Моя печаль
Я молю тебя,
Я зову тебя,
А тебя всё нет.
Я пишу тебе:
«Я люблю тебя!» -
Не спешит ответ…
Если б знала ты,
Как мне хочется
Всё понять.
Как назвать тебя,
Как позвать тебя,
Что сказать…
Но не видишь ты
И не слышишь ты
Грусть мою.
А ведь знаешь ты,
Понимаешь ты,
Что люблю…
Я пишу тебе:
«Я люблю тебя!» -
Не спешит ответ.
Я молю тебя,
Я зову тебя,
А тебя всё нет.
(Сентябрь, 1971)
Посвящение
Я внушал себе: всё забуду,
О тебе я думать не буду.
Не буду я вслед смотреть,
О любви я не стану петь.
А получилось совсем иначе,
Жить мне стало не слаще.
Вновь тебе вслед смотрю,
И вновь о любви пою.
Никак я сердце не успокою,
Всё время я в мыслях с тобою.
С твоим именем я засыпаю,
Твоё имя во сне повторяю.
В холод я жду у твоих ворот,
Всё надеюсь: а вдруг пройдёт?
До полуночи я стою,
Мне б увидеть хоть тень твою.
Я читаю стихи, но не слышишь ты их.
О печальной любви, о тебе этот стих.
Сентиментальным я становлюсь,
Веселье и радость сменила грусть.
Нет, не обижен я судьбой –
Судьба свела меня с тобой.
Зачем гневиться на судьбу?
Ведь я горжусь, что так люблю!
(Апрель, 1972)
Кто напишет музыку?
Встретил я тебя в саду,
Под каштаном, у ручья…
Улыбнувшись краем губ,
Ты взглянула на меня.
Снится мне твоя улыбка,
Снится блеск твоих мне глаз.
По гранитным идём плитам
И ласкает ветер нас…
Сон, как сказка оборвался,
Сизой дымкой бьёт рассвет.
Образ твой нарисовался,
Наяву тебя лишь нет.
Серый дождь идёт в саду,
Мокнет жёлтая листва.
Под каштаном тебя жду,
Вдруг придёшь опять сюда.
Дождик кончился давно,
Солнце вышло из-за туч.
А мне грустно всё равно;
Ты – вот самый яркий луч!
Каждый вечер прихожу
Под каштаны, у ручья.
В каплях дождика хочу
Сказку сон увидеть я.
Снится мне твоя улыбка.
Снится блеск твоих мне глаз.
По гранитным идём плитам
И ласкает ветер нас…
(Декабрь, 1974)
Реквием
Не слышно птиц в саду моём,
Последний лист кружит и падает.
Ничто меня уже не радует –
Свет не горит в окне твоём…
Не целовать мне губ твоих,
Блеск светлых глаз твоих уж не сияет.
Снежинки падают в ладонь и тают,
Как слёзы тают на щеках моих…
Не слышать больше смеха твоего,
Не видеть рук твоих на клавишах рояля.
Я не могу понять лишь одного:
Кому так нужно было, чтоб тебя отняли…
……………………………………..
На мрамор плит ложится солнца свет.
А было ведь тебе всего семнадцать лет…
(Декабрь, 1975)
Впервые
Смущена ты и взволнована,
Восторга ты не в силах скрыть.
Принцессою некоронованной
Тебе пришлось впервые быть.
Впервой назвали тебя милою,
Коснулись губ твоих впервой.
Впервые вместе с дымкой сизою
Рассвет встречала ты со мной.
Впервые ног твоих роса
Коснулась в это ранний час.
А твои карие глаза
Назвали лучшими из глаз.
Принцессою некоронованной
Тебе пришлось впервые быть.
И нежной лаской не балована,
Восторга ты не в силах скрыть.
(Июнь, 1975)
***
Среди весёлых, светлых лиц
Печальное лицо твоё.
Глаза в поволоке ресниц
Уже не сдерживают слёз.
Средь чёрных туч грохочет гром –
Предвестник новых грёз.
Слеза смешалась с дожём
И – не заметно слёз.
Гром отгремел, прошла гроза,
По небу радуга бежит.
Слезинки высохли в глазах
И снова захотелось жить.
(Июнь, 1975)
***
Сумерки звёздочки крошат,
Заливают траву луной.
Шепчешь ты: «Милый, хороший,
Поцелуй меня, будь со мной».
Забудет про всё на свете
Моя буйная голова.
Луна ещё ярче засветит,
Засеребрится трава.
Обнимаю, целую, ласкаю
Юное тело твоё.
Луна молоком заливает,
Нежным сиянием льёт.
И ты, отчего, я не знаю –
От смущения или нет,
Рукою грудь прикрываешь
И просишь: «Выключи свет…»
(Август, 1975)
Счастье
Ты с солнцем встала, потянулась,
Волну волос подобрала,
Улыбкой чистой улыбнулась,
Себя за плечи обняла
И отряхнулась от сна.
И сразу вспомнила: вчера
Ты ничего ещё не знала,
Не думала и не гадала,
Что детства кончилась пора –
Любимою тебя назвали…
Улыбка озарила лик,
Чуть слышно шепчут губы:
«Какой чудесный, славный миг»
Он любит меня, любит!»
Луч солнца в сердце проникает,
И сердце так стучит в забвенье.
Свет счастьем душу наполняет
С днём рожденья поздравляет
Твоей любви рожденье.
(Август, 1975)
Жёлтые листья
Кружатся жёлтые листья,
Словно тревожные мысли –
Падают в пустоту.
Сердце в печали не слышит,
Глаза из-за слёз не видят
Осеннюю красоту.
Ладони в карманах грею.
Бреду по тихой аллее,
Ногами листву ворошу.
Пред взглядом твоим немею,
Глаз приподнять не смею…
Добрее ко мне будь – прошу.
Морщинок тонкие нити
И чувства в печальном забытье
Оценят твою доброту.
Кружатся жёлтые листья,
Словно тревожные мысли…
И падают в пустоту.
(Сентябрь, 1975)
Нет, не прощу…
Нет, не прощу! Не говори,
Что без меня ты жить не можешь.
Слезой теперь уж не поможешь.
В глаза с мольбою не смотри.
Откинув голову, припав к стене,
Зачем ломаешь себе руки?
Зачем слова? Уж верно не от скуки
Со мною быв, ты изменила мне…
(Октябрь, 1975)
***
Многие с тобою были,
Милой называли.
Наигравшись, уходили
И не возвращались.
Молодой была красива
И к себе не строга.
Всё подругу поносила:
«Эх, ты… недотрога!»
Всё одна, одна, одна –
Вон их сколько много.
Отдавай себя до дна.
Эх, ты… недотрога!»
А подруга замуж вышла –
Взрослые уж дети.
Только ты, так вышло,
Одна, как перст на свете.
(Октябрь, 1975)
***
«Ты просто не любил меня», -
Сказала, словно отрубила.
Ах, не любил бы я тебя,
Когда б меня ты не любила.
«Ну, что ж, забуду как-нибудь», -
Сорвалось с губ, чуть слышно. Решила голова – «Забудь»!
Да с сердцем вот не вышло…
(Ноябрь, 1975)
***
Сбросила с себя шелка,
Перед зеркалом - нагая.
То близка, то далека –
Узнаёшь, не узнавая;
Прелесть тела велика…
Смугло тело, бела грудь,
Скат лобка, крутые бёдра –
С переливом, словно ртуть.
Вот тряхнула гривой бодро –
Разгляди и не забудь…
Как пьянит нагое тело!
Обниму тебя несмело,
Зацелую - до пьяна.
Не нужны сейчас слова –
Нужно дело…
(Октябрь, 1975)
***
Опять перед глазами
Бледный лик печальный, -
Не ласкать глазами;
В платье ты венчальном.
Поцелуй прощальный –
Слишком запоздалый.
Позднею печалью
Раскаяние стало.
Смыли уже ливни
Всё, что сказкой было.
Только лик твой дивный
Сердце не забыло.
(Октябрь, 1975)
***
Не стал бы целовать,
Да невтерпёж губам.
Не стал бы обнимать,
Да хочется рукам.
Не стал бы говорить
Нежные слова,
Да пламенем горит
Бедова голова.
Не лёг бы я с тобой,
Да к тёплому привык.
А ссориться с собой
Отвык, совсем отвык.
(Октябрь, 1975)
***
Всё ушло. Ушло волненье,
Что сжимало грудь щемяще.
Появилось уж терпенье,
Да и грусть не та, что раньше.
Как страницы толстой книги
Шелестят недели, годы.
Раньше был я в меру тихий,
А теперь - другой породы.
Будто старую пластинку
Прокрутил в сознанье где-то.
Раньше я любил блондинку,
А теперь люблю брюнетку.
(Ноябрь, 1975)
***
Зацелована, избалована,
Нежною лаской охвачена, -
Ты всего лишь моя знакомая.
От чего ж пред тобою так скованно
Я держусь? Иль напрасно утрачены
Мои мысли, как камни тяжёлые?
Или плечи твои полуголые
Заставляют быть сумасшедшим?
Или шутки – беспечно весёлые,
Или голос, с неба сошедший?
Ты взглянёшь на меня лукаво,
Слегка головкой кивнёшь,
Пройдёшь походкою плавной
И, словно горькой отравой,
Сердце моё обольёшь.
Зальётся лицо глупой краской –
Ты кажешься мне недоступной.
В твоих окажись я ласках
И, словно в волшебных сказках,
Счастливый конец наступит.
Вот целуют тебя приветливо –
Ревность глупой томлюсь.
Подойти к тебе не решусь.
Закрывшись густыми ветвями,
Опущу глаза, отвернусь…
(Ноябрь, 1975)
***
Многие с тобою были,
Милой называли. Наигравшись – уходили, И не возвращались.
Молодой была красива,
И к себе не строга. Всё подругу поносила: «Эх, ты, недотрога!
Всё одна, одна, одна - Вон их сколько много! Отдавай себя до дна. Эх, ты, недотрога…».
А подруга замуж вышла, Взрослые уж дети. Только ты, так вышло - Одна, как перст на свете.
(Октябрь, 1975)
***
Яснее звёздочки во тьме,
Яснее эха в тишине,
Ясней небесной сини,
Ясней морщинок-линий,
Ясней дневного света,
Ясней стихов поэта,
Яснее всего ясного,
Ясней всего прекрасного,
Ясней, чем чистая слеза –
Вот эти ясные глаза!
(Ноябрь, 1975)
Обрывки печали
Ах, сердце, сердце…
Ах, сердце, сердце,
Моя загадка;
То сладко мне,
То скверно, гадко.
То обожаешь ты,
То ненавидишь.
То в белом –
Чёрное ты видишь.
То избираешь ты,
То отвергаешь.
Порой, что делаешь –
Не угадаешь.
Удар к удару –
Стучишь в груди.
Что будет дальше –
Узнай, пойди…
То сладко мне,
То скверно, гадко.
Ах, сердце, сердце,
Моя загадка…
Декабрь, 1975)
Хандра
Опера «Севильский цирюльник» -
Звучит ария Фигаро.
Стол освещает будильник.
Слушаю, - и мне всё равно.
Пусть хоть там сам
Мефистофель
Рвёт себе глотку,
Мне б сейчас
в комфортабельный
мотель –
Пить русскую водку.
Фигаро сменяет Онегин –
Поёт о несчастной любви.
Да пусть хоть
Эвелин Веги,
Всё равно сижу я один.
Выключаю транзистор –
отвратительно воет.
Ненаглядная моя так далеко.
Душа моя стонет и ноет
И я с горя пью...
молоко.
(Декабрь, 1975)
***
Тоска водою разлилась,
Печалью ум заполонила.
Зачем сказала ты смеясь,
Что всей душой меня любила?
Зачем кокетничала ты?
К себе ведь жалость вызывала.
Ещё не видела беды
И с сердцем, как с огнём играла.
Ах, жаль, что так случилось,
Но то, наверно, рок судьбы.
Уж синева фатой накрылась,
Уже в венчальном платье ты.
(Август, 1975)
***
Померкли радужные краски,
Закрылись серою портьерой.
И то, что было раньше сказкой,
Овеянною нежной лаской,
Вдруг стало ложью и химерой.
Бледнее стал фиалок цвет.
Туман не отдаёт уж бирюзой.
Найти я не могу ответ –
Моя вина здесь или нет…
И душно, как перед грозой.
(Июнь. 1975)
***
Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак.
Опять целую
В помаде губы.
Гремят гитары,
Воют трубы.
Поп-музыка –
Дань молодым.
С вином смешался
Табачный дым.
Опять в помаде
Рубахи ворот.
В ночной прохладе
Я слышу топот.
Я снова в драке –
Хмельной задор!
В вечернем мраке
Трещит забор.
Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак…
(Май, 1975)
***
Ой, разбужена грусть осенняя,
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Небо тучами одевается,
В синеве своей сомневается.
Отчего печаль расплескалась вся?
Почему не жаль былых радостей?
Не жалею я тех разлук и встреч,
Лебединых рук, белых, нежных плеч.
Милых сладких губ не зову уже.
Осень хмурая разлилась в душе.
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Ой, разбужена грусть осенняя…
(Сентябрь, 1975)
***
Верно понапрасну
Раздарил себя.
Нет того огня,
Что пылал беспечно
И казался вечным…
Тускло лампа светит
Над моим столом.
Сердце моё бредит
Не розовым стихом.
Расплескались мысли,
Как с травы роса.
В сумраке повисли
Карие глаза,
Что с ума сводили…
Любили?
Да, любили…
(Сентябрь, 1975)
***
Курю сигареты одну за другой.
Строку напишу – лист комкаю.
Никак не пойму, что со мной…
Нет, как же - отлично знаю.
Влюбился…В который раз? Не знаю, со счёта сбился.
Не нужно наивных фраз.
Влюбился, значит, влюбился.
Конечно, пройдёт и это, - Сказал, - и сразу затих.
Но всё же, ладонью согретый,
Тебе посвящён этот стих.
(Сентябрь, 1975)
Сестре
Возвращайся поскорей, родная.
Жду тебя, соскучился, нет сил.
Помню, как ты тихо напевая,
Нежной грустью сердце наполняя,
Вдохновляла мой остывший пыл.
Возвращайся поскорей, сестрёнка.
Расскажи мне, как твои дела?
Как скучаешь по родной сторонке?
Ведь впервые ты из дома уплыла.
(Сентябрь, 1975)
***
Скоро полночь.
За окном
Пёс соседский воет.
Видно псу-то тяжело,
Чем-то он расстроен.
Что ж он лает,
Пустобрех?
Что нужно собаке?
Иль зовут его на грех?
Иль скулит по драке?
Ох, скулит!
Иду во двор –
Жалко стало пса.
Хлеб ему через забор.
Смолк…
Вот чудеса!
Я-то думал, лает пёс
по свободе.
Оказалось просто всё;
пёс голоден…
(Сентябрь, 1975)
***
Собрать бы капельки росы,
Беспечное веселье:
Коктейли свежести-красы –
И пить, до упоенья…
Но чья-то щедрая рука
Коктейли грусти разливает.
Как полноводная река
Тоскою сердце заполняет…
(Октябрь, 1975)
***
Шли дожди, и падал снег,
Было жарко и прохладно.
Были горечи, был смех,
Было ладно и не ладно.
Были молнии и грозы,
Были звёздочки во тьме.
Были радости и слёзы,
Были ласки в тишине.
Были ночи упоенья,
Были бешеные дни,
Были грустные сомненья…
Почему же нет любви?
(Ноябрь, 1975)
***
Не спорь со мной,
не прекословь,
Но в этот тихий, грустный вечер,
Зажжённые тобою свечи,
оплакивают
ту любовь…
Не спорь со мной,
не возражай,
Но блик огня, что на плече
И капли воска на свече
Твердят одно:
прощай,
прощай…
Не спорь со мной и не суди
За то, что чувство
побледнело.
Свеча почти уже сгорела.
В остатки пламя погляди
И ты поймёшь…
не осуди.
(Октябрь, 1975)
***
Вспомнил давешнюю осень,
милые черты.
В сером небе снова просинь –
дивной красоты.
Ах, забудь пустую ссору,
слёзы на глазах.
Вспомни сладостную пору –
просинь в небесах…
(Ноябрь, 1975)
***
Один на один с тоскою своей,
Один я в своей усталости.
От утешений не станет теплей.
Чужой мне не нужно жалости.
Грущу, потому что грустится,
Не трожьте мою печаль.
Вот тех, кто грустить боится –
Тех мне особенно жаль.
От дум голова кружится;
Пора бы понять давно:
Грустите, пока грустится,
Смейтесь, пока смешно…
(Ноябрь, 1975)
***
Когда вечерней ранью
Остались мы с тобой,
С иконы деревянной
На нас смотрел святой.
Казалось мне сквозь стоны
В его немых устах,
Он призывал с иконы
Молиться о грехах…
(Ноябрь, 1975)
*** «Не будет тот покинут,
кто одинок»
(Ремарк)
У старого, ветхого здания,
осенью глубокою,
Нищий просил подаяние:
«Подайте одинокому!»
Мимо толпа прошла и кто-то
громко кинул:
«Эй, нищий, старина,
кто ж тебя покинул?
Слеза в глазах застынет,
застынет, как упрёк:
«Не будет тот покинут,
кто одинок…»
(Ноябрь, 1975)
***
Ослепительное солнце,
Неба синь, да облака…
У открытого оконца
Мне взгрустнулось вдруг слегка.
Опьянительная свежесть
Распахнёт моё окно
И напомнит милой нежность,
Что забыл давным-давно…
(Октябрь, 1975)
***
Одну боготворю
за мелодичный голос,
Другую - за печаль в глазах.
Вон ту – за пышный мягкий волос,
А ту – за сладость на устах.
До бесконечности
Одно и то же пить вино,
Ручей один лишь осушить…
Ведь столько же вокруг ручья цветов,
Прозрачную росу с них нужно пить…
(Ноябрь, 1975)
***
Уберечь бы свои желания,
Не растратить свою бы страсть.
Но в нелепом своём незнании,
Над собой я теряю власть.
Пустых обстоятельств стеченье
Сбивают меня с колеи.
Опять в возбуждённом влеченье
Целую губы твои.
Опять наступит усталость
И я спрошу сам себя:
«Там хоть немного осталось
В сердце твоём огня?»
(Ноябрь, 1975)
***
Косит звёзды месяц-серп,
Каждый вечер косит.
Если день был тускл и сер,
Если в сердце осень,
Попросите месяц-серп –
Пусть звезду вам сбросит.
Когда синий небосвод
Звёздочку уронит,
Пусть желанье ваше свод,
Тот, небесный, тронет.
Лишь успейте загадать
Светлое желанье.
Звёзды могут исполнять –
Так гласит сказанье.
Косит звёзды месяц-серп,
Каждый вечер косит.
Если день был тускл и сер,
Если в сердце осень,
Попросите месяц-серп –
Пусть звезду вам сбросит.
(Ноябрь, 1975)
***
Дождь со снегом,
Снег с дождём –
Сырость.
Серость.
Вялость.
Ждём чего-то,
Иль не ждём.
Грусть.
Тоска.
Усталость.
Дует ветер,
Ветер свищет.
Стонет.
Ноет.
Воет.
Ищем что-то
Иль не ищем –
Ветви
к лужам
клонит.
Ждём чего-то
Иль не ждём.
Грусть.
Тоска.
Усталость.
Дождь со снегом,
Снег с дождём –
Сырость.
Серость.
Вялость.
(Март, 1976)
***
Звёздочка далёкая,
Такая ж одинокая,
Спустись ко мне.
Чистая, высокая,
С глазами синеокими
Сейчас вравне.
Светлая и строгая
Повисла недотрогою
Во тьме ночной.
Спустись прямой дорогою,
Коснусь тебя, потрогаю
Своей рукой.
Ясная, высокая,
С глазами синеокими
Всегда вравне.
Звёздочка далёкая,
Такая ж одинокая,
Спустись ко мне.
(Март, 1976)
***
Задал вопрос и жду ответ.
Зачем спешить? И да, и нет…
Темно в душе иль ясный свет? Да, как сказать? И да, и нет…
Холодный лёд теплом согрет?
Да кто ж поймёт? И да, и нет…
Пишу стихи – так что ж – поэт?
Рифмуй опять – и да, и нет…
(Март, 1976)
***
Проходят вёсны,
Проходят зимы;
То не спеша,
То торопливо…
Проходят годы –
Всё мимо, мимо.
Улыбки, слёзы…
Непостижимо!
Слегка коснувшись, -
Всё мимо, мимо.
Разлуки, встречи
Неизгладимы,
Неповторимы,
Неизмеримы.
Остановившись,
Проходят мимо.
Любимы мы
Иль нелюбимы;
Идём по жизни –
Всё мимо, мимо.
То не спеша,
То торопливо –
Неуловимо.
Необъяснимо…
(Март, 1976)
***
Искал тебя во тьме ночной,
Средь ясных звёзд.
Искал тебя в дожде весной,
Средь капель звёзд.
Искал тебя в листве лесной,
Среди берёз.
Искал тебя… устал искать,
Устал от грёз.
Зачем искал? К чему мечты
И запах роз?
Искал везде, а рядом ты,
Со мною в рост…
(Март, 1976)
***
Раздвигая шторы звёздам ярким,
Приглашу к себе их, к очагу.
На замёрзшем корочкой снегу –
Им не жарко…
Инеем покрытое стекло,
Звёзды, чуть коснувшись, целовали.
Проходили сквозь закрытое окно,
Будто по обрывкам целлофана.
И входили…
(Декабрь, 1975)
*** Хороша ты не красотой, А душевною простотой. Хороша не твоя коса, А улыбки твоей краса. От того. что любит душа, Ты вдвойне, втройне хороша.
(Ноябрь, 1975)
*** В доверчивом сердце
Огонь колыхнулся, Глаза засияли. Но тот, кто зажёг их - Ушёл, не вернулся… И слёзы застлали, Глаза, что любили. И больно, и горько… Но всё же простили Глаза, что любили…
(Август, 1975)
Акварели тепла
***
Над лужайкой, у самого леса,
Где звенит и журчит ручей,
Август круг золотой подвесил
Из горячих, слепящих лучей.
Умывшись чистою росою,
Цветы во все глаза глядят.
Любуясь собственной красою,
С ручьём о чём-то говорят.
Лес, птичьим пением звеня,
Вбирает в себя тень.
И с перезвонами ручья
Играет летний день.
(Июнь, 1975)
***
Просинь чудится в зелёном,
Зеленеет синева.
Бирюза с лазурным фоном,
Как у озера трава.
Изумрудом сыплет лето,
Словно на цветах роса.
Тёплым летом обогрета
Леса синего краса.
Взяв этюдник, акварель,
Разведя водою краски,
Соловья рисую трель –
Звуки музыки из сказки.
Бирюза с лазурным фоном,
Как у озера трава.
Просинь чудится в зелёном,
Изумрудна синева.
(Июнь, 1975)
*** Дождь над рощею прошёл,
В тёмный пруд шагнул,
Намочил берёз подол,
Лошадей вспугнул.
Куст рябины окунул
С ног до головы.
И в бутоны завернул
Розы средь травы.
Умыл черёмухи кусты,
Малинник влагой напоил.
Луга вокруг на три версты
Туманом розовым накрыл.
(Июнь, 1975)
***
За окном чернота с синевой,
Рассыпаны звёзды жемчугом.
Тучи играют с луной,
Ласкают круг золотой,
Будто им делать нечего.
Тихим июльским вечером
Ветер играет с волной,
Трогает берег прибой
И, обнимая за плечи,
Тихо о чём-то шепчет…
Для любви выбирают ночь;
Обнимают, целуют, ласкают.
Светлый день выгоняют прочь,
Подражая людям точь в точь.
А, может, люди им подражают…
(Июль, 1975)
***
Туманом покрылись поля,
Уснул соловьиный Щёкот.
Печаль и тоску тая,
Музыку дня храня,
Слушаю озера шёпот.
Погасли вечерние зори,
Поникла трава от жалости.
Ласково волны спорят,
Прибрежный ковыль им вторит –
Шумят, не зная усталости.
Грусть одинокую деля,
Грустит со мною вечер.
Прозрачная ночная синева,
Осторожно трогая меня,
Тихо мне о чём-то шепчет.
(Июль, 1975)
***
Ветерок ковром богатым
Стлал зелёную траву.
Дуновеньем звал куда-то
В чужедальнюю страну.
Обнимал глубокий лес,
По синим плыл озёрам.
В стоге сена вдруг исчез
За редким частоколом.
Обласкал копну волос
Стога золотого,
Между вспаханных полос
Оборвал дорогу…
***
Под сенью зелёного дерева
Одевался синий туман.
Розовым светом овеянный,
Полз он по сизым лугам.
Девушка с длинной косою
Купалась в его молоке.
Своей любовалась красою,
Плавно плывя по реке.
Туман обнимал её плечи,
Разлив молока потолок.
И не заметил, как вечер
Тьмою луга заволок.
***
Показался свет зари,
Пробудился говор галок
И запели глухари
За рекой, у тёмных балок.
Утро светом обливает,
Словно молоком парным.
Рощу пеньем наполняет
За оврагом, за крутым.
Синий воздух заливает
Ковылёвые поля.
День ворота открывает,
Пробуждается земля.
***
Нежные одежды лета
Осень трогает несмело.
То, что было не доспето,
К осени уже доспело.
Зелёный летний сарафан
Теряет яркий цвет.
А летний голубой туман
Разлился в серый свет.
Серым дождём размылись
Узорные ткани в садах.
Тревожная грусть затаилась
У лета в печальных глазах.
***
Лета ночи озорные
Смотрят томными глазами.
То весельем заливные,
То залитые слезами.
То - трепещущие ласки
С поцелуями в устах,
То – малиновая краска
Розой вспыхнет на щеках.
То – объятья у забора,
То – примятая трава.
То с серьёзным разговором
Ночь проходит до утра.
Лето с томными глазами
Наполняет грустью вновь.
И с укором вопрошает:
«Где ж ты, дивная любовь?»
***
Яблоней густая зелень
Приоткрыла сени.
От луны и звёзд на небе
Разбросала тени.
В ветвях ветер молодой
С листьями играет.
На росу травы густой
Яблоки роняет.
Обнимает белый ствол,
Шепчется с листвою.
Приподняв едва подол,
Любуется корою.
Наигравшись, полетел
По долинам ровным.
А в тени не разглядел
Взгляд, печали полный.
***
Откуковала кукушка,
Отсчитала весёлые дни.
Озолотилась опушка,
Выпятив чёрные пни.
Ягода запах повесила
Над предосенним лесом.
Пышной листвою завесилась:
Торжественна, как невеста.
Скоро осыпится ягода,
Соком окрасит траву.
Опушка раскиснет от слякоти,
С грязью смешает траву.
Соком испачкав ладони,
Вкусную ягоду рву.
Жалею, что лета раздолье
Уже вернуть не смогу.
***
Там, где стройные берёзы,
За деревней, у моста,
Льёшь о ком-то горьки слёзы
Ты, наверно, неспроста.
Твой платок упал на плечи,
По щеке течёт слеза.
Ах, зачем ты, тёплый вечер
Болью наводнил глаза?
«Милая, зачем ты плачешь? –
Так берёзы тихо шепчут,-
Раз молчит он, любит, значит,
Выйдет он тебе навстречу».
«Ах, спасибо вам родные», -
Ты им с грустью отвечала.
И на ветви на густые
Свой платок им повязала.
***
Лишь показался свет зари
Вечерней, алой, яркой,
Печалью лес заговорил,
Прощаясь с летом жарким
Последний летний день ушёл,
С собою солнце прихватив.
И над околицей взошёл
Ненастной осени мотив.
Немножко грустно на душе.
В окне моём заря плывёт.
Полнеба залила уже,
И в новый день с собой зовёт.
***
Там, за лугами где-то,
Где леса высится рать.
Синевой небесной одета
Озера чистого гладь.
Белым лебедем плещется
Облако в глади зеркальной.
А в отраженье мерещится
Девушка в платье венчальном.
Рябина в воде по колено
Стоит, поднявши подол.
Её крепкое юное тело
Ласкает клён молодой.
Охвачены ножною лаской,
Зелёные травы шумят.
Покрылась серебряной краской
Зеркального озера гладь.
***
Отпело песни лето красное
С багряным ликом в кружевах.
Уже трубит пора ненастная
С дождём, как слёзы на глазах.
Уже курлычат журавли,
Плывя в курчавых облаках.
Напевы лета разошлись,
Ушли, упрятались в стогах.
Уходит августа краса
В осенний золотой дворец.
Берёзки молодой коса
Вплетает золотой венец.
Погас в садах цветной узор,
В нём ярких красок нет уже.
И лета слышится укор:
«Ушла любовь в твоей душе».
***
Синь голубая завесилась
Словно накидкой ажурной,
Облаками нежно-белесыми
Со светом зари пурпурной.
Тёплый сентябрьский вечер,
Ещё не дождавшись темна,
Трогает землю за плечи,
Обнимает поля и луга.
Искупавшись в реке, за бором,
Ласкает кудри берёз.
Траву покрыл у забора
Запахом девичьих кос.
Синь голубая завесилась
Звёздами крупными-крупными.
Ах, мне, наверно, пригрезились
Тихие сумерки – грустными…
***
Не буду нарочито груб,
Не буду приторно нежен.
Если коснусь твоих губ,
Коснусь, как раньше,
как прежде…
***
Сколько огня
В глазах восторженных!
Сколько тепла
В улыбку вложено!
Порыв мятежный
Под взглядом синим:
Стал грубый – нежным,
А слабый – сильным.
Краса-волшебница
Преобразила всех.
Над грустью стелятся
Улыбки, смех.
Сколько тепла
В улыбку вложено!
Сколько огня
В глазах восторженных!
***
Не видит ясень
Как мир прекрасен,
Как снег кружит.
Не видит ясень,
Как чист и ясен -
В снегу стоит…
Ах, милый ясень,
Ведь ты прекрасен
Средь суеты.
Ах, милый ясен,
Как ты несчастен –
Не видишь ты…
***
Шелест лип и шум шмеля,
Шорох трав, шаги в ночи –
Слышу я и вижу я
В ярком пламени свечи.
Шёпот губ: «Люблю тебя…»
Жар души и рук тепло –
Нашептала мне свеча,
Что забыл давным-давно…
***
Что мне скажешь?
Что ответишь?
Оттолкнёшь
Или приветишь?
Чем живёшь?
Кем ночью грезишь?
Веришь в что-то
Иль не веришь?
Трогаю рукою косы,
Жду ответы на вопросы.
Улыбнёшься ты лукаво,
Опустив ресницы низко,
И забьётся твоё сердце
Где-то рядом,
близко-близко…
***
Ладони…
Тёплые, влажные
Коснутся
моих ладоней.
И что-то
Светлое, важное
Слух
напряжённый тронет.
Локоны…
Мягкие, пышные
Ложатся
на лоб упрямо.
Тихо,
совсем чуть слышно,
Скажу
Обо всём прямо.
Зачем скрываешь?
Трогаешь травинкой губы,
Улыбаешься кому-то.
Знаю, любишь меня, любишь…
Но скрываешь почему-то.
Нежно-белыми руками
Ты в копне волос играешь.
Губы трогаешь губами…
А, что любишь, вновь скрываешь.
Снова ты в себе замкнулась,
С грустью смотришь на цветы.
С нежностью ко мне прильнула…
А, что любишь, скрыла ты.
Вот опять молчишь, молчишь.
К груди руки прижимаешь.
Опять грусть в себе таишь…
Ну, зачем любовь скрываешь?
Обрывки мелодии
***
Надоела суета мирская,
Грохот строек, самолётов рёв.
В шуме ада хочется мне рая.
Старины мне слышен зов.
Сквозь года я вижу церковь белую
С золотыми куполами и крестом.
Вижу речку заледенелую,
С перекинувшимся через неё мостком.
Красна девица в пуховом полушалке
С коромыслом чрез плечо идёт.
Добрый молодец в медвежьей бурой шапке
Под гармонику напевы ей поёт.
Над избушками дымок струится,
Тройка русская в округе сеет звон.
Жеребёнок с матерью своей резвится
У сосновых, занесенных снегом крон.
В горнице, вокруг лучины яркой
На скамейке девушки прядут.
Без печи в избушке жарко –
О любви они рассказ ведут.
А в другой избе, на печке,
Сказки сказывает дед.
И при тусклом свете свечки
Внуки вздрогнут, нет да нет.
Предо мною мать-Россия
Белым снегом запорошена.
Нет милее и красивее
Деревень твоих заброшенных.
Жалко уходящую мне Русь,
Старины мне слышен зов.
С рёвом самолётов я боюсь
Не услышать звон колоколов.
Облако
Облако!
Белое-белое,
Что же ты сделало?
Что же ты сделало?
Тенью проплыло печальною,
Фату и платье венчальное
Сшило из пуха белого…
Облако!
Белое-белое,
Что же ты сделало?
Что же ты сделало?
Надела фату на милую,
Другому отдало силою…
Облако!
Тень свою бросило,
Словно холодной осенью,
Пух с одуванчиков сбросило…
Облако!
Белое-белое,
Что же ты сделало?
Что же ты сделало?
На рассвете
Лишённый счастья, забыл о всём.
Затмилось сердце тяжёлым сном.
Но утром ранним проснёшься вдруг
И дум тревожных предстанет круг.
Всё в сером цвете и нету сил.
Ах, на рассвете и свет не мил…
А солнце светит для всех, для всех,
Но дарит людям - то плач, то смех.
Бросает солнце, шагая в тень,
Лучи кому-то, кому-то тень.
Всё в сером цвете и нету сил.
Ах, на рассвете и свет не мил…
Несчастье многих с рассветом ждёт.
Трава росится и слёзы льёт.
И серым светом земля одета.
Но всё ж не бойся, а жди рассвета!
Пусть в сером цвете, пусть нету сил.
Ах, на рассвете свет станет мил…
С рассветом солнце рассеет мрак
И станет ясно, кто друг, кто враг.
С рассветом ранним забудь тревогу –
Ясней увидишь свою дорогу.
За серым светом всегда светлей.
Ах, на рассвете… и мир теплей.
***
Обронила ягоду
Красная рябина.
Запевала девушка
Про горькую судьбину.
Так, обняв рябинушку,
Плакала она.
По щеке катилася
Горькая слеза.
«Ой, рябина-ягода,
Скажи мне не тая,
Отчего несчастна
Так любовь моя?
Почему не видит он
Боль в моих глазах?
Почему не слышит
Шёпот на устах?
Отчего другую он
Ласкает, обнимает?
Неужель печаль мою
Не ведает, не знает?»
И рябина-ягода
К девушке склонилась,
Прошептала: «Я ведь тоже,
Милая, влюбилась.
За речкой одиноко
Стоит зелёный клён.
Моей любви не ведает
И не знает он».
Льётся мелодия, льётся…
(венок сонетов)
Льётся мелодия, льётся,
Словно с бездонной ночи.
Будто наполнить хочет
Души, которым неймётся,
Души, что омелели…
Чувства холодные греет.
Льётся мелодия, льётся…
Будто с бездонной ночи
Сыпятся чистые звуки.
Будто бы, взяв за руки,
Вьётся по нотам, по строчкам.
Лёгкостью своей радует,
Нежными звуками падает,
Будто с бездонной ночи…
Будто наполнить хочет
Тем, что давно потеряно,
Что на пути растеряно.
Новое что-то пророчит…
В музыке горечь перца.
Уголок опустевший сердца
Будто наполнить хочет…
Души, которым неймётся
Ловят мелодию жадно.
Словно источник прохладный,
Который всё звонче бьётся…
Питают в себя прохладу,
Ищут свою отраду
Души, которым неймётся.
Души, что омелели
Наполнятся влагою чистой.
Средь ночи светом лучистым
Чёрствые души согреет.
Будто в волшебных сказках
Воспрянут в мажорных красках
Души, что омелели…
Чувства холодные греет
Тёплая музыка эта
Блики лунного света
От ясности звуков темнеют…
Зло покрывает вуаль,
Словно пуховая шаль –
Чувства холодные греет…
Льётся мелодия, льётся,
Словно с бездонной ночи.
Будто наполнить хочет
Души, которым неймётся,
Души, что омелелли…
Чувства холодные греет.
Льётся мелодия, льётся…
***
Падает за окнами
Белый снег.
Не спеши, пожалуйста,
Человек.
Не спеши, пожалуйста,
Обернись.
К снегу, пуху белому
Присмотрись.
По земле заснеженной
Ходит слух:
«Это с неба падает
Лебединый пух».
Кружится и кружится
У ворот.
Гнёзд своих насиженных
Не найдёт.
По земле заснеженной
Ходит слух:
«Это с неба падает
Лебединый пух».
Милая, милая Русь!
Милая, милая Русь!
Ржаньем коней разбужена…
Старая, старая грусть –
Трубы трубят натружено…
Травы твои некошены,
В дальнем далёке брошены…
В дальнем далёке брошены,
Тропы твои заброшены…
Славой звенит былинною
Ратный, звенящий дух…
Русскою песне старинною
Мой наполняется слух…
Поля, колосья зернистые,
В меду, в лебеде, в хмелю…
Русские земли лесистые,
Песню я вам пою…
Девушки – русые косы,
Яркий, в узор, сарафан…
Ранние, сладкие росы,
Ласковый, нежный туман…
Скатертью, мягкой скатертью
Стелется жёлтый ковыль…
Стала кормилицей-матерью
Сказка твоя и быль…
Счастье моё и страдание,
Гордость моя и боль…
Песни твои, предания,
Пышность твоя и голь…
Милая, милая Русь!
Слава твоя былинная…
Люблю тебя и горжусь!
Великая и единая…
Старая, старая грусть,
Трубы трубят натружено…
Милая, милая Русь!
Ржаньем коней разбужена…
Оловянный солдатик,
бумажный кораблик
и нечто большее…
(Интеллектуалу
Паше Княжеву)
Слышите эту музыку,
эти звуки?
Внимательно вслушайтесь
в эту паузу.
Что-то рушится,
рушится…
Видите: это оловянный
солдатик
В бумажном кораблике;
Он на флейте играет.
Лист газетный,
из которого сделан
кораблик,
На бок клонится
и намокает.
Музыка всё тише и тише.
Внимательно вслушайтесь!
Тонет бумажный
кораблик
Вместе с солдатиком.
Что-то рушится,
рушится…
Смолкла музыка.
Дождь пошёл.
Капли падают
и застывают.
Эти звуки, чистые звуки…
Что эти звуки
напоминают?
Вслушайтесь
в эту музыку,
в эту паузу…
Слушайте осторожно!
Не вспугните!
Слыщите – стон…
Как чудовищно!
Невозможно!
Погодите,
вы не расслышали?
Мне показалось?
Давайте ещё раз.
Сосредоточьтесь.
Будьте внимательны!
Слышите!
Флейты прощальные звуки.
Тонет кораблик.
Что-то рушится,
рушится…
Капли дождика.
Мерный звон.
Вслушайтесь в эту музыку,
в эту паузу…
Слышите – стон…
Оловянный солдатик
играет на флейте.
На мокром,
газетном листике.
Вдумайтесь!
Это слышится
голос времени.
Политика, а не мистика.
Выводы?
Вслушайтесь
в эту музыку,
в эти звуки.
Вдумайтесь в эту паузу.
Слышите!
Что-то рушится,
Рушится…
Осенние акварели
***
В медные трубы
Осень затрубила.
Сладостные губы
Горечью покрыла.
Холодом повеяло
Из окрестных гор.
Листьями усеяло
Наш широкий двор.
Разбросало жёлуди
По сырой траве.
Сыростью и холодом
Плеснуло по листве.
Медью разоделась
Зелёная накидка.
Уж за красным летом
Захлопнулась калитка.
***
Роща золотая,
Пышная, осенняя.
Сколько раз воспетая
Песнями Есенина.
Сколько раз воспетая
Песнями берёз,
Медью разодетыми
От земли до кос.
Звуки грустные звучат
Осени печальной.
Перед холодом звенят
Песнею печальной.
***
Расправила пышные плечи
Берёзка – по пояс трава.
Зажгла бледно-жёлтые свечи
Её золотая листва.
Оделась в златые наряды
Берёзонька раньше других.
И стал ей в награду за это
Золотом вытканный стих.
***
Снова я в деревне,
Снова в тишине.
Средь избушек древних
Спокойней как-то мне.
Нет здесь того шума,
Что тоску наводит.
Здесь не так угрюмо
Осень хороводит.
Здесь и звёзды блещут
Как-то по-другому.
И в прохладный вечер
Так уютно дома.
Но сентябрь поздний
Напускает холод.
И, предельно строгий,
Зазывает город.
***
Бледной вышивкой ложится
Отражение в пруду;
Приоткрытых глаз ресницы,
Брови чёрные в дугу.
Ах, ведь в это отраженье
Я тебя вообразил;
Мозг уставший, в возбужденье,
Сам себя не различил.
***
В октябре – какое диво» -
Яблоня вдруг зацвела.
С бледно-розовым отливом
Пожелтевшая листва.
Словно свечками покрыла
Осени златой убор.
Будто что-то позабыла,
Будто всё наперекор.
Вот бы тоже зацвести,
Всё переиначить…
Надоело грусть нести,
Ничего не значить.
***
Сыплет рябина кудрявая
Ягод костром переспелым.
Стелется между травами,
Одетыми инеем белым.
Давно отцвела зелёная,
Сбросила яркий багрец.
Недавно в осень влюблённая,
Идёт с зимой под венец.
С листопадом…
Листьев лёгкое круженье;
Всё в движенье,
всё в движенье.
Я бреду осенним садом
С листопадом,
с листопадом…
Серый дождь всё льётся, льётся.
То, что было –
не вернётся.
Провожаю тебя взглядом
С листопадом,
с листопадом…
В лужах осень хороводит,
По аллеям ходит,
бродит
И проходит где-то рядом
С листопадом,
с листопадом…
Листьев лёгкое круженье;
Всё в движенье,
всё в движенье.
Провожаю тебя взглядом
С листопадом,
с листопадом…
Осенние акварели
Из листьев золотой кулон
На грудь твою ложится.
Ложатся листья на «торшон»,
На цвета листьев капюшон.
Спиралью лист кружится…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Разведу водою краски.
Бледно-жёлтой акварелью
Напишу я листьев пляску,
А под тёмной чёлкой тенью
Обозначу профиль ясно…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бледным сиянием радует
Нежный осенний свет.
Осень на мой мольберт
Жёлтыми листьями падает,
Ложится на твой портрет.
***
Улетели лебеди,
Алый свет потух.
Белым снегом падает
Лебединый пух…
Осыпает ватою
Жёлтую листву.
Падает и падает,
Серебрит траву…
Одевает в кружева
Пышные леса.
Над лугами кружится
Слепит мне глаза…
***
Стоит без листьев старый сад,
Без трав, без пенья птиц.
Ушли в былое листопад
И свет из-под ресниц.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стоят берёзы белые
В серебряном снегу.
Стоят заледенелые
На берегу.
А рядом, на тропинке,
Среди берёз,
Летят в ладонь снежинки,
Трещит мороз.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет ничего – одна досада,
Досада вырванных страниц.
Что не дождалась листопада,
Ушла, не выслушала птиц.
Обрывки иронии
***
На чистый лист
Ложится свет,
Пока он чист –
Я не поэт.
Четыре строчки –
Лист согрет.
Не нужно точки –
Уже поэт.
Так, для разминки –
Пара строк.
Всё без запинки,
Как урок.
Не в рифме дело –
В ней нет гроша.
Ах, лишь бы пела
Моя душа.
***
По сказанью, в старину,
За измену царь Камил
Свою юную жену
На кусочки порубил.
Прочитав это сказанье,
Ты немножко помолчала,
А потом, прервав молчанье,
Так с усмешкою сказала:
«Будь бы я твоя жена,
Бедный царь Камил,
Сколько раз бы ты меня
Глупый порубил.
Античное
Диане
Распрекрасная Диана,
Как жестока ты бываешь»
То рассеиваешь козни,
То ты мечешь с неба гром.
Смотришь с полотна
Рембрандта
Ты невинными глазами
И жалеешь, может быть,
Что я не Актеон…
Аполлону
Сын Латоны и Юпитра
Богом солнца назван ты.
Ты в поэзии витаешь,
Струны муз перебираешь.
Вот уже пробрался в космос
И вступил в союз с Союзом»
И настраиваешь музу
На грядущий, звёздный лад…
Атланту
Держит на себе полнеба –
Ах, какой ажиотаж!
Держит небо, держит звёзды,
Держит даже Эрмитаж.
Знаю, выдержишь, здоровый!
В мышцах твоих нет трухи.
Дай-ка я ещё подброшу –
Выдержи мои стихи…
Нике
Оглянись на побеждённых,
К ним получше присмотрись!
Ты мольбу в глазах увидишь,
Ты увидишь в глазах жизнь.
Погоди, не торопись…
Афродите
Будто из пены морской
Вышла и – покорила!
Любила, дарила, пленяла
Своей красотой.
Погоди, не спеши обратно,
Праздный вопрос от скуки:
«Где же ты, красота,
Оставила руки»?
Ахиллесу
Ахиллес, ты храбрый воин,
Красным воинам чета!
Подвела тебя, однако,
Ахиллесова пята.
Своей смертию печальной
Преподнёс ты нам урок.
Вишь, у нас броня, что надо
И подкованный сапог…
***
От книжек ломятся полки –
От прочитанных и не прочитанных.
Книги, книги – что толку
От пигмеев начитанных?
Тех, кому мир квартира
Со стопками томиков в ряд,
Тех, кто закрылся от мира,
Тех, что о мире шумят.
Прочитанной книгой мерить
Жизнь, познанье, бытьё.
Себе самому лицемерить,
Слушать своё же враньё.
Поставьте на полку книгу,
Оставьте свою квартиру.
Не квартира должна быть миром,
Мир должен быть квартирой.
Размышления вслух
о вреде алкоголя
Какая там
к чёрту этика,
Ударь скорей
по струне.
Бутылка в обнимку
с поэтикой
Бредут по колено в вине.
Сказала одна
знакомая:
«Поэты все пьют,
все – пьяницы!»
Мораль твоя,
как оскомина.
Какая тебе,
чёрт возьми,
разница!
Играй музыкант
на флейте.
Друзья,
говорите тосты!
«Жизнь – фонтан.
Открывайте и пейте!» -
Однажды сказал
Маяковский.
Знакомая держится,
как пророк.
Тень пальца её на стене.
Оставьте!
Говорил как-то
пьяный Блок,
Что истина жизни-
в вине!
Ну, что там утихли
шутки?
Бей же по струнам, бей!
Есенин в угаре
пристал к проститутке:
«Пей, выдра, пей!»
Выпьем!
Продолжим веселье!
Там пьяный скрипит
поэт Евтушенко –
Вторую неделю
с похмелья.
А, может, права
знакомая?
Бросить пить и писать.
На счастье найти
подкову
И трезвым ложиться
спать?
Бутылка в обнимку
с поэтикой
Бреду по колено в вине.
Какая там к чёрту
этика!
Ударь скорей по струне!
Товарищи,
что вы сделали для того,
чтобы этого не было?
Вот проходят они
напомаженные,
Запахом пряным разя.
Улыбкой вниманье
одалживая,
Томные до «нельзя».
Проходят
играя
телом,
Занятые
своим
делом…
Любознательные
обыватели
Их провожают
взглядом.
Они даже им признательны
За то, что они
здесь - рядом.
Под ярким,
кабачным светом
Солнечный свет поблек.
Поцелуи шлют
и приветы,
С ними танцуют шейк.
Танцуют
играя
телом,
Занятые
своим
делом…
Любознательные
обыватели
Их вином угощают.
Руки кладут
на колени,
Важность обольщают.
Вот сидят они
напомаженные
На коленях
у важных дядей,
Целуют в обрюзгшие рожи
За толстый,
Пузатый бумажник.
Целуют,
играя
телом,
Занятые
своим
делом…
Шепчут тихонько в уши:
«Ты – славный,
я погляжу!
Поедем со мной,
послушай,
Не бойся – не заражу!»
Чванливый дядя,
цинично
Выпятив толстые губки,
Во всём до предела
практичный,
Лезет рукой под юбку.
Под звуки гитары
И скрипки
Кладёт ей руки на плечи.
Уходит с нею
в обнимку.
Гдe он теперь?
Кто его лечит?
Уходят,
играя
телом,
Занятые
своим
делом…
Нет, не волнуйтесь,
мне уже лучше…
Что там передо мной?
Спинки кроватей,
разрезанные
автогеном?
Планшеты,
планшеты,
планшеты…
Сложенные в ряд
Геной..
Вот этот матрац
пружинистый –
Сколько он перетерпел?
Затёртая обшивка
привыкла
Впитывать пот тел.
Рисунки кивают уныло
со стен мастерской.
Постыло,
постыло,
постыло…
Что это вдруг со мной?
Я намочу полотенце
холодной водой.
И, чтоб совсем не свихнуться,
лоб обмотаю свой…
Qvo vadis?*
Смотрите!
Он
Идёт
Вертикально
Вниз.
Уверенно,
Будто бы по прямой дороге.
Ни дьяволы,
Ни черти,
Ни боги
Не остановят его на «бис»…
Идёт он
не
по
сту-
пень-
кам,
Спускается
Не
На
Лифте;
Ни в Стивенсоне,
ни в Свифте
Никто не ходил по стенкам.
Идёт,
Не
Сбавляя
Шага.
Дошёл до последней точки.
Спускается
ниже
строчки…
Куда же дальше,
бродяга?
---------------------------------------------
*- Qvo vadis – Камо грядеше – куда идёшь? (лат.)
За нами остаются следы
Следы остаются…
На снегу,
на грязи,
на песке.
Следов с каждым днём
становится больше.
Следы на пыли,
на асфальте.
Новый след –
с каждым шагом…
Никто не считал следов,
оставленных
за собою, -
Кому это нужно?
Но всё же,
оглянитесь назад.
Осторожно, на следы,
что остались
взгляните!
А потом уж оставите
новый след…
Они смотрят ниже меня…
Два лица, как одно,
Смотрят
в одну точку.
Не на меня,
чуть ниже,
Под оболочку,
в которой
я нахожусь.
Держусь!
немного
сожмусь,
Сяду к себе
поближе,
В свою сорочку…
Это не галлюцинации, со мной их пока не случалось. Скорее, это всего лишь – игра воображения. А, в общем, на меня смотрят две женские головки с одного рисунка. Точнее, они смотрят ниже меня.
Невыносимо!
Я распахнусь,
грудью вздохну
поглубже.
Не нужно,
не нужно,
не нужно
Цепями держать грусть.
Мистика тротуаров
Пустая,
Незначительная фраза –
Начальное звено темы.
Всего не охватишь разом –
Здесь не нужно дилеммы.
- Вы меня не узнаёте?
- Мы где-то встречались?
- Вы за углом живёте? -
Тому подобные фразы…
Классический ассортимент –
Не нужно природного дара.
Знакомство
с хорошенькой женщиной –
Мистика тротуаров.
Диалог по-одесситски
Мише Виленскому
Одесса просыпалась,
Гасли фонари.
Витрины с муляжами
Минуя, двое шли.
Лежат из воска муляжи:
Торты, пирожные, коржи…
Сказал один другому:
«Хожу уж столько лет,
Стоят всё, как живые
И порчи даже нет!»
Другой сказал, смакуя:
«Чудак!
Так то ж статуя»!
***
Добрый старик!
Продавец
лотерейных билетов!
Ты хочешь продать
людям счастье?
Счастье…
за тридцать
копеек?
Стеклянного ящика
ручку крутишь.
Тасуешь в тесном
убежище
случая –
Счастье! –
Всем доступное,
Но холодное
и чужое…
Добрый старик»
Я никогда
не смогу выиграть
Счастье –
за тридцать копеек…
Всёслилосьвединыйгам…
Андрею Вознесенскому:
«Это не в ресторане «Кус-Кус»
Засахаренные джинсы
«Сахара»,
Потёртая кожаная куртка…
Спешите надеть!
Сумеете иль не сумеете –
нужно суметь!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 007
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . Всем!
Джинсовый костюм –
не новый,
клёвый…
Прочтите про Джина Грина,
если успеете…
Трудно достать?
Достанете,
если сумеете…
- Вы имеете «Oriend»?
- Нет…
. . . . . . . . . . . . . . . . Джеймс Бонд,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Зонт
«Три слона» -
Меняемся?
Очки в оправе «Париж»…
Получишь сполна –
Не веришь?
Фарцовщики формозонят…
Осторожнее! –
Растрезвонят…
- А вам «Президент»?
Осторожнее! –
Мент…
- Ищу «платформу», -
вот такой формы, -
Показывает журнал «Dоmus».
- Вы здесь всегда?
- Да.
- Нужен тонус!
- Ерунда!
Вон тот длинный,
в дублёнке,
Продаёт
порнографические
плёнки…
. . . . . . . . . . . . . «Лорда» пачка,
. . . . . . . . . . . . . блок жвачки…
Осточертело!
Хватит!
Всёслилосьвединыйгам…
Нам ничего
не нужно,
Зачем
это нужно
ВАМ?
Набросок
Не будем идеалистами –
Отдельностью мира.
Игрушечная таинственность -
Мишень для тира…
Расколем стеклянный шарик,
Выберемся из него:
Микромир на подзеркальнике –
Как разбитое стекло…
Представленье внутри шарика –
В нём нет истории.
В нём столько же фанатичности,
Сколько иронии…
***
Жизнь – как поезд
в длинном пути.
Остановите!
Мне нужно сойти…
Обрывки памяти
***
Пригрезилась, наверное,
Пространство пронизая,
Идиллия пещерная,
Граничащая с раем.
Пригрезилося мне:
Стена, огнём залита.
И роспись на стене –
Стене палеолита.
Фигурки мамонтов, быков –
Бегут в нелепой гонке.
Бегут из глубины веков
За временем вдогонку.
Не стёрло время краски,
Пещерный человек.
Твои рисунки-сказки
Пришли в двадцатый век.
Пришли, пронзая время,
Пришли с другого мира.
Не затерялось семя
Пещеры Альтамира.
Идиллия пещерная,
Граничащая с раем,
Пригрезилась, наверное,
Пространство пронизая…
Мир, что с тобой?
Мир!
Что с тобой?
Мир – реклама для зрителей.
Слышишь!
Незримый бой
Стал твоим повелителем.
Видишь!
Идёт полисмен
В чистом, блестящем кителе.
А вот – стоит
«супермен»,
Рядом – ракетоносители…
Парни широкоплечие –
Смесь мелодрам и насилия.
Сколько же в вас эротики,
сколько бессилия…
Патлатые львы
и нежные котики,
Насильники и убийцы.
Танцы под джаз
И наркотики –
Грязным пятном на лицах.
Парни широкоплечие –
Стали самоубийцами.
Репортёры
строчат про вас,
Блещут по вам блицами…
Мир!
Что с тобой?
Мир!
Где твой повелитель?
Ведёт за тебя он бой?
Или он просто зритель?
Вся память мира
Что это?
Безнравственный
эстетизм –
Напоминать о том,
что хочется забыть?
Аплодисменты реквиему?
Позор!
Как можно
наготу хранить?
Хроника лагерей, как набат,
Безразлично,
садистски
отщёлкнутая.
Ленты, снятые операторами,
Документы,
архивы,
отчёты…
Истребление –
не физическое.
Истребление
сущности человека.
Истребление святости
и неповторимости:
Стыд и позор века…
Узники лагерей,
как личности –
уничтожаются.
Но в тысячах таких же,
как они
Повторяются и умножаются.
Повторение
и умножение…
Вы слышите ритм тягучий?
Чуть ускользающий,
чуть замедляющий,
Однообразный и певучий…
Это –
реквием умершим,
Реквием нарам,
дырам, баракам.
Стынет кровь…
Заслонки печей крематория.
Колючая проволока.
Охрана.
Сторожевые собаки...
Опять заслонка,
опять поддувало,
Приспособленное
для загрузки тел.
Заслонка, опять поддувало…
Сколько дел,
сколько страшных дел.
Уничтожение
и умножение…
Груды сугубо личных вещей:
груды пенсне,
руды гребёнок,
Пуговиц,
пряжек из-под плащей.
Волосы…
горы волоса,
Будто волны застывшие,
готовые прийти
в движение.
Ужас в себе затаившие
Сувениры…
Из кожи татуированной.
Из трупов, вываренные
брусочки мыла…
Или этого не было?
Люди!
Было…
Было…
Было…
Эстетика лагерей,
надписи:
«Чистота – залог здоровья!»
Больница.
Кафель.
Блеск.
Ни грязи, ни дерьма, ни крови.
Здесь проводились
хирургические
опыты
Над заключёнными –
лабораторный
материал.
Эстетика…
Страшная эстетика!
В крови по колено бал…
Довольные,
отвратительные лица
Военных преступников
на суде:
«Я не отвечаю за это.
Я выполнял приказ».
Но где?
Где отнимались
насильно
Личная совесть и разум?
Кто же ответит за это?
За это,
за то,
за всё сразу…
Уничтожение
и умножение…
Лица трупов,
едва различимых,
Навеки соединённых…
Лица эсесовцев
со скамьи подсудимых…
Простодушные скрипки
кончают реквием.
Кто-то уснул,
Кому-то не спится.
Голос-набат твердит:
«Это может повториться,
Может повториться…»
Баллада о памяти
Память напоминает,
память тревожит.
Память всматривается
в страницы документов
И переносится в даль прошлую,
В даль, ещё не остывшую,
в даль тревожную.
Проходят десятилетия,
а люди оглядываются.
Помнят, тревожатся…
Преступления зловещие
не делятся –
множатся…
Вот они –
нацистские автоматчики,
Вытаптывающие поля Европы.
Всплывает над памятью ропот.
Ропот…
Колючая проволока,
сторожевые вышки.
Дым Освенцима,
Майданека…
Чёрный дым…
Им бы жить ещё
десятилетия,
Им, тогда ещё молодым…
Грибовидное облако
над Хиросимой.
Мёртвые,
человеческие тела,
Радиацией пожираемые;
Живые тела,
что мёртвые…
Страшные дела…
Страшные дела
напоминает память.
Но людей тревожит
Не только былое.
Помните,
Сонгми –
Недавний вчерашний день?
Помните
сегодняшнее
тревожное утро?
От яркого солнца
Чёрную тень?
Чисто небо…
Расстрелы в Чили.
Пожарища в Африке…
Или этого не было?
Было! Всё было…
Где-то в степях и пустынях
нацелены в небо ракеты.
И на пультах управления –
лаконичное слово «Пуск».
Неужели
Страшные ответы забыты?
Ответы, продиктованные
Историей.
Ответы, написанные
огнём и мечом…
Всё помнится…
Под солнечным
мирным лучом –
Лучи прожекторов,
бросающие тени
в застенках тюрем.
Колючая проволока.
Сторожевые вышки…
Что это? Сон?
Нет! Это явь –
Кошмарная хроника
семидесятых годов.
Что там, под черепом,
лоснящихся лбов?
Где их память?
Убийцы не чтят стихов…
Страшные дела
напоминает память.
Но людей тревожит
уже сегодняшнее.
Южная Африка.
Ближний Восток,
Чили в цепях…
Помните люди, помните:
Совесть – ваш Бог,
Судья вашей памяти.
Память стучит в весках…
На американской фотовыставке
Кружочек-значок на лацкане,
Супер-проспект под мышкой.
В памяти вспыхнет вспышкой –
Выставка фотографий.
Портрет Джеральда Форда
На фоне известного флага
И, прорезая бумагу,
Страшная, острая морда.
Застывшие мины, позы –
Нелепые до безумия.
С ужасами Везувия,
Лавой застывшие слёзы.
Радости и страдания
Строятся в строгий ряд.
Заокенский обряд
Выстраивается в сознании.
Движение пули в яблоке –
Сюровые картинки.
Плоские, как пластинки
Шарики из-под валика.
Тел обнажённых фрагменты,
Целостные натуры.
Горы аппаратуры,
Кадрики, плёнки, ленты…
Отблески в отражении,
Кружочек значок на лацкане,
А на громадном экране –
Фотокадры в движении.
Ритм времени строчит
Музыкальное сопровождение.
Будто бы наваждение –
Грохочет, хохочет, пророчит.
Рекламою флуорисцентною
Бросает экран работы.
Разменивает заботы
На доллары и на центы.
Радости и страдания
Строятся в строгий ряд
Заокеанский обряд
Выстраивается в сознании.
Реквием
художнице
Памяти Нади Рушевой
Что сломано,
Нарушено…
Разлились краски
В серый цвет.
Ушла из жизни
Надя Рушева.
Ушла, ушла…
В семнадцать лет.
Рисунки грустью
Наполняют;
Не верится,
Что её нет.
И тучи солнце
Заслоняют.
На время прячут
Солнца свет.
Остались нам
Рисунки-сказки,
Остановилися
В движенье.
Остановили
Свою пляску.
Своё весёлое
Круженье.
Её рисунки,
Краски, блики
Застыли
В позах золотых;
Самая молодая
Из великих,
Самая великая
Из молодых…
Герника
C быстротою
газетного
отклика
Написана
«Герника»
Пикассо.
Краски
останавливают
окликом.
Кружатся,
вертятся
колесом.
Герника… Герника!
Герника –
уничтоженный
город.
Апокалиптический
репортаж!
Ум человеческий
не вмещает
Этот кошмарный
ажиотаж…
Пробиты бомбами
донизу
Странные узкие
здания.
Образы.
Образы.
Образы.
Город лежит
в развалинах.
Полотно
угрозой томится,
Странное
ощущение….
И ощущение длится,
длится –
Ощущение
повторения.
Меняются группы,
фигуры людей,
Меняются лица
местами.
Глаза печальные
циркачей,
Усталые,
как крестьяне…
Герника… Герника!
Это –
реальная
действительность,
Это –
не тревожный сон;
Бдительность
и ещё раз
бдительность! –
Это –
не «розовый» Пикассо…
Узкое,
юношеское тело.
Мальчик,
широко раскрывший
глазёнки.
Свет из-под ламы
белый.
Есть что-то общее
в хрупкости их,
В грации их
достоинства.
В тяжести рук
больших,
В маленьких детях -
суровости.
Словно клячи
обозные
Медленно
тащат сани.
Образы.
Образы.
Образы.
Идут и идут
перед нами…
Герника… Герника!
Вы разве
не видите
стену сырую,
Тёмную,
с какими-то
каракулями?
Это же детские
рисунки
С надписями
накорябанными.
Вы разве
не видите
След автоматной
очереди?
Это стонут
и умирают
Герники
сыны и дочери.
Вы разве
не слышите
Звук падающей
бомбы?
Он долго
будет тянуться,
Эхом наполняя
катакомбы.
Крупно:
электрическая лампа
В форме
человеческого глаза.
Присмотритесь лучше,
ведь за нею
Прячется
фашистская
проказа.
Словно из угольной
тьмы –
Фигура матери,
прикрывшая детей.
Поищите впотьмах,
на ощупь:
Там мёртвый
лежит еврей…
Герника… Герника!
Бомба разрывается
беззвучно.
Пыль летит в глаза,
песок.
Это движутся
сквозь дыма тучи
Кошмарные
виденья Пикассо.
Нагнул острия
рогов
Бык,
поднявшийся
на дыбы.
Самый огромный
из всех быков,
Которых видели вы.
Криком
Разорванные рты,
Черепа коней
Ощерённые:
Смотрят из темноты –
Свирепые,
Искажённые…
Герника… Герника!
Герника –
зверинец ужаса.
Рвутся,
стонут,
мечутся сердца
И над всем висит
бессмысленное,
Иступлённое
видение конца.
Дикое лицо,
назад закинутое,
С дрожащим языком
в провале рта.
Будто бы
нечаянно
увиденное
С криком из гортани,
как стрела.
Мерная,
протяжная музыка,
Разумная,
мерная печаль.
Заканчивается
жуткий реквием,
Смолкает
расстроенный рояль…
Герника… Герника!
Не нужно
ужасного,
чёрствого,
Герника
хочет жить!
Герника дышит,
не мёртвая.
Мир будет
чтить,
и бдить…
От автора
Сборник стихов «Обрывки памяти» - новая редак-ция сборника ранних избранных стихов из сборника «Об-рывки целлофана». Сборник отредактирован, подкоррек-тирован и дополнен некоторыми новыми стихотворения-ми, ранее не входивших в первый сборник.
Множество стихов периода юности не сохрани-лось, вылетело из памяти. Возможно, поэтому новая ре-дакция сборника и получила такое название – «Обрывки памяти». В школе моим коньком были гуманитарные науки. Тогда же, наверное, и появилась неосознанная тяга к сочинительству. Уже во втором классе в школьной стен-газете появилось моё первое стихотворение, посвящённое Новому году:
Новый год! Новый год!
Всех мы поздравляем!
На весёлый маскарад
Всех мы приглашаем!
Собрались у ёлки –
Зайцы, белки, волки.
А под ёлкой – Дед-Мороз,
Он подарки нам принёс.
Незатейливые стихи остались в памяти. Потом были ещё стихи и короткие рассказы, которые я посылал в центральные детские газеты и журналы. И, хотя они нахо-дили вполне благодушное внимание и отзывы, печатать их почему-то не торопились. В старших классах школы было исписано несколько тетрадок стихов с самой разнообразной тематикой – о природе, спорте, футболе, в частности, о первой любви. Но тетрадки те не со-хранились, а стихи со временем выветрились из памяти.
Уже, учась на архитектурном факультете, я доста-точно серьёзно увлёкся поэзией. Пастернак, Мандельштам, Блок, Есенин, Бальмонт, Элюар, Вознесенский, Евтушенко стали моими незримыми собеседниками в долгие зимние вечера и короткие летние ночи. Пылкие споры и чтение своих стихов в литературных объединениях «Рубикон» и «Горные зори», первые упоминания обо мне, как о поэте, подающем надежды, на литературной странице «Комсомольца Киргизии», «Вечернем Фрунзе», в газете Кантского района «Знамя победы», первые гонорары, превышающие ежемесячную стипендию. Первое публичное выступление на вечере поэзии в Физкультурном институте, где впервые пришлось читать свои стихи в микрофон при переполненном актовом зале.
Встала дилемма: архитектура или литература? Ре-дактор литературной страницы «Комсомольца» настойчи-во предлагал полностью переключиться на поэзию, пред-определяя на этом поприще мне большое и светлое буду-щее. Предлагал свои рекомендации и направление в Лите-ратурный институт им. Горького в Москве.
Поразмыслив, что Литературный институт от ме-ня не уйдёт, решил для начала закончить Архитектурный, не прекращая литературных опытов. К тому времени уже был подготовлен к печати сборник избранных стихов «Обрывки целлофана», литературные переводы стихов киргизских поэтов с подстрочников, либретто к зонг-опере «Славные ребята» - о хиппи, течению, к которому я тогда примыкал, поэмы «Декабристы», «Старины мне слышен зов», современная интерпретация сказки в стихах «Волк и семеро козлят»… К сожалении рукописи те были утеряны и в памяти не сохранились. Появились новые литературные пародии на Вознесенского, чья поэзия была мне тогда близка по духу и конструкции стихосложения, памфлеты, шуточные стихи и дружеские эпиграммы…
Основными читателями и слушателями моих ли-тературных опытов становились друзья и единомышлен-ники по литературному цеху. Печатать всё это представлялось тогда не реальным. Чтобы печататься, нужно было быть членом «Союза писателей», а чтобы стать его членом, нужно было иметь определённое количество публикаций, которых мне явно не хватало.
Писал для себя, потому, как не писать уже не мог. Писал на лекциях, дома, в парке на скамейке, в поезде… писал везде, где появлялась возможность и даже там, где такой возможности не было. Прокручивал в голове сюже-ты, оттачивал отдельные сочетания слов, фразы, слова, рифмы…
Уже в двадцатитрёхлетнем возрасте написал свой первый роман «Деревня Усталости», написанный стихами в прозе в сюрреалистическом ключе с посвящением Полю Элюару, чья поэзия меня тогда вдохновляла. Жанр, откры-тый для меня Тургеневым, стал удобным для передачи собственного настроения и мироощущения. Всё больше захватывала проза с глобальными возможностями рисова-ния с натуры всех жизненных коллизий, сочная речь пер-сонажей, широкий диапазон повествования от вольных лирических отступлений до суровой реальной повседнев-ности. Зарисовки, рассказы с юмористическим уклоном, пародии и памфлеты вперемежку с короткими стихами и эпиграммами стали своеобразной отдушиной в той безза-ботной и несколько безалаберной жизни, свойственной юности и отрочеству. Возможно, по этой самой причине были утеряны некоторые рукописи и тетради со стихами и короткими рассказами. Хотя, спустя три года после окончания Архитектурного факультета и защиты диплома, я всё-таки поступил в Литературный институт. Причём без чьих либо рекомендаций и направлений. Правда зачислен был уже на отделение не поэзии – поры юношеского увлечения, а прозы, которая к тому времени целиком захватила меня.
Но это уже совсем другая история…
Обрывки памяти
© Copyright: Юрий Домбровский 8, 2024
Свидетельство о публикации №124041203199
Свидетельство о публикации №124041203199
Рецензии