Parable of the Hostages L. G. Притча о заложниках

Греки расположились на берегу
поразмышлять о том, чем займутся после войны
Никто не хотел возвращаться домой –
в тощую Итаку
Все хотели большего -
бесконечного риска, ощущения жизни на грани,
когда грядущий день полон неожиданностей -
того, что есть в Трое
Разве поймут их оставшиеся дома, для которых
благовидным предлогом для многолетнего отсутствия
является только одно - участие в сражениях,
в то время как переключение на другие заботы не оправдано.
Что ж, с этой дилеммой они столкнутся позже,
Они люди действия и смогут разделить свои мечты с женщинами и детьми

Размышляя на берегу под палящим солнцем, они радуются
новому приливу сил к своим рукам,
загар плеч кажется им более золотистыми, чем дома,
некоторые из них тоскуют по своим семьям,
пытаются представить, насколько война состарила их жён.
Некоторые испытывают лёгкую тревогу: что, если война
- это повод, мужской способ менять личину,
игра, придуманная для того, чтобы не задавать себе
значимых духовных вопросов?

Но дело было не только в войне. Это был зов мира,
начавшийся с увертюры громких аккордов сражения и
окончившийся протяжными ариями Сирен.
Там, на берегу, они обсуждали сложные вопросы,
никто не думал, что возвращение в Итаку займёт столько времени;
никто не предвидел этой десятилетней череды неразрешимых дилемм,
составляющих подлинное горе человеческого сердца:
можно ли разделить красоту мира на допустимую
и недопустимую любовь?
Разве могли греки догадываться о том,
что на берегу Трои они стали заложниками своих грёз:
если хоть раз откладывал путешествие, значит уже был очарован;
Разве могли они знать, что из их невеликого числа
кто-то навсегда останется во власти удовольствий:
одни, околдованные сном, другие очарованные музыкой

***

The Greeks are sitting on the beach
wondering what to do when the war ends. No one
wants to go home, back
to that bony island; everyone wants a little more
of what there is in Troy, more
life on the edge, that sense of every day as being
packed with surprises. But how to explain this
to the ones at home to whom
fighting a war is a plausible
excuse for absence, whereas
exploring one's capacity for diversion
is not. Well, this can be faced
later; these
are men of action, ready to leave
insight to the women and children.
Thinking things over in the hot sun, pleased
by a new strength in their forearms, which seem
more golden than they did at home, some
begin to miss their families a little,
to miss their wives, to want to see
if the war has aged them. And a few grow
slightly uneasy: what if war
is just a male version of dressing up,
a game devised to avoid
profound spiritual questions? Ah,
but it wasn't only the war. The world had begun
calling them, an opera beginning with the war's
loud chords and ending with the floating aria of the sirens.
There on the beach, discussing the various
timetables for getting home, no one believed
it could take ten years to get back to Ithaca;
no one foresaw that decade of insoluble dilemmas—oh unanswerable
affliction of the human heart: how to divide
the world's beauty into acceptable
and unacceptable loves! On the shores of Troy,
how could the Greeks know
they were hostages already: who once
delays the journey is
already enthralled; how could they know
that of their small number
some would be held forever by the dreams of pleasure,
some by sleep, some by music?