Александр Антипин Лесные взгорья

Александр Антипин. Лесные взгорья.

  Писатель Антипин запускает в твою душу облака человеческой жизни, и плывут они в ней, прихотливо меняя свои очертания, сладко беспокоя вечным движением. Листов восемь переворошишь рассказа, а столько и для тебя родимых пятен проступит, что оглянешься и на свою жизнь и подивишься её крутости…
  Умеет втиснуть в несколько страничек Александр Антипин до десятка героев. Так скажет о них и такое – не отпустят; и проступают сквозь них многие человеки, которым и ты внимал когда-то. Свои, нажитые памятью и Ванька Хышный, и Пашка соседский, «смиренный, но запойный», и Варвара Александровна, бегущая впереди коров от медведя, и матка родная с вицей, и вредный Рудька Назаров, и «старый пентюх» Прокопич на току…
  И выкладываются они в такой цветастый узор жизни деревенской, так они сокровенны и единичны, незабываемы, что язык не повернётся сказать что-то о скудости их бытия, внешне совсем неприметного. И – что самое главное! – спасительного для главного героя – Галерия Василича.
  Русский он человек, с крайностями, которые примирил в себе, утишил на дне души, дав им в полную силу разгуляться только несколько раз в жизни:
  «И только приехал в отпуск из армии, скорёхонько навострил лыжи к Насте. А там – свадьба. Вот тогда Галерий первый раз мать ослушался. Хоть и не приучён был рюмку держать, набрался так, что разогнал всю свадебку, весь народ православный. Силушкой-то Бог его не обидел, ещё до службы на спор с мужиками кованое тележное колесо подымал зубами. На утро, конечно, повинился перед людьми и Настей, выпил стакан спирта, не закусывая, и вскочив верхом на лошадь, ускакал к дедку в Целегору. Подальше от материнских глаз, насмешек и чужого счастья».
  Жизнь человеческая, чья бы она ни была, - в лишениях и красоте. Писателю Александру Антипину в каждом из его рассказов даётся показать странные эти качели, неровности и шероховатости. Вот и у Галерия Васильевича единственное дитя, сын, погибает на пожаре:
«Почему у него такие маленькие ручки и ножки?» – с недоумением подумал Галерий Васильевич. Ему начало казаться, что время остановилось и даже потекло вспять, а сын снова стал маленьким мальчиком. Он прижался к нему всем телом и бесслёзно заплакал, некрасиво причитая чужим голосом. А кругом стояла тишина, и горько пахло полынью, как будто это деревенские пацаны жгли на угоре старые прошлогодние листья».
  А позади и суровая сиротская жизнь с «могутной» матерью, светлой его печалью, горькие учёбы в школе и техникуме, армия не без приключений и несчастий.
Но читаешь рассказ «Лесные взгорья» и понимаешь: крепкая лесина – Галерий, не сломается. Выстоит.
  Родовая память, что бы в ней ни высвечивало, судьбы живших и живущих рядом людей, работа на земле, река и лес исцеляющи, спасительны. Жизнь цветаста и хороша.
  Без улыбки нет писателя Антипина. Так и видится его хитроватый и добрый прищур после звонка:
  – Что, Коля, водку-то пьёшь?
  – Пью, Саша.
  – Ну вот и ладно… живой, значит. Давай-ко со мной съездим в Белоруссию, в санаторий хороший. Я вот правляю туда себя. Нужно, нужно подлечиться…
Не успел Саша…
  Читаю смешинки Александра и вижу его рассказывающим их мне вживую. Как будто мы в Мезени с ним, за столом. И видно помимо его необыкновенно крупного тела круглые его глазки с буровинкой доброй усмешки в них, с готовностью подшутить, разыграть собеседника! Падейки травит тебе, и не знаешь: верить им или нет; а всё равно захватывает:
  «Бывало, Иван Петрович завалит лося, накладёт внуку самоилучших кусков, а из мешка наружу заячьи лапки выставит. Идёт Гелька по деревне с дедовым гостинцем за плечами и каждому встречному поперечному только отвечать успевает: «Вот, дедушка зайку дал».
  «Дедко поначалу грешил на погорел. Деревня у них ближняя, думал, они рыбу таскают. Стал караулить и однажды ночью увидал медведя. Тот зашёл в реку, снял сверху палку, чтобы верша всплыла. Вынес её на берег, вытянул деревянную втулку и, приподняв вершу, вытряхнул всю рыбу. Отведав улова, хитрован-потапыч осторожно подхватил вершу лапами… и снова поставил её за законное место в реке».
  Любовь, совестливость, добрая улыбка, память, крепящая в себе цепко добро, оберегают. Вот убили однажды глухариную песню, а совесть нет-нет, да и напомнит. А нынешние… ток глухариный изведут напрочь, а не оглянутся в жадности своей и жестокости.
  Все лакуны души Галерия Васильевича в свете солнечной памяти. В них нет пустот, чёрных дыр. Это-то и спасает героя от рокового шага. «Сунул руку в карман, нашаривая патроны», а там – кусок мыла материнского, с войны ещё. И тогда вспомнил он, «как намывала она его в русской бане, приговаривая: «Дедушко, соломеюшко, приди в баенку. Шильце да мыльце на полочке, красна рубашка на солнышке…». Ему показалось, даже и теперь мать смотрит на него из каких-то неведомых небесных далей, оберегает своей молитвой и наставляет в дорогу. Вот и мыло послала, словно с напоминаньем: «Мой, мой, сынок, головушку, да не забывай, хоть иногда вспомяни родную мамушку!»
  Нет, без таких вот посылов, солнечной памяти, опоры в ней трудно человеку жить и выжить. Да и житое маетой станется.
  Оглянешься на рассказы Александра Антипина и увидишь северное сияние: «Минуту-другую оно померцало, а затем побледнело, истаяло и убежало куда-то далеко-далеко на север, оставив после себя неожиданно светлый след».
  Нет прозы мезенского прозаика без такого «светлого следа» и «светлой печали».