Волчье сердце

Июльский летний зной душил седых прохожих.
Я шёл вперёд, совсем один, на всех здесь не похожий.
И мне кричали люди вслед: «Катись, откуда прибыл!
Тебе среди нас места нет! Если нормальным был бы…».
Если нормальным был бы…

И я бежал, как дикий зверь, я прятался от взглядов,
От их жестоких слов и тем, от равнодушных гадов.
Но моё сердце замерло, когда вдруг на дороге
Такое я увидел, что вдруг подкосились ноги.
Вдруг подкосились ноги…

Мне зверь дорогу преграждал, в ухмылке пасть кривилась,
Глазами хищно изучал; моё дыханье сбилось.
Он дыбил шерсть, проклятый волк. Неужто смерть явилась?
А когти по земле скребли – такое и не снилось.
Такое и не снилось…

И тут чудовище прыжком вмиг оказалось рядом.
Я побежал, но голос тот мне приказал: «Обратно!
Коль хочешь жизнь всю изменить, вернись ко мне сейчас же.
Я помогу, уж так и быть. Но ты отплатишь позже».
Но ты отплатишь позже…

Я замер между двух стволов, царапаясь кустами,
Всё мужество собрав в кулак, окинул своим взглядом
Того, кто поначалу мне казался худшим монстром,
Однако он теперь другой – мужчина с чёрной тростью.
Мужчина с чёрной тростью…

С обезображенным лицом и чёрными глазами
Сам я казался чужаком, когда стоял с ним рядом.
Мне незнакомец указал на что-то за спиною,
Я обернулся, осознал: они теперь со мною.
Они теперь со мною…

Стая – десятка три волков – кружилась с нами рядом,
Но страх давно уж отступил: мне жизнь казалась ядом,
А помощь вдруг сама пришла. Не это ли есть чудо?
Подумал я: «Ведь соглашусь! И спрашивать не буду!».
И спрашивать не буду…

«Мне мир людей давно чужой, сбежать бы поскорее.
После пожара в декабре уже семь лет один я:
Огонь и пепел в один миг судьбу мне погубили…».
Мужчина с тростью вдруг завыл, и звери подхватили.
И звери подхватили…

В тот день над лесом дикий вой пугал седых прохожих,
Деревню мучил летний зной и опалял им кожу.
Среди деревьев же прохлада спасала от жары меня,
И моё волчье сердце билось, когда бежал в деревню я.
Когда бежал в деревню я…

Мне волчья морда заменила лицо, оплавленное будто,
А лапы мощные с когтями несли вперёд скорей меня.
Я помнил выкрики прохожих, они меня и подгоняли,
И месть в душе сильней пылала, чем тот декабрьский пожар.
Чем тот декабрьский пожар…

Закат пылал кроваво-алым и дым тянулся в небеса,
Мужчина с тростью улыбнулся и вдруг погладил он меня.
Моё новое обличье – огромный волк, оскал немой
Будут теперь всегда со мною и станут верною бронёй.
И станут верною бронёй…

Мне месть казалась слаще крови, когда прохожих разрывал
Своими острыми клыками, и разум радостно кричал:
«Они за всё, друг, поплатились, не будешь ты теперь чужой.
И волчья стая тебе станет впредь настоящею семьёй».
Впредь настоящею семьёй…

Пока деревня горевала, мужчина с тростью прямо шёл,
Он точно знал, где появиться. Он так волков всех и нашёл.
И, шерстью обрастая быстро, пустился он бегом в закат,
Волчьи глаза сверкали в листьях, смотрел с небес вслед месяц-брат.
Смотрел с небес вслед месяц-брат…

Июльский летний зной наполнился пожаром,
На влажной почве – волчий след; дождь начинался рано,
Когда вдруг утреннюю мглу сотряс мой вой уставший.
Теперь уже не человек, а зверь я настоящий.
А зверь я настоящий…