Едва лишь голос твой услышу

         От лица ЛГ

Едва лишь голос твой услышу,
как чувства взрыв в душе моей,
казалось, что загнала в нишу
в подземном царстве для теней,
что заявить уже не сможет
о том что живо никогда,
что не получит больше вожжи
чтоб мысли гнать мои туда,
где ты весёлый и беспечный
и знать не хочешь обо мне,
забыв роман многогодичный,
державшийся не на вранье.
Ты веселишься, я же гибну
как обезвоженный цветок,
к земле всё ближе, ближе никну,
и кажется что твой сапог
меня раздавит непременно,
совсем как сорную траву,
твоим бездушьем многотонным.
Вот так годами я живу.
Живу хотя не вижу смысла
в своих опустошённых днях,
меж небом и землёй зависла,
давно пред смертью умер страх.
Там, наверху, куда спокойней,
там нет душевных тяжких бурь,
и жизнь там видится достойней.
Не сдавит шею прочный шнур,
ведь шеи нет, один лишь сгусток
энергии, страданий нет,
и не смутит вдруг златоустый,
на речи там давно запрет.
Покой чудесный и беззвучный
колышет утомлённый дух,
возможно некогда порочный,
и погружает в мягкий пух.
Забвенье выступает в роли
подстилки духа пуховой,
на ней блаженствует без боли –
счастливый, лёгкий, молодой.

Подумав так, я вдруг решила:
– Что ж наступай, дави меня!
Во мне взошла как будто сила,
я полнилась того огня,
что очищает от плохого,
сжигает прошлое дотла,
исчезла от тебя изжога,
в себе самой нашла я клад.
Я вспомнила что я способна
к наукам, танцам и стихам,
и таять начала загробность…
Иммунитет к твоим словам
я обрела довольно быстро
и поняла, что твой сапог,
возможно не всегда и чистый,
исчез, причём с обеих ног.
И равнодушия многотонность
была теперь мне нипочём,
ненужная сейчас мне скромность
с меня свалилась кирпичом.
Была готова на обиды
я резко, дерзко отвечать,
и грозной послужить Фемиде:
судить и может покарать.
Коль сунешься сейчас ко мне ты,
то неприятный ждёт сюрприз,
стремительней любой кометы,
тебе лишь создавая риск,
в атаку брошусь наготове
держа набор их острых слов,
сменив покорность на суровость
и слыша лишь отмщения зов.
И отхлестаю я словами,
ощиплю словно петуха,
и истопчу не сапогами,
а исполняя мощный хай.
Ощипанный и сокрушённый,
и о прощении моля,
уже почти умалишённый
сбежишь ничтожный словно тля.
А я, проветрив каждый угол,
устрою яркий сабантуй,
изображения жалких пугал
я размещу повсюду тут.
Прообразом их ты, конечно,
таков отныне для меня,
в тебе увидела потешность,
ничтожность, наглый слой твой сняв.
Ты для меня нелепей мира,
в котором варимся сейчас,
теперь лишь полая ты гиря,
в бомжи попавший Карабас.
Так приезжай, я жажду встречи,
верну тебе я боль сполна!
Преображения ты предтеча,
чтоб плюнуть копится слюна.