Организм извёлся как собака

Организм извёлся как собака,
защищаясь от грызни с людьми.
За свой круг из будки ль он выскакивает,
чтоб хоть цепью всех объединить!?

Есть инстинкт, - и он проворней слова,
незабвенной матрицы герой:
пока волей к жизни был не сломлен,
был, как все, - за угол свой горой.

Но настанет время - как простата,
за порог размера скинув след,
где почтенный баловень проставит
за печатью с подписью: взрослеть!

Не входить в возможные уюты,
не смыкаться с тенью в полудне -
где ещё над пропастью смеются,
не боятся с мячиком полнеть.

Кто тут взрослый, кто весны застрельщик,
кто ослеп с некошеной травы?
Писистрата ль с Цезарем здесь смешивать,
чтоб известных «трутней» дотравить!?

Видит Бог, что Он не видит главного -
как упущен с миром был контакт,
где шпана республики заглатывает,
ну а он им в культе потакал.

Три красы - три ветви непокорности,
три слоновых радости навзрыд -
может, кто с них в вере и прокормится,
но не с тем здесь камень был зарыт.

Чьё там сердце ноет от участия
интровертов в заспанном ряду,
где сапог прям в лица нам впечатывает
тот остаток права, что крадут?

Что там зреет в кадках с реституцией?
Что за трость настигнет царский двор,
где сам-пят награбленным красуется,
до облома ж подданных довёл.

Где б стоял ты в валенках за временем
под раздачей, здравствующей вспять.
Кто б тебя и статус твой заверивал,
коль в обнимку поздно засыпать?

Что-то есть и с виду жмёт на градусы;
что-то с тенью ходит по бокам.
Но когда твой бог в тебе возрадуется -
тут и можно в стельку подмокать.

У любви, раскинутой под вереском,
где так много места для растяп,
с расписаньем бед своих не свериваются,
но по лавкам чад своих растят.

Так, открытый доступ к интуиции -
не всегда есть лагерный этап,
где никто свой навык не заимствует,
чтоб к Деметре тропки протоптать.