В сердце хранить...

Мелькания синей мигалки
Порвали кромешную тьму,
И дрожь от больничной каталки,
Казалось, сама перейму.

Вокруг только белые маски,
В родильный врываемся мир,
Гудение, писки и лязги,
А мысли, найти бы сортир.

Поспешно меня раздевают
И я на родильном столе,
А люди, сменяясь, мелькают,
Сплошное вокруг дефиле.

Сестра похвалила попутно,
Что всё там, где надо, под ноль,
Но дальше я помню так смутно,
Сковали и страхи, и боль.

Обмазали спиртом и йодом,
Меня начинает трясти,
Канюлю дают с кислородом,
Чтоб в чувства слегка привести.

Что нужно, успешно подмыто,
А далее, как не лютуй,
Сноровисто и деловито
Последний вершат поцелуй.

Огнём тело всё охватило,
За ним схваток новый накал,
В момент, когда боль подкатила,
Уверенно врач ободрял.

Бесила тупая опека,
По жизни я не экстремал,
Родного хочу человека,
Чтоб руку тепло мне сжимал.

Что знала, я напрочь забыла,
Мой мозг накрывает туман,
Руками врача обхватила,
Зачем-то к ней лезу в карман.

Вцепилась в неё мёртвой хваткой,
Втроём отрывали, кляня,
Назвали меня психопаткой,
Карман был в руке у меня.

Вновь сильные долгие боли
И звон постоянный в ушах,
Какая к чертям сила воли,
Когда вся в слезах и соплях.

Прошу усыпить, дать мне яду.
Под сводами воплей полёт.
Такое не снилось и Аду,
С меня коррективы внесёт.

Кричали, чтоб я не кричала,
И мне надо лучше дышать,
Но боль из груди вырывала,
Что знала про чью-то там мать.

Такое на всех наорала,
Хотела прибить их, порвать,
Египетских казней желала,
Мне стыдно о том вспоминать.

Забудется боль и плохое,
Одно никогда не забыть,
Когда происходит такое,
Что буду я в сердце хранить.

Часы убивающей боли,
Возможно, добили меня,
И мысль, раз мне что-то вкололи,
Могу не дождаться я дня.

А тут ещё тьма навалилась
И звуки ушли в тишину,
На медиков больше не злилась,
Спокойно теперь отдохну.

Знакомое слышу: "Родная".
Открыла глаза, рядом он,
Стоит, ни на что невзирая,
Не ясно мне, явь или сон.

Вокруг персонал суетится,
Тревога в глазах и испуг,
Могу лишь одним насладиться,
Что нет больше схваток, потуг.

И явно от боли вкололи,
Не чувствуя, вижу я всё,
Как пузо моё распороли,
Старались при этом борзо.

Смотрела на них краем глаза,
Нет дела до их суеты,
Тут муж объявился с Донбасса,
Я вижу родные черты.

Как был на гражданке тихоней
И тут, улыбаясь, молчал.
Теплом чуть шершавых ладоней,
Взяв руку мою, согревал.

Вокруг все с ума посходили,
Хирург в губы лез целовать,
На грудь мне зачем-то давили,
А муж не спешил помешать.

Вокруг тишина гробовая,
Оглохла от криков своих,
Смотрю на него, не мигая,
Вновь таю от глаз голубых.

Не ясно, как он без халата
Сумел в зал родильный попасть,
Есть пропуск видать у солдата,
Такая дана ему власть.

Уверенность в лёгком наклоне,
Взгляд, полный любви, чуть суров,
Его поцелуй в центр ладони,
И щётка колючих усов.

"Надеюсь, тебя не обидел,
Я выполнив, что обещал,
И славную дочку увидел,
И рядом с тобой побывал.

Любимая, ты постарайся,
Медсёстрам, врачам помогай,
К дочурке моей возвращайся,
Судьбу ей, прошу, не ломай".

И он подмигнув, улыбнулся:
"Прости! Мне, родная, пора".
У входа на миг оглянулся:
"Знай, рядом с утра до утра".

Обрушился разом шум страшный,
И вновь ничего не понять,
Нет сил, мне идти в рукопашный,
Одно лишь желание - спать!

Не мало дней после промчалось,
Внизу живота угли жгли,
Что было, мне сном показалось,
Да только вот дочь принесли.

Дни дальше быстрей полетели,
Все знали, как мне не легко,
Медсёстры с любовью смотрели:
"А, дочка, видать, в твоего".

Со временем, всё понимая,
По стенке иду и реву.
Кричали, что слышу, не зная:
"Зовите героя вдову!"