Филарет Романов

Постриженный в монахи Годуновым,
Романов Фёдор жутко загрустил:
Монахом быть, а не монархом новым
Создателя он явно не просил.

Но вот Лжедмитрий, тот, который первый,
Благополучно «родича» признал.
И Фёдор-Филарет меняет келью:
Из чернеца митрополитом стал.

Неважно как, но он теперь на воле,
Хоть чёрта он готовый признавать.
А что в Москве творится при престоле –
Пока его не будет волновать.

Тем более, что Шуйский смог так лихо
Подложного «царевича» сожрать,
А Филарета в Углич сплавил тихо
Останки настоящего прибрать.

Вот только прибирал он, видно, плохо:
Опять Лжедмитрий, но уже второй,
Не ожидая для себя подвоха,
С казачьим войском вновь идёт войной.

Смекнуть тут надо было Филарету,
Что этот – ну уж точно не монарх!
Ан нет: признал за «родича» и этого…
И в Тушино уже как патриарх

Как будто бы в плену, но при параде,
Романов просто окончанья ждёт,
В кровавом этом жутком маскараде
Прикидывает, кто же верх возьмёт…

И вот уж свергли Шуйского бояре.
Крепчает Смута… Шведы, ляхи, вор, –
Все лезут оголтело в «государи»,
Никто из них не лезет под топор.

И Филарет не лезет… Наконец-то
Направлен к Сигизмунду он Москвой
Отдать престола русского наследство; –
Ему-то соглашаться не впервой!

Вот Филарет к Смоленску подъезжает
И думает: «А ляхи тут при чём?
У самого вон Мишка подрастает…
Так почему б ему не стать царём?

Поляки мужикам поднадоели,
Того гляди, попрут их из Москвы…
Ну год, ну два – и вот они не в деле,
А как же мужикам без головы»!..»

И по приезду он давай занудно
Бубнить про то, чтоб крест поцеловал
Тот самый королевич Сигизмунда,
Который на престол претендовал.

Мол, только так, иначе не признаем!
Король был в шоке: «Как же так, опять!
Ведь мы же не в бирюльки тут играем!
Вот русские! Не знают, что хотят!..»

За пререканья в польский плен покорно
Идёт Романов на привычный труд.
Зато на троне стало посвободней,
Авось бояре Мишку изберут!..

Всё так и вышло. Среди Смуты мельниц
Сумел надуть легко весь Белый свет
Холуй, тихушник и приспособленец
Отец династии Романов Филарет.