Препарат

Она на холодном кафеле кухонном, стоит босая на одной ноге и готовит салат,
а мне хочется так обнять ее и прошептать: «Мне с тобою что в Рай, что в Ад!».
Нас не пустят за ставни врат поскольку в каждом из нас свой грех, свой особенный препарат,
свой сюжет под общим названием, свой полет, свой обыденный камнепад.

Ей бы не было что надеть на аудиенцию у папы Римского, у правителя греческого, Афинского,
который в эти черные посмотрел бы пристально, и не понял холода, что неистово,
засыпает то льдом, то искрами, за которыми я хожу смеясь и всегда со своей канистрой,
высокооктанового бензина чтобы если сгореть до тла, то рядом с ней и, конечно, быстро.

Она мечется между фазами, между какими-то неизвестными, но крылатыми фразами,
Между сторисами и рассказами, между крещением и базарными сглазами,
оставаясь загадочной, но с непосредственностью ребенка на выцветшей кинопленке,
чтобы в молчании емком ты сам выбрал между пряником сдобным и черной плеткой.

И вот она тут, упирает ступню в колено, готовит ужин — неизменно в нем есть салат,
а я обниму ее сзади, скажу: «Мне с тобою что в Рай, что в Ад».
Она рассмется и скажет: «Дурак, где тебя откопала? Городской сумасшедший, диковинный экспонат».
И я стану как-то наивно рад, потому как в крови любовь — наш особенный препарат.