26. Удачлив Ржевский в боях и в картах. 1812 год

       (предыдущая глава из романа «Купеческая вдова»
            http://stihi.ru/2024/03/22/3151
                «25 Бит казаками и сердит. У горящего Малоярославца»)

– Подъёма в нас такого духа
   Патриотизма враг не ждал…
   К зиме всяк конь подкован – стука
   Враг убоялся. Есть нужда
   В конях большая у Мюрата.
   Душа с утра, как вспомню, рада:
   Обезлошаденный Мюрат
   Пехотный шьёт себе наряд.
   Мои уланы до границы,
   Чтобы загнать врага в тупик,
   Не покладая острых пик,
   Нигде с гусарами чиниться
   За право драться не должны.
   Одни у нас о славе сны…
 
   Поручик Ржевский, впрямь от носа
    Вблизи не видишь что ли карт? –
Штабс-капитан сперва отнёсся
К игре партнёра свысока,
Повысил денежную ставку,
Причём азартную удавку
Умом не сразу осознал.
Ослом прикинувшись, отжал
Гусар у нового партнёра,
Сценично радостно дрожа,
Удачей каждой дорожа,
Большую сумму денег скоро:
– Жаль, не индийский вы раджа...
Штабс-капитан, остыв, не ржал:

– Узрела Вязьма нашу твёрдость
  Не меньше, чем Бородино!
  Свою    Россия знает гордость –
  Врагу понять немудрено.
  В бои мой вклад не вышел бледным,
  И снова знаменем победным
  Для нас Христос как    образ    стал.
  Мы научились неспроста
  В горячке боя забываться,
  Вливаться в ужасы войны…
  Враги? Наш рушат    кров    они.
  Марс не лишает их оваций,
  Но превосходим мы душой,
  В чём наш я вижу шанс большой.

  Пока смоленским нашим трактом
  Хоть как-то пользуется враг,
  Врага мы днём и ночью к дракам
  Ведём, кого б он не запряг
  В свои телеги и фургоны,
  От нашей бегая погони.
  Хоть дармоедов, хоть чертей!
  Все наши бывшие французы,
  Переметнувшиеся враз
  К гостям непрошенным и в раж
  Легко впадавшие – все музы
  И гувернёры, и купцы
  Ведут кляч в бегстве под уздцы…

  Опять обозы пощипали
  Мы неприятельские всласть.
  Разбогатели в общем пае
   С лихвой – давно косится власть, –
Штабс-капитан весь свой загашник
На лавку бросил, а бумажник
Демонстративно снял – пустой. –
    В деревне этой на постой
   Мы встали рядом, но напрасно
   Затеял я игру с тобой.
   Ведь не игра, а просто бой
   Какой-то! Не разнообразна
   Ничуть    игра. За разом раз
   Хочу реванша – что за блажь!

– При том, что вкус победы сладок,
  Остался сердцу от боёв
  Незабываемый осадок.
  Для мёртвых ров – не гроб. А рёв
  Опасно раненных ужасен.
  Пьес приукрашенных и басен
  Напишут много о войне,
  Но оттого явь злей вдвойне, –
Тасуя с ловкостью колоду
Картёжник Ржевский кроме карт
Держал и речь, – Не скромен, рад
  Я про свои огонь и воду
И трубы медные, и боль
Поведать вам…             – Я не слепой.

Ты, ладно, что в хорошем чине,
Ещё и в карты, словно чёрт,
Со мной играешь! Мне, немчине
И полу-греку, не в начёт
Взыскать мои отнюдь не крохи,
Взыскать мой проигрыш с пройдохи
Смоленских, коль не врёшь кровей.
Ах, ты гусарский соловей!
А притворялся, что взял карты
Впервые в руки для игры!
Ты, Ржевский, у меня смотри,
Ловчить не смей!   Аристократ   ты
Иль кто, но честен будь, русак,
Со мной в игре! Я – не простак!

– Вас обыграть хочу я честно,
Но весь   бюджет   ваш сокрушить.
Штабс-капитан, уж вам известно,
Насколько дорого пошить
Мундир гусару-офицеру –
Мы знаем ниже    крови    цену!
С парадным у меня их два…
Когда-то было. Мне едва
Досталась эта вот обновка.
С нас маркитанты так дерут!
В бою всё сгинет – орден уд
Едва прикроет, если ловко
Поверх цеплять на лоскуты.
  Поляки в рубке – не шуты!

«Я снова после приключений
Таких, что слов не подберу,
Поддался, ради развлечений,
В ночь на картёжную игру», –
Себе измыслил в оправданье
Поручик Ржевский с мыслю дальней:
С того, кто сел не с той ноги
Играть, кошель и сапоги,
Содрать, как с глупого партнёра.
– Штабс-капитан, – язвил гусар, –
  Чуть что, ваш проигрыш – буза?
  Вчера я вашего майора
  Грозился в карты обыграть,
   А ноне с    вами    вышла рать…

Штабс-капитан, не в меру севший
Сорить деньгами, грусть давил:
– Наш клан семейный обрусевший
  Нигде звёзд с неба не ловил.
  Род не вознёсся от усилий,
  Зато нигде врагам России
  Не продавал себя и честь.
  Но вижу я недель уж шесть
  Переметнувшихся французов –
  Российских подданных, увы –
  Что быстро с ног до головы,
  Как бесхребетная медуза,
  Перепродались под шумок
  Кумиру. Бог их душ умолк…

  Мне надо, Ржевский, отыграться.
  Бери свой выигрыш, играй!
– Не потеряло цвет багрянца
  У вас лицо. Игра – не рай.
   Я вас пущу по миру. Ладно? –
Гусар усмешками улана
До раздраженья не довёл,
Хотя пытался. Сам-то цвёл
Он от картёжного везенья.
За игроком штабс-капитан
Шёл в подозреньях по пятам:
– Тебя лишать не вправе зренья,
  Но карты будто    видишь    ты
  В моих руках – вновь до беды…

  Врага преследуем нещадно,
  А голод-холод беглецам,
  Тем паче своре безлошадной,
  Несёт смерть ночью по часам.
  Страшны и внутренние свары…
  Уланы, казаки, гусары,
  Путь Бонапарту осложнив
  И навсегда развеяв миф
  О чужаках непобедимых,
  Загонят в зиму тех, кто жив,
  И все попытки отразив
  Их рукопашных не интимных,
  Добьют «гостей» вблизи границ.
   Оставят волки их без лиц!

Штабс-капитан уланской части
Играть по случаю за стол
С гусаром Ржевским сел, но в масти
Так не везло, что сходу сто
Рублей, а тысячу в итоге
Штабс-капитан спустил под охи
И ахи Вани-денщика.
Хозяин шлёпнул, и щека
У причитавшего припухла.
– Дурак я! – выдохнул улан. –
  Продулся! Вот напьюсь-ка в хлам!
  Предполагал, что дело тухло:
  Мне продолжать игру с тобой.
– Игра со мною – не разбой.

Расставшись с пачкой ассигнаций,
Улан икал:       – Всё… проиграл…
  Ты молод, Ржевский… Восемнадцать?
– Мне девятнадцать, – чуть приврал
Поручик Ржевский, не моргая. –
  Поведать не без   юморка   я
  Хочу о том, как получил
  Досрочно я свой этот чин.
  Июль провёл я в арьергардных
  Боях, сводящих нас с ума.
  Сплошь отступать обидно. Тьма
  Была вопросов деликатных
  И не вполне, поскольку мат…
  В крови врага я в аккурат

Был схож с посланником из ада.
Мчит на меняв атаку ряд
Кавалеристов, а досада
Моя ушла во гнев… Скулят
Враги, повергнутые наземь.
Полста… дели по правде   на   семь…
Я лично в бегство обратил.
В глазах врага    чёрт    во плоти
На них напал: в руках две сабли…
Второй не зря махал… уж как
Её у павшего дружка
Я взял, не помню, но зассали
В той рубке ляхи предо мной –
Весь их   отряд    передовой!

Я первым делом после схватки –
К реке, ведь если кровь с шитья
Не смыть враз, то её остатки
Не выгрызть после и в три дня!
Дрожь после боя – прочь! Не рохля!
Пока в траве прибрежной сохло
Моё тряпьё, на склоне дня
Я в речке выкупал коня…
Вокруг безлюдно. Сам я    жив,    но
Век не способна присмиреть,
Со мной заигрывая, Смерть…
Вдруг Орлик мой заржал призывно.
Я отвергал упрямо треть
Его причуд, но усмотреть

Смог ляхов – чуть не   окосел    я!
Был неизбежен с ними бой
И стало мне не до веселья.
Враги несут, само собой,
Мне шанс погибнуть? Тут и сгину.
Но жаль мне    Орлика,    скотину,
Что    выдал    в этот раз меня.
От пули ловко, как змея,
Ушёл    я: голый на конягу
Взлетел и – к берегу скорей.
На нас с конём, как на зверей,
Дозор из трёх поляков – с шагу
В галоп – охотился, ей-ей!
  Я – волк! А где лиса сильней?!

На берегу – два пистолета
Мои, заряженные впрок…
Стрелял, не целясь я, да это
Мне и не нужно, ведь стрелок
Я лучший был в полку тогдашнем.
Спешил бить дерзко, ведь не   дашь    им,
Троим саблистам, фору в миг,
Когда из ряда горемык
Сам выйти мнишь в ловцы удачи.
Двух ляхов пулями достал.
Второй был ранен, приотстал.
Убил я первого, но сдачи
Подранок и его дружок
Мне дать могли, минуя шок.

Я кинул оба пистолета
И поднял саблю вместо них.
Вид обнажённого атлета
В сердцах, должно быть, не стальных
Удвоил трепет. В меру ляхи,
Не предлагая мне рубахи,
Пытались взять меня вдвоём.
Придал мне силы водоём.
Обезоружил я подранка,
А после с воплем: «Ты куда»?! –
Срубил в погоне без труда
Поляка третьего. Огранка
Сердец трусливых на скаку
Для песни ляжет ли в строку?!

Пленённый раненый уныло
Мой рапорт устно подтвердил.
В полку все ржали, мол, проныра
Год в подпоручиках ходил,
Служа прилично, но без блеска,
А тут за пять минут бурлеска
Взял чин поручика и крест!
Охота к перемене мест,
Мол, загнала к нам в плен поляка –
На этом Ржевский и сыграл,
И в славе многих обокрал!
Весь полк гусарский – вот, мол, бяка –
Икру-то мечет, но икра
Сия – не бум, а лишь игра…

– Дворянство в третьем поколенье
Мне в радость лишь слегка. Бельтран,
Отец мой – немец. Жил без лени…
– Вам по    душе,    штабс-капитан,
Моя история с наградой?
Грустить и плакать над утратой
Удачи в картах – это грех.
Ваш дед, как вы сказали, грек
И не чурался контрабанды,
И знал, что деньги – суета.
– У деда всё в ажуре. Да,
Был предводителем команды,
Однако, прячась от невзгод,
Пошёл служить на русский флот.

Я – грек по деду. Православный.
Служил дед долго, ибо мог.
Путь службы, пусть не самый плавный,
Ему счастливым стать помог…
Я проигрался в карты крупно,
Но быть спокойным мне не трудно.
Все эти деньги – мой трофей.
У мёртвых двух французских фей –
Погибших беженок в обозе –
Взял в саквояже мой денщик…
– Ух, что я вижу! Это пшик,
Фальшивки! Сдам их при угрозе,
Что подтвердится вывод мой,
Властям    я. Каторгой, тюрьмой

Дни кончить было бы обидно.
Что от начальства слышал сам?
Фальшивка крайне самобытна.
Я верю собственным глазам.
У типографии французской
Пред нашей есть отнюдь не узкий
Ряд преимуществ, а вот тут –
Ошибка в букве. Ну а труд
Над каждой    подписью    банкирской
С ручной усталостью, как есть,
Механизировали – честь,
Хвала станочникам. Без риска,
Как им казалось, их клише
Ничуть ручных виз не хужей…
          *           *           *
– Врагу мы крепко врезали под Вязьмой.
  Кураж Великой армии иссяк …
  Жаль, крыши не имеет    коновязь.    Мой
  Капризный конь трофейный чуть не сляг,
  Хотя он под попоной, как в салопе.
  В теплично-избалованной Европе
  Лошадки и    представить    не могли
  Холодный климат нашенской земли!
  Остатками маневренности как-то
  Ещё обязан    ляхам    Бонапарт…
  Эх, жаль, я – не цыган, не конокрад,
  А то бы свел совсем неделикатно
   Коней у Понятовского для нас, –
Штабс-капитан так начал свой рассказ. –
 
   Испанцы и поляки наших пленных –
   Солдат и офицеров, сотни душ –
   Преступно перебили всех, во-первых,
   А во-вторых, забили их, к тому ж,
   Дубьём по головам, не тратя порох.
   Приказ Наполеона? Нынче ворог
   До крайности отчаянно жесток.
    Две тысячи казнённых – вот итог! –
Улан штабс-капитан тайком ладонью
С лица смахнул обильную слезу. –
   Мы, Ржевский, не жестоки, но блесну
   Сам   яростью в бою и удалою
   Отвагою улан своих в бою
   Поляков польской кровью и залью!

   Бросаясь из засад, врываясь в сёла,
    Конвойных тех разыскиваем, бьём!
Поручик усмехнулся:        – Знаю   всё   я.
    Мы ляхов с той поры в плен не берём.
    Красотки – их полячки… К чёрту граций!
– С испанцами тогда и португальцы
   Составили конвойное зверьё.
– В Россию сволочьё пришло, ворьё!
– Что тут сказать!    Прославилась    Европа!
   Недавно допросил я языка.
   Он слышал: Коленкур был не слегка
   Встревожен. Зверство, мол, такого рода
   Россию спровоцирует на месть.
– Не надо было    вообще    к нам лезть!

            (продолжение следует)