поперечный шпагат

В прошлом Уральский преступный авторитет и раскоранованный вор в законе Юрий Иосифович Освещениев, по кличке Юрка Темный, поужинав, выкурил два мятных кальяна и отправился к себе в спальную отдыхать. Он лег, пытаясь не думать о стройке ЖК «Муравейник», но даже надев повязку на глаза, уснуть не сумел. Фуа-гра, намазываемый им как паштет прямо на беляши, поднял в нем такую изжогу, что о сне и думать нельзя было.

Да еще в добавок ко всему у него поднялось давление от принятой виагры, так как он думал, что сегодня у них с его Аленушкой годовщина, но оказалось, он ошибся на полтора месяца.

   - "Нет, не уснуть мне сегодня из за этих Фуа-гры и Виа-гры", - решил он, раз пять перевернувшись с боку на бок. - "Посмотрю ка я через айпикамеры что там на объекте строительства."

   Юрий Иосифович встал с постели, набросил на себя шелковый халат с драконом на спине и в одних трусах Кельвинкляйн, натянутых выше пупа на объемное пузо пожилого мужчины, в шлепанцах Гуччи, пошел к себе в кабинет, где стоял ноутбук с прямой трансляцией стройки. Он и не предчувствовал, что в кабинете ожидало его зрелище, которое было гораздо интереснее порхания таджиков по строительным лесам!
 Когда он переступил порог кабинета, перед его глазами открылась картина: посередине комнаты, на идеально отшлифованном паркетном полу, раскинув ноги в поперечном шпагате, сидела абсолютно голая его жена Алена, дама тридцати лет и непочатого ума; поза ее была небрежной и томной, походила на ту, в какой обыкновенно снималась знаменитая порномодель Анджела Калошина. Перед ней стоял и держал ее за обе руки чистильщик бассейнов, студент 1-го курса, Данил Сачков, розовый, усатый прыщавый юноша лет двадцати. Смысл этой "живой" картины нетрудно было понять - Сачков за обе руки пытался ее оторвать от паркета, к которому она, видимо из-за вакуума и обильных выделений, присосалась намертво. Юрий Иосифович остановился как вкопанный, притаил дыхание и стал ждать, что дальше будет, но не вытерпел и кашлянул.

В воздухе кабинета на манер тихого ангела пролетел кринж; всем троим было неловко. Студент, вскрикнув, обернулся на кашель; еще было сильнее попытался отлепить свою даму от паркета, но, потерпев фиаско, отупел на мгновение, потом же вспыхнул, вскочил и выпрыгнул из кабинета через открытое окно третьего этажа. Алена, увидев мужа, покраснела и смутилась.

   - Нихрена себе! Мило! - начал муж, в возмущении расставляя руки. Прилипла! Мило, ахрененно!

   - С твоей стороны тоже мило... подсматривать! - пробормотала Алена, стараясь нелепо оправдаться.

   - Вот спасибо тебе, Мать! - продолжал матерый преступник, широко ухмыляясь. - Так все это, выглядит интересно, что я готов лям баксов дать, чтобы поглядеть, что этому предшествовало.

   - Вовсе ничего не было... Это тебе так показалось... Глупо даже... - сказала она, тщетно пытаясь подняться от неловкости.

   - Ну да, а вот вылетел в окно от стыда только что кто?

   - Ну мы просто сидели, разговаривали - да, а больше... не понимаю даже, откуда ты выдумал.

Юрий Иосифович тупо поглядел на смущенное лицо жены и покачал головой.

   - Сейчас я позову водителя Сережу и сторожа Савелия, чтоб они тебя оттащили к порогу, где паркет кончается! - заговорил он обидчивым голосом. - И еще газлайтит меня, что мне это показалось. Ах ты, шлюха! Впрочем, что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с этим возрастом! Понимаю! Понимаю и сочувствую!
— Ты себя вспомни в кризисе среднего возраста, — упрекнула она. Ну сделай же что-нибудь.

Он набрал на телефоне и, позвав на помощь, накрыл Алену халатом сверху. Через минуту они втроем медленно тащили присосавшуюся к паркету, туда где был переход между немецким паркетом и плиткой коридора. Водитель и сторож тянули Алену за ногу, а Юрий Иосифович, наклонившись, кряхтя, натирал паркет мыльным раствором, как в кёрлинге. Впрочем, план не сработал, и вакуум пришлось устранить, только просверлив отверстие в плите перекрытия перфоратором с первого этажа, причем, второпях попали в проводку, и во всем коттедже свет погас.

Пока сверлили перфоратором снизу, Юрию Иосифовичу поступил звонок от Сергея который находился с прилипшей на втором этаже.
— Юрий Иосифович она просит кого-то то апероли, я не знаю что это..
— Не апероли а апперкот дурак она просит чтоб ты ей врезал ! Ты что опять при собеседнике о нем говоришь в третьем лице! Ты что забыл чему я тебя учил… по ту сторону послушался глухой удар и трубку повесили.
Юрий Иосифович весь в известке побежал наверх.

После спасательной операции Юрий Иосифович сел у окна и забарабанил пальцами по подоконнику.

Этот паркет был так важен для Юрия Иосифовича - тем, что являлся дорогим предметом роскоши, а предметы роскоши были для него одной из двух ценностей в жизни, которыми он и оправдывал свою преступную деятельность и тяжкие преступления в прошлом.
Второй же ценностью всего его бытия -была его Аленочка, перед которой он присмыкался и которой он потакал.
Мозг Юрия Иосифовича мгновенно давал ответ когда его предметы роскоши кто то портил или обесценивал, так же он знал что делать когда Аленочка выкидывала фокусы.
Но он пробывал в абсолютном замешательстве когда Аленочка портила предметы роскоши - у него происходил когнитивный диссонанс.

— Что ж ты расселась как кляча иди и дальше тра…йся в моем доме, — выпалил он.

— Сам иди, придурок! — сказала Алена от недостатка аргументов.

— Черт знает, что исполнила! Сейчас придется двух хороших парней завалить, чтоб они другим не рассказали про этот стыд. Ну, это пофиг. Они пожили, хоть свое. Только не следовало бы тебе тупорогой студента подставлять. Да-благословит работник был, хороший. Не нарк, и достоин получше, чем ты, кляча тридцатилетняя. Пощадить бы его следовало. Мне ещё тридцать не исполнилось! Ты ничего не понимаешь. Этот юноша в меня по уши влюбился, и я сделал ему приятное... позволила посмотреть, как я сажусь голой на шпагат под апироль и Егора Крида. Это очень изысканно и современно.
— Современно! Влюбился... - передразнил Юрий Иосифович. - Прежде чем он в тебя влюбился, ты его своими скриптами обработала и нлп всякими штучками.

Бандит закурил сигарету и лег в кресло-качалку в позу уставшего и умирающего.

Вот давай прикинем! - проворчал он, покачиваясь и глядя в потолок. - Посиди на шпагате рядом со мной, и так же безгрешно, как ты сейчас, с какой-нибудь шлюхой. На меня черт знает что посыпалось бы: злодей! соблазнитель! извращенец! Развод! Половина бабок сюда! Суды, разборки, сплетни. А вам, сельским дурам, все с рук сходит! Погляди-ка скорее в камеры наблюдения на твоего любовника! Бежит по аллее от доберманов, словно ошпаренный, без оглядки. Сейчас вот от страха же сдохнет, вообразил, наверное, что я с ним из-за такого сокровища, как ты, сделаю. От страха сдохнет, а на меня повешают, хотя я совсем непри делах. Приедут эти в одинаковых ботинках и начнут свои расспросы, и никто не будет верить мне, честному и кристально невиновному.
Нет, пожалуйста, ты ему ничего не делай! - сказала Алена. - Не закатывай его в бетон на стройке, он нисколько не виноват.
Я ему мстить не буду, а так только... прикола ради. Бандит икнул, забрал ноутбук и, подобрав полы халата, заправил их в трусы от волнения, и побрел к себе в спальню. Повалявшись часа полтора, играя в Зуму, Юрий Иосифович оделся и отправился гулять по вечернему коттеджному поселку. В спортивном костюме "Каппаспорт" он ходил в общем саду и нервно придумывал разные варианты исхода этой ситуации, но, увидав издалека Казанову Сачкова, он скрестил на груди руки, нахмурился и зашагал, как провинциальный трагик, готовящийся к встрече с соперником. Студент Сачков сидел на скамье под фонарем, и, бледный, трепещущий, готовился уже расстаться с жизнью. Он храбрился, делал серьезное лицо, но, как говорится, в особых кругах - моросил. Увидав перед собой раскоронавоннаго, но еще физически крепкого вора в законе, он еще больше побледнел, тяжело перевел дух и смиренно поджал под себя ноги. Юрий Иосифович подошел к нему боком, постоял молча и, не глядя на него, начал:

Конечно, ты кусок ничтожного говна, ты понимаешь, о чем я хочу говорить с тобой. После того, что я видел, наши рабочие отношения «заказчик-исполнитель» продолжаться не могут. Да! Ярость мешает мне говорить, но... ты и без моих слов поймёшь, что я и ты жить на одной планете не можем. И что-то мне подсказывает, что останусь на планете я, а не ты, дебил!
Я вас понимаю, - пробормотал чистильщик бассейнов, тяжело дыша и трясясь от страха.Тут бандит сменил тон и уже плаксиво на эмоциях продолжил. (Надо заметить, что у Юрия Иосифовича был завышен пролактин из-за возраста).

— Этот коттедж записан на жену, а потому ты здесь останешься, а я... я уеду. Я пришел сюда не убивать тебя, нет! Убийствами и слезами не вернешь того, что безвозвратно потеряно. Я пришел затем, чтобы спросить тебя о твоих намерениях... Конечно, не мое дело мешаться в ваши дела, но, согласись, в желании знать о дальнейшей судьбе горячо любимой единственной женщины нет ничего такого... этакого, что могло бы показаться тебе вмешательством. Ты намерен жить с моей женой?

— То -есть как? - занервничал Данил, подгибая еще больше под скамью ноги. - Я... я не знаю. Все это как-то неожиданно и странно.

— Я вижу, ты уклоняешься от прямого ответа, - проворчал угрюмо матерый уголовник. - Так я тебе прямо говорю: или ты берешь соблазненную тобой подстилку и обеспечиваешь ей средства к существованию, или же мы играем в игру "кто кого быстрее замурует в фундамент ЖК Муравейник".

Любовь налагает известные обязательства, слышь ты, школьник, и ты, как честный человек, должен понимать это! Через три часа я уезжаю, и Алена с её пятью детьми поступает под твою опеку. На детей я буду выдавать определенную сумму. Если Алена так решит, - забормотал юноша, - то я... я, как честный человек, возьму на себя... но я ведь не зарабатываю столько! Хотя...
— Во всяком случае, даю тебе два часа на размышление. Ты подумай! Преступный авторитет сел рядом с студентом и закрыл руками лицо.

Но что ты сделал со мной! - простонал он. - Ты разбил мне жизнь... отнял у меня женщину, которую я любил больше жизни. Нет, я не перенесу этого удара!
Юноша в страхе поглядел на него и почесал себе лоб. Ему было жутко.

Сами вы виноваты, Юрий Иосифович! - вздохнул он. - Нужно было ещё тогда вам заподозрить измену год назад. Вспомните, что вы женились на Алене только из-за секса... потом всю жизнь вы не понимали ее, тиранили... относились небрежно к самым чистым, благородным порывам ее сердца, и даже деньги, которые вы ей давали, заставляли записывать, чтобы потом использовать как рычаг давления на её бедную.
Это она тебе сказала? - спросил Юрий Иосифович, убирая руки от лица.
Да, она. Мне известна вся ее жизнь, и... и верьте, я полюбил в ней не столько женщину, сколько страдалицу жертву.
Бедный ты человек... - вздохнул бандит, поднимаясь. Прощай и будь счастлив. Надеюсь, что все, что тут было сказано, останется между нами. !
Юрий Иосифович еще раз вздохнул и зашагал к коттеджу. На половине пути встретилась ему Алена, гуляющая с шпицем и слушающая на громкой Егора Крида.

Что, школьника своего ищешь? - спросил он. - Иди погляди, в какой страх я его вогнал!.. А ты уж успела ему наврать! И что у вас, шлюх сельских, за манера, жесть! Умом и интеллектом брать не можете, так жертву из себя корчите, с жалкими словами! Наврала ему. И на секс рабыне я женился, и не понимал я тебя, и насилие применял, и черт, и дьявол...
Ничего я ему не говорила! - вспыхнула Алена, поглаживая шпица.
Ну, ну... я ведь понимаю, вхожу в положение. Не бойся, не выговор делаю. Парня только жалко. Хороший такой, честный, искренний. Кстати, свет там починил Серега? А то его уже валить надо, а свет некому делать…
Никого ты не завалишь, я твои пистолеты все и гранаты в унитаз смыла.
Ну, значит, ещё раз ассенизатор разорвет дура. — Кстати, там приехали шлифовщики и спрашивают о причине или природе повреждений покрытия, чтобы установить гарантийный ли это случай, — сказала она и засмеялась как Квинофпайн.

Они, препираясь, пошли вместе домой. Юрий Иосифович взял ее машинально за тонкую талию.

Когда наступил вечер и элитный коттеджный поселок заволокло потемками, грустный бандит еще раз вышел на прогулку с доберманами, которые были приучены срать в сумерках около чужих домов. Вечер был великолепный. Природа спала, и казалось, никакая буря не могла разбудить её от молодого, весеннего сна. С неба, мерцая подтверждая бренность мира, глядели далекие звезды. Где-то за лесом квакали жабы, и ухала сова. Слышались короткие, отрывистые свистки далекого локомотива.

Юрий Иосифович, проходивший в потемках под велодорожкой, неожиданно снова наткнулся на Сачкова.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

— Юрий Иосифович! — начал Сачков, дрожащим от волнения голосом. — Я согласен на все ваши условия, но... все это как-то странно. Вдруг вы ни с того ни с сего несчастны... страдаете и говорите, что ваша жизнь разбита...

— Да, и чо такого?

— Если вы оскорблены, то... то, хоть я и не приемлю насилия, я могу успокоить вас. Если что - вы меня в бетон замуруйте! Если это хоть немного успокоит вас, то, пожалуйста, я готов... хоть сейчас...

Старый бандит засмеялся и потрепал студента за плечо.

— Ну, ну... забей! Я ведь пошутил, бро! — сказал он. — Все это пустяки и хрень. Та дрянная и ничтожная женщина не стоит того, чтобы ты тратил из-за нее свою жизнь. Забей, малой! Пойдем собак выгуляем.

— Я... я вас не понимаю... И понимать нечего. Дрянная, скверная шмара - и больше ничего!.. У тебя вкуса нет, бро. Что ты встал? Удивляешься, что я такие слова про жену говорю? Конечно, мне не следовало бы говорить тебе этого, но так как ты тут некоторым образом лицо аффелированное, то с тобой нечего скрытничать. Говорю тебе откровенно: забей! Игра не стоит свеч. Все она тебе нагнала и, как "страдалица", гроша медного не стоит. Бальзаковская тетка и зависимая психопатка. Глупа и много врет. Матерью клянусь, бро! Я не шучу... и тогда когда она прилипла ****ой к паркету это все её манипуляции чтобы я ревновал и из за неё убивал людей и на этих самых чувствах был всегда объятый ревностью и стрессом, а когда умер бы - от её выходок то она бы все имущество себе забрала и нашла себе такого как ты чтобы снова извести.
Но ведь она вам жена! - удивился студент.
Мало ли чего! Был таким же, как ты, и женился, а теперь рад бы разжениться, да - хрен с ней... забей, малой! Любви-то ведь никакой, а только одни манипуляции вывод на эмоции, психологическое насилие. Хочешь шалить, так вон Настя местная идет... Эй, Настя, куда идешь?
За углем для калика, Юрий Иосифович! - послышался женский голос.
Вот Настюха норм, - продолжал бандит, - а все эти психопатки, страдалицы... ну их! Настя шлюха, но она хоть на твое психическое состояние не претендует...
Кстати, можно ли с тобой перейти на Вы? Ты такой взрослый, да и если что, то убивать взрослого проще, господи, я с девяносто шестого никого не убивал… Конечно можно…
— Садитесь, — указал он на скамейку и сам опустился рядом с студентом.
В темноте они не видели лиц друг друга, но Данил чувствовал, что с его прыщавого лица не сходила горячая краска.

— Видите ли, — начал врать Юрий Иосифович ровным голосом, в котором, однако, слышалось подавленное страдание, — видите ли, я знал, что Алена назначила вам сегодня свидание, я всю ее переписку читаю, и я не хотел этому мешать.

— Почему? — спросил Сачков шепотом.

— Почему? Позвольте этого вам не объяснять. Скажу только одно: вот уже четырнадцатый год я – ее муж только по документам. И я не помешал бы вам совокупляться, так как если, ее долго никто не пользует, то с ней случается нервный припадок… Понимаете: вот даже сейчас, от того что у нее на этой неделе нет секса, теперь с ней истерика. Данил молчал, а Юрий Иосифович продолжал с тем же искусственным спокойствием игрока в покер:
– Я вам с ней не буду мешать. Я не принадлежу к числу ревнивцев, защищающих свое счастье с пистолетом… Да я в силу некоторых обстоятельств и не имею на это нравственного права, так как уже не имею желание расширять свое маленькое кладбище… Живите у нас, я все буду оплачивать… Делайте что угодно… только… только, прошу вас… не рассказывайте про это никому. Мне это было бы слишком тяжело, если надо мной братва будет издеваться…
– Ну, а теперь – самое последнее… Вам остается взять ее себе. В ее согласии и сомневаться нечего. Она за вами пойдет хоть на край света. Хотите вы этого?
Студент не ответил ни звука. Он не знал, что сказать.
– Делайте, как вы считаете нужным. Все зависит от вас. Я не имею права ни советовать, ни отговаривать, хотя должен сказать, что Аленочку я обожаю, даже больше – я молюсь на нее… Но я позволю себе сказать только одно… Попробуйте вы обратиться к своей совести и к своему интеллекту. Через месяц, ну, скажем, через два, не станет ли вам в тягость совместная жизнь с зависимой и гедонистически адаптированной, женщиной с её огромными запросами, не умеющую делать над собой малейшие усилия?.. Я сам за вас отвечу – Вы не вынесете этого! А если так, то одно из двух: или ваша жизнь сделается ужасной как моя, или, что еще хуже, вы бросите Алену – и тогда до конца дней вы не избавитесь от сознания сделанного вами жестокого и несправедливого поступка. Я же после официального ее ухода и того что произошло, не смогу ее принять обратно по понятиям… а все состояние которое она отсудит она проветрит за год с ее то образом жизни и кругом общения.

Крупные слезы покатились по глазам Данила. Он поднялся со скамейки.
– Простите меня, Юрий Иосифович, – сказал он, ища в темноте его руку. – Я уезжаю к себе в Челябинск навсегда и прямо завтра.

В темноте он не видел его лица. Но пожатие руки старого бандита было так крепко и искренно, что с души молодого студента точно скатился камень.