Про необыкновенных дам бальзаковского возраста

 

Кому за пятьдесят перевалило

Проснувшись как-то утром спозаранку,
В башке гоняя разные идеи,
Я вдруг столкнулась с жизненной изнанкой:
Скрипит, но не ворочается шея.

Нога – как будто тоже на шарнирах,
Хоть помогай рукой, чтоб передвинуть.
Иду, как в кругосветку, по квартире,
Чтоб тело как-то в ванную закинуть!

Ну, челюсти почистить блендамедом,
Мордашке профилактику устроить,
Да мало ли интимных есть секретов?
Перечислять, наверное, не стоит!

А там столкнусь с оказией такою:
Нормальных женщин, жуть как, раздражает:
Как будто вышло зеркало из строя:
И чёрт-те что, зараза, отражает!

Смотрю в него, а на меня оттуда
Глядит мадам, противная настолько,
Что хочется разбить его, паскуду,
Или снести хотя бы на помойку!

Не видно чётких линий в силуэте:
Знать, форму потерял халат домашний.
Ну, блин, не может молодая леди
Даже спросонья быть такою страшной!

Да Бог с ним, с зеркалом! Доковыляв до кухни,
Решила кофием я это скрасить утро.
Ну и пока моя цигарка не потухнет,
Потолковать о том – о сём с персоной мудрой!

То бишь, сама с собой – иных не наблюдаю –
Без задних мыслей голову морочить,
О бренной жизни бабской размышляю.
Ну, впала в меланхолию, короче...

Я кое-что сказать тебе, любезная, имею:
Уж, Софа, не сочти за уговоры:
Как ни крути, но, сцуко, мы не молодеем,
А цифры в паспорте – что голос прокурора!

И День Рождения уже через два денёчка.
Ещё не ох, чтоб с горя вдребезги напиться!
Но и уже не ах! Увы, не ах! И точка!
И с этим надо как-то  милочка, смириться!

Детали в зеркале, что замечать не хочешь,
Уж, как ни тужься ты – их никуда не денешь!
Там – заморщинилось, что просто глаз воротишь,
А здесь – трясётся холодцом, едва заденешь!

Уже давно ты перешла в разряд бабулей,
И резонируют вовсю душа и тело,
Где на весах штаны с начёсом и пилюли
Не оставляют шанса мини-юбке смелой.

И затянувшись сладко сигаретой,
Сама с собой теперь начнёшь слегка лукавить:
Как раньше не додумалась об этом?
А, может, пластикой фасад слегка поправить?

Нет, ну а чо? Возьму кредит в «Сбербанке»,
Тысяч пятьсот – семьсот– ну,так, на всякий случай.
Поправлю шнобель, щёки и осанку.
И глаз разрез я сделаю получше.

А, чтоб добить застенчивости комплекс,
Никак нельзя нам, Сонька, допустить промашки:
Морщинки на лице разгладит боттокс,
А попу крепкой сделает утяжка.

Сижу, сама ссебя пустой надеждой тешу.
Ну, что тут скажешь? Дура – не иначе!
Что чудо-доктор лишнее отрежет,
А где-нибудь чего-то присобачит.

Себя представила я в новом экстерьере:
Да мне бы надо к психиатру срочно:
Гибрид Леонтьева и Алентовой Веры –
Даже Ван Гог не оценил бы точно!

Опять же есть кредит с ножом у глотки:
Придавит так, что впору стать банкротом!
Но кто же опосля меня, красотку
Возьмёт да на престижную работу?

О пластике не буду думать даже:
Уж слишком эфемерны ожидания!
Да и Раневская заметила однажды:
К чему фасад красивый, коль свистит каналья?

И балансируя почти на грани шизы,
Едва не заведясь с пол-оборота,
Смирюсь со всем. Метать не буду бисер.
Но со склерозом, Софа, надо делать шо-то!

Диагноз, прямо скажем, очень беспонтовый!
И от кого же эту хворь я подцепила?
Вчерась затариваясь в лавке продуктовой,
Я вот о масле о подсолнечном забыла.

Придётся штаники с поддёвкою напялить
На округлившийся совсем не в меру тухес,
Чтоб в направлении супермаркета отчалить,
Попутно в самобичевании практикуясь.

Вот так, ещё слегка ворча и ерепенясь,
Но избежав зато психушечной палаты,
Отправлюсь в будуар, переоденусь:
Негоже в супермаркет – да в халате!

Тут, как назло, трусы усадку дали:
Всё повторяется, как будто под копирку.
А в «Телемагазине» заливали:
Дескать, не потеряют форму после стирки!

И лифчики-предатели садятся!
Нет в этом мире ни на кого надежды,
А женские гештальты громоздятся,
Рождённые размерами одежды!

И лишь штанишки с флисовой подкладкой,
Хоть и скрывают моё женское начало,
Покуда не вгоняют в лихорадку,
Так я ведь их пока что не стирала!

Да я ведь их неделю как купила,
Зайдя на распродажу конфиската.
Но после стирки «Ариэлем» и «Персилом»  –
Скукожатся, предатели и гады!

Смирившись с неизбежностью старения,
И дав зарок запретам и диетам,
Бреду домой с бутылкою «Олейны»,
Мечтая о селёдке с винегретом.

Уже как будто жизнью наслаждаюсь:
Не втягиваю то, что хочет выпасть,
Под пояс спрятать складки не пытаюсь
И чувствую почти неуязвимость!

Не тороплюсь. Забила на осанку.
Немного подволакиваю ногу.
Но здесь судьба устроила подлянку
В виде соседа Кольки у порога.

Ведь щас пристанет, пуще, чем пиявка!
Расчешет нервы все и по мозгам пройдётся!
Ишь, развалился как и лыбится на лавке:
Я, прямо, чувствую: ну, блин, сейчас начнётся!

Ему к шестидесяти. Ростом под два метра.
Живём в соседях с ним –  дверь – в дверь – уже лет двадцать!
Вот, до чего же приставучая холера:
Всё норовит со мной поближе пообщаться!

А предсказуемость его уже корёжит,
И реплики оскомину набили
Сценарий в эти годы – всё один и тот же,
Видать, другим словам его не обучили.

- Мадмуазель, осмелюсь предложить Вам
Проследовать в мои апартаменты!
Конечно, не для свадьбы и женитьбы,
А насладиться просто вечером в моменте.

Если б Вы знали, как он дивен и прекрасен –
Закат над городом из моего окошка!
Я не позволю себе непотребных басен!
Мадмуазель, зайдём, хотя бы на немножко!

Или ещё такое мне зачешет:
- София, слушать одному безумно грустно,
Да так, что каждой нотой душу режет
Неизданный альбом Уитни Хьюстон.

Ох, ёшкин кот! Сейчас,прям, сердце ёкнет:
Вид из окна особенный у Кольки!
На одну сторону в квартирах наших окна,
Так что пейзаж не отличается нисколько!

И меломаном он напрасно, если честно,
Вдруг возомнил себя, верзила двуметровый:
Ведь Николай (а мне доподлинно известно!)
Едва ли Хьюстон отличит от Пугачёвой

Пластинки, лютики, рассветы и закаты –
Всегда напичкан он посулами благими!
Но я уверена, подобные подкаты
Он мог позволить допускать себе с другими!

Сдавался кто-то под его напором жарким,
И не одна, наверно, к Кольке заходила!
За что впоследствии жена его, Тамарка,
Остервенело мужа по лицу лупила!

Когда на месте преступления застукан,
Ты от супружницы скорей беги, не мешкай!
А из открытого окна – сначала ругань
И звон разбившихся тарелок вперемежку.

Припоминались Дашки, Ольги и Анжеллы,
Всё было сдобрено отборным русским матом!
На громкости в сто тысяч децибеллов
Аукались красивые закаты!

И звук удара по его щеке небритой –
Не слабже шварценнегерского хука –
Зашибла наглушняк бы, паразита!
И Николашин вопль в окне: «Убила, сука!»

Ах, что ж ты делаешь своею сковородкой?
Зачем когтями мне в глаза, зараза, лезешь?
Ну, всё! Держись! Теперь базар будет короткий!
Ты мне за всё сейчас на полную ответишь!

Не знаю, чьи уж пух и перья там летели:
В дверях подъездных я Тамарку пропускаю:
Она у нас, как говорится, баба в теле,
И габаритами почти что в Николая!

А как уляжется веселье громовое,
Соседи взгляды отводили деликатно,
Не лицезрея на лице её побоев,
А вот Колюня подрихтован был изрядно.

Всё это быстро в голове моей промчалось,
Не принимаясь раньше как-то к сердцу близко,
Сегодня же к подъезду приближалась
И в голове оценивала риски...

А он, пошляк, себе не изменяет,
И красноречит вновь затёртой темой:
- София, что ж Вы грустная такая?
Хотите, стерео - Вам покажу систему?

Вот, блин, козёл! За свой французский извиняюсь!
Ну, до чего ж сосед коварен и крамолен:
Я тут иду в тоске, со старостью смиряюсь,
А он мне про системы, гад, глаголет!

От наглости такой я даже взмокла,
И осадить хотела жёстко Николая,
Что поступает он сейчас довольно подло,
Такие вольности бесстыдно предлагая.

Ему ответила: «Послушайте, любезный!
Вы, часом, в берегах не заблудились?
Ведь, чай, давно уже не юноша-повеса,
Чтобы так гормоны в фаберже у Вас резвились!

Вы огребли на задницу от скуки
Прооблем вагон и сотню маленьких тележек!
У вас уже давно, наверно, Ваши внуки
Подружек приглашают на ночлежку.

А я – в солидном возрасте, опять же,
Да и к тому же, дама самых строгих правил!
А Вы мне всё – системы да пейзажи,
На путь такой ну кто ж Вас, Господи, наставил?

Нога болит и поясница тоже
В активностях даёт ограничение.
Ну, разве, в церковь кто-нибудь когда  предложит
Сходить, покаяться у алтаря за пригрешения.

А церковь  – та, что в двух кварталах на пригорке
Своими куполами будоражит.
Пусть станет кто-то  на пути моём подпоркой,
А лучше – на себе вообще в неё затащит!

Как Вам, сосед, такая перспектива?
Вы всё ещё глядите вожделенно?
Но он копытом бьёт, как конь ретивый,
Потягиваяь телом здоровенным.

И похрустя скелета позвонками,
И выплюнув под лавку сигарету:
Мы ж завсегда, но только вместе с Вами!
Вас на руках унёс бы на край света!

И лыбится, ни капли не стесняясь,
И чувствует: готова крепость сдаться!
А я вот вся бледнею и теряюсь,
Как девочка, которой лет семнадцать.

И вот, я  даже пискнуть не успела,
Как он попрал все мои личные границы:
А  лапищи его, как ток, пронзили тело:
Одной - по талии, другой – по ягодицам.

Несёт меня, как лёгкую пушинку,
Открыв ногой входную дверь подъезда.
И как-то сладко ноет под ложбинкой:
Сопротивляться просто бесполезно!

Ну как к себе его я подпустила?
Остановить как эту катастрофу?
А он, подлец, на ушко шепчет мило:
Вы офигенно несравненны, Софа!

И по местам, интимно-потаённым,
Он беззастенчиво конечности пускает!
Ещё бурчать пытаюсь возмущённо,
А он, засранец, как не замечает!

Опять, увы, уныла жизни проза.
Не сложится в который раз мозаика!
Такие вот последствия склероза:
Сама себе как будто не хозяйка!

Но я, собрав в кулак остатки силы,
Себя настроив на режим овчарки,
Но наглеца, как будто, осадила,
И пригрозила: «Расскажу Тамарке!»

Ещё по лысине я кулаком добавлю!
Коленкой в пах ему до кучи двину!
Не то, чтоб уважать себя заставлю -
К ответу призову его, скотину!

Но как-то вдруг до слёз смешно мне стало,
Того гляди, сейчас накуролешу!
От хохота, ну просто, распирало,
Да так, что кавалер слегка опешил.

И чтоб себе такого не позволить,
О чём жалеть пришлось бы, как о лишнем,
Заставила себя сквозь смех промолвить,
Чуть покраснев: «Ацтань, шайтан бесстыжий!»

Вошла в квартиру в возбуждении крайнем,
Растрёпанные чувства приводя в порядок,
И посмотрела в зеркало случайно,
И чуть с себя не выпала в осадок!

Оно ж ещё с утра дефектным было.
Его ж к помойке унести хотела.
И созерцало грустно и постыло
Каким-то вовсе инородным телом!

А вот сейчас смотрю я в изумлении:
Отремонтировалось, видно, не иначе:
Не узнаю своё преображение:
В глазах весёлых бесенята скачут!

И складки, вроде как, не нависают,
А грудь воинственно напряжена под блузкой,
Румянцем щеки радостно пылают:
Ни дать, ни взять: прошла перезагрузку!

Так что, пожалуй, Софа, рановато
Со старостью смиряться в наши годы.
Ведь мы ещё в недурственном формате:
В любой одежде и при любой погоде!

Зато давно уж не наивные девицы!
И мужикам и их поступкам цену знаем.
А с зеркалами можем мы договориться,
И форму держим для таких вот Николаев.