отдельно взятого мизантропа, не считается репрезентативной.
Вся психотерапия, все ААшные сборища, Лайфспрингеры и бог весть что ещё именно этим и занимаются: корректируют желания.
— Есть большое «хочу» для пить, курить, болеть и маленькое — для ЗОЖ. Хочу наоборот.
— За ваши деньги любой каприз.
Не всегда, но иногда у них получается. А следовательно, может человек желать что ему желать.
Понятно, да? Утверждение, что жизнь возникла одновременно со свободой воли, близко подбирается к волюнтаризму как таковому. Хотя свобода воли и «воля к жизни» вроде бы о разном. Просто Шопенгауэр то ли не видел, то ли не педалировал, а может, и отвергал качественный скачок между жизнью и нежизнью. Потому что «мировая воля как некая космическая сила» — это не про жизнь, а про всё подряд.
А про господство мирового зла, которое неискоренимо, иллюзорное счастье, неотвратимое страдание, что коренится в самой «воле к жизни» — это бы надо антидепрессанты пропить.
Боюсь опять увязнуть во всяких философемах. А потому вернусь-ка я к теме. Ибо ещё не доклевала я Сэма Харриса.

Как открыть окно Овертона?

Сэм Харрис постоянно приводит околокриминальные примеры для доказательств, что психопаты не виновны в своих злодеяниях. Им просто не повезло с мозгами.
Если бы я вел курсы по самозащите для женщин, я бы считал совершенно непродуктивным говорить о том, что все человеческое поведение, включая ответ женщины на физическую атаку, предопределено предыдущим состоянием вселенной, и что все насильники, по сути, неудачники, они сами являются жертвами прошлых причин, которые создали не они. Понятно, да? Насильники такие же жертвы, как и изнасилованные ими женщины. Свободы воли нет, никто не виновен в своих преступлениях, никто не вправе гордиться своими достижениями.
Задумаемся на минуту о контексте, в котором наши решения возникают: вы не выбираете ваших родителей, время и место вашего рождения. Вы не выбираете ваш пол и большинство вашего жизненного опыта. Вы не имеете абсолютно никакого контроля над вашим геномом или развитием вашего мозга. И теперь ваш мозг делает выборы на основе предпочтений и убеждений, которые были вбиты в него на протяжении жизни вашими генами, вашим физическим развитием с того момента, как вы были зачаты, и взаимодействиями, которые у вас были с другими людьми, событиями и идеями. Есть ли в этом свобода воли?
Так вот, есть такая вещь как судебная психиатрия. Не Сэм Харрис огульно и скопом решает, что преступники не виновны, а судебный психиатр согласно протоколу выясняет: понимал ли обвиняемый, что у него были и другие — некриминальные пути решения его проблем? Если понимал, то как, насколько? Может статься, что не понимал, был невменяем, то есть в момент преступления не было у обвиняемого никакой свободы воли, а был психоз. Но решать это не Сэму Харрису, а судебному психиатру.
Я уже упоминала, что Харрис начал свою книгу с преступления Стивена Хейса и Джошуа Комисаржевски. С точки зрения Харриса юноши невиновны.
«Если бы я действительно был на месте Комиссаржевски 23 июля 2007 года — то есть, если бы я имел его гены и жизненный опыт и идентичный мозг (или душу) в идентичном состоянии — я бы действовал точно как он. Не существует интеллектуально обоснованной позиции, позволяющей отрицать этот факт. Роль удачи, таким образом, оказывается решающей.»
Наверняка и Хейс, и Комисаржевски проходили психиатрическую экспертизу, которая признала их вменяемыми, то есть осознающими последствия своих действий, понимающих, что у них есть и другие пути решения своих материальных проблем, но ограбить и убить, а заодно и изнасиловать им показалось предпочтительнее.
Суд штата Коннектикут приговорил и того и другого к смертной казни, но так как приговор не был приведён в исполнение, а в августе 2015 года штат Коннектикут отменил смертную казнь. Поэтому Стивен Хейс и Джошуа Комисаржевски отбывают пожизненный срок.
Но это тенденция нашего времени — объявлять неподсудными не только психозы, но и психопатии. Стороннему гражданину не особенно понятна разница между этими двумя психическими недугами. А потому в неком общем, гипотетическом случае легко могут согласиться, что не только психоз, но и психопатия требует к себе жалости и сострадания. И только тогда, когда приводятся конкретные примеры, начинают понимать: что-то здесь не так. Допустим, один человек убил свою жену и двоих детей, потому что это были уже не его жена и дети, а инопланетные существа, принявшие облик членов его семьи. Он не прятался, не отрицал своего деяние. Наоборот, просил о помощи, потому что инопланетные твари не оставили своих намерений добраться до него. Это психоз.
Другой тоже убил всю свою семью, но с целью получить страховку. Своё преступление он обставил под несчастный случай. Свою причастность к преступлению отрицал до последнего. Сознался лишь тогда, когда для доказательства его вины сознание в убийстве уже не требовалось, но могло облегчить наказание, то есть когда стало выгодно сознаться. Это психопатия.
По логике Сэма Харриса нет никакой разницы между этими двумя убийцами. Оба достойны сострадания и снисхождения. И главное, в американской юриспруденции были прецеденты, когда, благодаря блистательной работе адвокатов, от ответственности за преступления уходили психопаты. Перед судом присяжных выступает прокурор, выступает адвокат, и кто выигрывает в конкурсе ораторского искусства, тот и суд выигрывает.
Что именно говорил адвокат? Думаю, что нечто подобное: «Комисаржевски был неоднократно изнасилован, когда он был ребенком? Согласно его дневникам, насколько он помнил себя, он всегда «отличался» от других людей, был психологически травмирован и страдал от эмоциональной холодности. Он также заявил, что потрясен собственным поведением в доме Петита: он имел «специализацию» вора, но не убийцы, и он не имел сознательного намерения убить кого-либо. Такие детали могли бы заставить нас задуматься.» «Проблема в том, что честная дискуссия о причинах, лежащих в основе человеческого поведения, не оставляет места для моральной ответственности. Если мы смотрим на людей, как на образчики нейронной погоды, как мы можем в таком случае последовательно говорить о правильном и неправильном, о добре и зле?» Нет, это не из адвокатской речи, это всё тот же Сэм Харрис с попыткой протащить сквозь окно Овертона идею, что психопатов надо лечить, а не наказывать. Надо, кто же спорит, давайте наказание назовём лечением — и всё встанет на свои места. Просто на данный период времени другого лекарства нет. Харрис уповает на некое волшебное лекарство от зла: «Если мы вообразим, что лекарство от зла существует, то мы увидим, что наши карательные импульсы дали трещину.» Вот когда такое лекарство будет, тогда и нужно будет разворачивать телегу юриспруденции вспять, а пока рано.
Тем более, что границы между психопатией и нормой не существует. Один психопат убивает свою семью ради страховки, другой подумывает в том же направлении. Но поглядев, что из этого вышло — преступник пойман и наказан — отказывается от своего намерения. Третий осознаёт, что и с его душой что-то не так, он эмоционально холоден и равнодушен, хотя убивать никого не собирается, нет необходимости. То есть наказание психопата удерживает в рамках закона ему подобных.
Но ведь окно Овертона открывается и в другую сторону. Это пока ещё психодиагностика, психотипирование — дорогое удовольствие. Настанет время и, возможно, томограф будет стоять в каждом школьном мед.пункте. И вот представьте себе: диагностику проходят первоклашки. И сразу на основании результатов томографии в среднем из ста детей отбирают трёх мальчиков и одну девочку — они будут учиться отдельно. Это будущие психопаты. Что-то в этом есть страшноватенькое.