Больная голова

Тёмные раны на бледных руках кровотОчат чернилами,
Ржавое поле на стоптанной почве усеянно минами.
Кровью из пальца пишу о тяжёлой дороге путника,
Под сотнями пуль, отсидевшись в окопе, я стал преступником.

Я выкопал яму под клёнами в рыхлой земле,
Бог вручил мне ружьё в последний из всех путей.
Мой товарищ присыпал могилку сухой травой,
Сердце бьётся, но я уже там и ногой и рукой.

Говори со мной, словно с гранаты летит чека,
Я готов проживать этот миг до последнего вздоха-стиха.
Свою смерть я увидел в каждом из страшных снов,
Где я вечно пускал себе пулю в открытый рот.

Сел на поезд и бился тревогой нелепой войны,
Но теперь мы и с Богом уже перешли на "ты".
Я сижу третьи сутки в вагоне, пропахшем гарью,
Я удобрил отсохшую землю своими слезами.

Подготовившись к смерти, я встретил её лицом,
А она предо мной задрожала отлитым свинцом.
Я смотрел, как она косой разрубала пушки,
Полумесяц в её руках разлетался стружками.

Люди думают, будто бы я оловянный солдат,
Будто кроме огня мне не страшен любой булат.
Но когда под ужасным обстрелом я рыл траншею,
Каждый выстрел друзей отлетал в мою тонкую шею.

Да какие обстрелы? Я сам себе как на войне,
Я в своей голове даже хуже, чем быть в тюрьме.
Люди, божьи созданья, стреляют в ещё живых
И вплотную наносят в грудину по сто ножевых.

Мне в бараке и негде и нечем стихи писать,
Я писал на стене, простынях, больше не на чем спать.
Мои буквы упали к ногам и испачкали пол,
Я обедаю стоя – в чернилах испачкан стол.

Мои кольца внутри слишком часто слетают с гранат,
Мои уши заложены воплями в сотни ватт.
Говори со мной, будто бы поезд мой с рельс сошёл,
И, наверное, ты говоришь, просто я не дошёл.

Я не справлюсь с больной головой, там идут бои,
Там на дню пару тысяч солдат убивают своих.
Там гражданская бойня, которой не будет конца,
Я наполнен громадой отлитого смертью свинца.

Я копал себе яму под самым раскидистым клёном,
Я с души скинул плоть, став как проводом оголённый,
Мне напалом надежды во рту разрывают нёбо,
Мне могила – вторая при жизни божья утроба.

Мне с ножами в спине тяжело по ночам засыпать,
А солдат в голове невозможно ничем унять.
На коленях молился до страшных нарывов по коже,
Но раз Бог молчалив – иконы безмолвны тоже.

Я выкопал яму под каждым несчастным деревом,
Связал себе руки стальными цепями-звеньями.
Я все свои очерки пеплом предал земле,
Чтобы Бог отыскал писаку грешнОго в петле.