Сквозь крик и шум молчание проникает

Сквозь крик и шум молчание проникает,
На взлёте замерли однако же слова.
Пожалуй высказанное вовсе не пугает,
Его забыть пока что ведь нельзя.

А далее тишина да и молитва,
Горит свеча у алтаря опять.
Ушедших душ происходит жатва,
Которых ведь не стоит забывать.

Присутствует боль, а может преклонение,
Печаль и радость сравнились на холсте.
Другого мира бывает предпочтение,
Они как журавли на высоте.

Кружат всё чаще нынче над землёю,
Чтоб далее к небесам вновь улететь.
Переживать не стоит над судьбою,
Не воплотится она в реальность впредь.

Огни погасли, слышен скрежет метала,
Из пепелища разбирают снова дни.
Чего же было, а чего же стало,
Лишь слышен звук той самой тишины.

Но время замерло и снова обновление,
Только часы по прежнему стучат.
Как и наверное небесное провидение,
Уж много лет, быть и веков назад.

Предчувствие витает, покаяние,
Только нельзя чего-нибудь опять сказать.
Теперь лишь разделяют расстояния,
И вечности неведомой той гладь.

Сравнению совсем не поддаётся,
Что было до и после, там, сейчас.
Возможно только видимо случится,
Пробьёт когда-то, тот последний час.

В раздумьях нынче снова пребывают,
Пожалуй уцелевшие сердца.
Кто-то и вовсе вновь предпочитает,
Предать забвению сии души, на века.

Но не получится такое ведь глумление,
Сие не допустят обетованные небеса.
Когда-нибудь придётся вновь просить прощение,
Зачем распяли вдруг невинного Христа.

Зачем вдруг невиновных погубили,
И жизнь свели действительно на нет.
Пред образом однако же предстали,
Знакомая кавалькада прежних лет.

Но снова пробивается молчание,
Немного прослезились даже дни.
Но как же душит снова расставание,
Лишь свежие погосты и кресты.

Какая боль, невыносимая утрата,
Печаль, сей омрачает белый свет.
Запомнились навеки видно даты,
Только покоя и провидения нет.

А неописуемое вовсе расставание,
Как некий клин в ранимые сердца.
Лишь тишина как некое напоминание,
Сие не должно случится вовсе никогда.