Неэвклидова геометрия
Неведомой руки простой расчет,
Владеющей искусством высочайшим,
Соединяет точки. Нас влечёт
Друг к другу. В геометриевых чащах
Нас параллельно сводит на прямой
И замыкает линии в окружность.
В пересеченьи этом есть простой
Сценарий судеб, друг для друга нужность
Необходимость просто позарез
В преодоленьи тягот угловатых
И пониманье, что такое без…
Таких случайных встреч.. Земля поката….
***
***
И этот век, и этот город, и это длинное окно
В котором мир по швам распорот,
А больше, больше – не дано.
И надо многое поправить
Непоправимое на вид,
Пока холодными губами
Со мною время говорит.
***
Так вот откуда эта кровь во мне
И этот жар, и неба полыханье
И время многоокое не вне
Меня, а в сердце, как дыханье
Пустыни Иудейской. Соломон
Читает Песню Песней. Из пророчеств
Она одна, как музыка и сон,
И как любовь, которая из ночи
Приводит в этот мир всех через кровь,
Связующую род любой, как память,
Так вот откуда эта «кровь-любовь»
Понятна я для слуха. Не исправить
Теченье этих древних, тайных рек,
Сгорающих и снова быстротечных,
Как мудро скроен глупый человек.
Как больно, обжигающе и вечно.
***
В.К.
Рука во сне не ищет колыбель,
И не качает канувшую бездну,
Как для двоих искомую постель
При расставаньи, ставшей бесполезной,
В масштабах измеренья: год за три,
С обиженною мухой внутри,
Закукленной слезинкой в янтаре.
Я помню твой уход в том январе.
И что бы не случилось – диалог,
Став монологом, в область теоремы
Без доказательств, с разностью дорог,
Уводит в недомысленное, где мы
Могли б остаться вместе. Этот путь
Забыть нельзя и снова повернуть
К началу, где знакомы мы едва,
И не дрожит застывшая слеза
На памяти, ногтём не сковырнёшь.
Всё превратив в предательство и ложь.
***
Тебе была черновиком,
Исторгнутым, как промокашка.
Несвоевременно-неважной
Запаской на потом, потом…
А в моей тоненькой душе
Неведомой тебе и миру
Жила таинственность эфира
И лес, раскидисто-густой.
Там пели птицы на заре
Свои воздушные легато
Сад райский, брошенный когда-то.
Тобой и мной.
Тебе и мне
Закрыт навеки этот сад,
Как недоступно восхищенью
Душе без света и прозренья
Познать любовь без сожаленья
И ожидания наград.
***
Что ж, принимая логику событий
И понимая смысл, скажу «спасибо»,
За то, что среди жизненных открытий
Твоё открытье стало перегибом
И перехлёстом. Стоит приближаться
К тому, что согревает, не калечит.
Но кто-то сверху загибает пальцы,
Считая шансы. Раз. И время лечит.
Поэтому раскрошенной скулою
Благодарю тебя членораздельно,
За то, что ты сегодня не со мною.
И одиночество не сделалось смертельным,
Не доконало. Троекратно славлю
Всё то, что состоялось много после
Тебя. За карандашик целовальный.
И за тетрадку в клеточку неброскую.
В которой я пишу теперь спокойно.
В процессе этом больше созиданья,
Чем в нашей жизни вместе. Верно, стоит
Благодарить тебя за расставанье.
***
Какие-то дробные знаки: жара, опускаются руки. Жара, открываются двери с глухим и продавленным стуком. От бус, привезённых задолго до встречи с тобою остался ракушечной спинки осколок и в сердце щемящая жалость – о порванных бусах, о сроках, которых собрать не удастся, о том, что внушаешь природе: «Такая же, те же семнадцать». Какая знакомая скука и голос, блуждающий странно, молящий уже не однажды о том, что само и спонтанно приходит к влюбленным взаимно.. Ко мне же, как сквозь паутину, окрепшую в вольном круженьи, как чрез прозрачную спину ракушечных бус и в сближеньи с тобою все знаки случайны. Все знаки взаимообратны. Взаимообратны до тайны.
***
На уличной торговле коробейницкой
Средь уравненно сваленных товаров
По пять – по десять – мелочь и безделица,
Я отыскала веер небывалый.
Он распахнул павлинье оперенье,
Блеснув глазком вуально-куртуазным
Из времени, где знают откровения
Влюблённых жестов, без участья фразы.
К губам – люблю, к щеке – скучаю. Список
Дословно понимаемых движений.
Затейливо-простая, без описок,
Чтапмая книга откровений.
Лежит. Теперь уж мой, но прячет тайну.
И рёбрышки его хотят раскрыться,
Быть может, поднесу к губам, кто знает?
И ты прочтёшь в нём спрятанные мысли…..
***
Жду от тебя хоть намёка, строчки,
Мелочи, ерунды.
Как привлекательны и порочны
Губы твои и сны.
Как неожиданно стало мало
Знаков, звонков. Ты кто?
Как я тебя никогда не знала,
Как теперь помню то,
Как никогда не дрожали руки.
Истинно – никогда,
Как не боялась с тобой разлуки,
Не говорила «да».
Помню, как ты расписался кровью
И положил письмо,
Как я смеялась, не двинув бровью
Было ведь всё равно.
Как ослепительно стало ясно,
Как я прозрела вдруг.
Ежесекундно и ежечасно.
Я твой надёжный друг.
***
Зря я просидела этой ночью
С двух – до трёх.
От тебя ждала хотя бы строчки
Или вздох.
Я была спокойна и отважна,
Как пастух.
Тот, кого обидели однажды
Станет глух.
Станет беспощадно одиноким
И к шести.
Приняла раскаянья уроки.
Всё.
Прости.
***
Как грань одолеть и остаться в неведеньи зыбком
По поводу нас, если призрачность только роднит?
Мне ссужено в долг – ожиданье и полуулыбка,
Дрожанье ресниц и застывший зрачка эбонит.
В моём лихорадочно-сладком мечтании тесно
От радости спаянных губ и спелёнатых рук.
Останься кем хочешь: иллюзией, выдумкой, песней.
Не стань палачом, не разрушь очарованный круг.
Сиротство любви разрываясь, неистово бьётся,
Торопиться быть. Разделить на двоих полноту
Уставшего тела из плоти, рождённого Солнцем.
И если не надо… Иди. Отпускаю. Не жду…
***
Последний раз говорю об этом.
Последний раз. Ты дождался пауз,
Когда вернутся туда осталось,
Где не был мир, но и не был хаос.
Последний раз. ..Есть длинноты смысла,
В которых скрыта, увы, враждебность…
И сколько б в окнах Луна не висла
Она не станет земною нежностью.
В твоих ответах, обрывках речи
Длиннотах тягостных и ненужных,
Попытках смысл отыскать натужно,
Так много пауз. Расправив плечи
Иду навстречу другим случайным
Другим случайным, чтоб слышать голос.
Они не любят, но отвечают.
Последний раз. И на все вопросы.
Последний раз… Среди всех молчаний
Ты выбрал правильный промежуток,
Встречая утром прилёт маршруток
Не жду...
***
Учусь писать длинные «бродскизмы».
Получается какое-то плоскостопие,
Какие-то поэтические атавизмы,
Какая-то ямбо-хорейная утопия.
Как он вырабатывается этот гений?
Или этот дар для особо избранных?
Выдаётся раз на одно поколение,
Остальные вылетят, получив под дых?
Всё валяюсь с ручкою и тетрадкою,
Безмятежность, как в Лету давно уж канула.
Точно так же, как раньше любила сладкое,
Я люблю теперь писать только длинное.
***
Лютневые концерты, походы в «Арт-Синема».
Любимые интроверты, с печальною складкой у лба.
Кофейня с густым ароматом и крепким дымком пахитос,
Всё сразу легко и понятно, какой бы не задал вопрос.
Читаются Борхес и Кафка, Уэльбэк, как живой манифест.
Как я обожаю вас жарко и как тосковалы бы без,
Как хочется с праздничных улиц, бежать никуда не свернув,
От Солнца, слепящего щурясь и легкие бегом продув
В кофейню с густым ароматом и крепким дымком пахитос,
Где сразу легко и понятно, какой бы не задал вопрос….
Ульяне
Мы не знакомы. Случаются встречи,
Где отдалённую тонкую руку
Чувствуешь близкой. И в этой предтечной
Дружбе есть легкость и ломкая хрупкость.
Не претендую на со-притягательность,
Спелый орех по законам кружения,
Падая с ветки прочертит старательно,
Линию к вам моего притяжения.
***
То, что иным бывает с верхом дадено,
Даже свех меры – с горкой…
Детское слово «мама», как украденное
Я говорила со спазмами до подкорки.
Даже не знаю, когда мы встретимся,
Может быть, встретимся
На той, уходящей на небо лестнице
Старенькой лестнице.
Мы будем с тобою там друг другом узнаны?
Уж лучше тогда пускай эта лестница будет узенькой,
Тогда мне легче легкого будет шагнуть навстречу.
И всё наврали те, кто сказали, что время лечит.
А может там кастанедно меняется точка сборки?
И дрогнет там, в груди, за немым предплечьем
Умолкнут бронхита простуженные переборки
И я, наконец, смогу сказать тебе это слово.
Знакомое всем живущим.
А мне не знакомое.
Египет
***
Подумай о Египте. Там жили люди. От детского плача разбухали груди, от чьей-то близкой смерти – рыдали, если говорить не о начале, а о финале. Там тоже любили и ненавидели - тоже. Это были люди из крови и кожи. И чувства, как наши – не ниже. А так – всё то же. Поэтому разожми кулаки, сделай стоящее. Не надо говорить о вине и о совести. В этом, знаешь, много условностей. Всё пережили в Египте. До тебя пережили. Рожали, плакали, хоронили. И ты тоже из пота, крови и кожи. А так всё то же. Всегда всё то же.
***
Фиванский кораблик
Сколько вод утекло по разливам великого Хапи,
Сколько славных эпох, фараонов, наместников даже,
Но фиванский кораблик, по-прежнему, парус наладив,
Всё плыв1т по папирусу к городу, где семивратные стражи
Охраняют покой своих вольноотпущенных граждан.
Пусть критяне – лгуны, пусть моря век от века зыбучей,
Пусть дорога под Солнцем пылит и лишает покоя,
Есть на свете кораблик фиванский – забытый и лучший,
Потому что в движении вечном он знает такое,
От чего забывая и я столько раз уходила,
Как сквозь время плыть к Родине, ставшей чужой и немилой.
• Разлив Великого Хапи – разлив Нила, по которому египтяне исчисляли время.
• Семивратные стражи – город Фивы, был защищен по преданию крепостью с семью воротами
• «Все критяне лгуны» - «Критяне все нечестивцы, убийцы и воры морские, знал ли из критских мужей кто-либо совесть и честь?» (Леонид Тарентский (Античная лирика, М., 1968 г. С. 243)
Египетские кошки
Когда-нибудь, когда нас всех не будет,
Какие-то совсем другие кошки
Египетские, сидя у подъезда,
Начнут деленье мира на живущих
И отошедших в царствие всех мифов
С охраною границы. Снова люди
Займутся старым – будут по одёжке
Встречать и по уму судить любезно,
Мечтать о невозможном ещё пуще
И камушек труда тащить Сизифов,
Но даже зная это, сколь бы труден
Не оказался путь мой, и дорожки
Легки его, а может, бесполезны,
Благодарю за радость всемогущих
Уроков сознаваемых и скрытых.
За этот мир, который неподсуден,
За выбор – самый верный из возможных,
За тех, кто пуповину перерезав,
Меня учил, и с яростью, присущей
Богам Олимпа или вольным скифам,
За то, что я была, и кто-то будет…
***
Моя печаль прозрачна, как шифон.
Пожалуй, я дошла до середины
Земного. Данте пламенный поклон
За вечную цитату. Перекинув
Костяшки лет на счеты, сосчитав
Их все, могу теперь сказать спасибо
Всему, что было. С чистого листа
Вновь не напишешь. Сказочным Магрибом
Мне кажется уже пройденный путь.
И ранящие в первой половине
Открытия растаяли. Вернуть
Всех чувств нельзя, но лампой Аладдина
Ещё зовёт всё то, что впереди,
С желанием принять простосердечно
Все волшебство возможностей. Пройти
Светло вторую часть с названием «вечность»
****
Цикл Яаков и Рахель
«Воспользовавшись голодом усталого Исава, Иаков покупает у него за кушанье из чечевицы права первородства»
За чечевичную похлёбку, Исав отдал дал первородства,
Мгновенье жгучего желания. И наступившее сиротство:
Кумин, морковь, немного перца. И чечевичная основа
Открыли тайну злого сердца. Закрыли – брошенного Слова,
Когда до обморочных колик дрожал от ветра дух Исава,
Иаков грезил о наделах и плодородьи Ханаана.
Ветхозаветность старых истин, дохнет, как жар пустынной сушей,
Но до сих пор, одни – корыстны, другие странно-простодушны.
И в этом смысл. И в этом точка. И в этом истинность предела.
Однажды стать единой точкой. Однажды стать единым телом.
Сыночек
Приключится с тобой сыночек, другая хворь.
Рифмовать не захочешь страстно «любовь» и «кровь»,
Чтоб со мной не стало. С того, апрельского дня.
Всей срединной кровью люблю тебя.
Тело умерло старое, воды смерти назад ушли
Лишь с твоим рожденьем узнала -
Всё из любви.
***
Изображая самолётик, кружится мальчик по паркету,
Его война не там, не где-то, а здесь – в пяти шагах от лета –
В кривом ряду забытых стульев, пропахших пылью старых штопок
На разлинованном узоре, он видит бой и входит в штопор.
Из класса танца наблюдает. Ресницы, взгляд, как будто мимо
Волненье вся и ожиданье, в косичках рыжих балерина.
Им, пятилетним не знакомы большие, сложные вопросы,
Он предстоит, ответ искомый. Играют дети в мире взрослых.
Картинка первая сложилась. Фрагментов много соберётся.
Когда без сил, когда по силам.
Он в бой уёдёт. Она дождётся…
***
Шагнув из ушедшего века, из порванной дырки во времени,
Как заново снятая мерка солярно единого гения.
Ожогом, ознобом по коже.
Вивальди был рыжим. Ты – тоже.
Играет в пещере этажной гармония сфер серафимовых
Концерт соль минор-адажио. Лбимые. Оба – любимые.
Ведомые только музыкой. Классически крепкими узами,
Объятые страстью похожею.
Вивальди был рыжим. Ты – тоже.
И мне эта страстность понятна. Бесцветно-слепыми ночами
Оглохшему уху невнятные цвета добавлять стихами.
Вам ноты в октаву положены, а мне – лишь земное слово.
Поэтому вы с детства – рыжие. Поэтому я с детства – чёрная.
***
Ночной небосвод – это плотность абстрактная музыки,
Симфония или клавирный этюд без начала.
Как тени ладонями гладкими бережно сузили
Лицо твоё белое. Ночью заметнее стало,
Отпущена нота печали… Уже небосводная
У сердца добавился новый удар. Дактилический,
Оставив двумерности стороны их оборотные
Вложив в этот третий. Любовь…
Михаилу Блехману
Я думаю о Вас со всею нежностью,
С какою думать обо всех живущих
И об ушедших стало или редкостью
Или бессильем. Мне по силам. Гуще
Кофейной чашки памятная терпкость.
Я всё воображаю Вас. Вы – рыжий?
Любимый цвет волос, хотя, наверное,
Такой вопрос покажется излишним.
И приближающим. Но это трюк мечтаний,
Читая текст, пытаешься увидеть,
Прозреть за словом Ваши очертания,
Читательская, в-общем, дальновидность.
Жаль, что она при этом близорука,
В том смысле, что по письмам электронным
Глаз не увидишь, и не тронешь руку
Учительскую. С нежностью и стоном.
Я думаю о Вас. Почти влюблённо.
М.Б.
Здесь не может быть противоречий
Всё предельно ясно и прозрачно.
Счастье – цель любой мечты конечной,
А любая точка однозначна.
И скучна, поэтому заранее
В запятых есть паузы и ломкость,
А у нас. Без знаков препинания.
Чистый белый лист. И Солнце – к Солнцу.
Лене Чуриловой
Из всех, находящихся рядом, ты самая близкая.
И улица рядом, и дом, можно пешей добраться,
Но, главное, ворох тетрадок тобою исписанных
Так близок по духу стремлений не сестринских, братских.
Я знаю, меня упрекнут в этот гендерной скуке.
И нам, от двуполости нашей, к несчастью, не деться.
Люблю тебя. Жму твою тонкую женскую руку.
По-женски, но вижу у нас с тобой братское сердце.
Шаманское
***
Приходит время каждому быть шаманом - метафизиком, осуществляющим мечты. Путешествовать между мирами, как между странами: безвизово переходить мосты дорогою волшебства. Чертить карты будущего, где нет разделения между деревом и скалой, где нет разделения между каждым идущим, где нет разделения между тобой и мной. Нет различения между тобой сегодняшим и тобой – неразличимым за далью спин, потому что заняты все условностями, держащим разъединение лозунгом причин. Маршруты прочерчены давно и заранее, и отзываются электричеством в позвонках, чтобы честно чувствовать и шаманить – надо жить одновременно во всех мирах. Разожмите сжатые кулаки, распрямите спины. Мы давно с вами целое. Давно единое.
17 апреля 2009 года Сьюзен Бойл -47 летняя одинокая домохозяйка на конкурсе «Британия ищет таланты» стала супер-звёёздой, исполнив отрывок из оперы «Отверженные».
Милая, смешная Сьюзен Бойл.
Песенка шотландская границы.
В сорок семь, взошедшая звездой.
Из утёнка – сразу в лебедицы.
У нутра Биг-Бэга дрогнул бой,
Замерла британская столица
Ты для всех, обиженных судьбой –
Шанс дождаться счастья или принца.
Милая, смешная Сьюзен Бойл.
Венок сонетов
1
Так много разноцветных погремушек
Развешено над детской колыбелью –
Одни поют, другие плачут глуше,
Спрядаемые тонкою куделью
Отмеренной судьбою, паркой, мойрой –
Единственной с трехмерностью в трёх лицах,
Предвосхищеньем выбора и воли
Души – навстречу жизни и границам
Телесным. Так же в этой тонкой нити
Есть острова печали и унынья –
Вся узловатьсть жизненных событий,
Пока из тела душу снова вынут
И вновь в одно сойдётся цепь столетий-
Для каждого живущего на свете.
2
Для каждого живущего на свете
Даётся в равнозначных измененьях
Дар появленья в мир – откуда дети
Приходят все. Всегда. Без исключенья.
Есть сердца дар, клокочущего мерно,
Созвучно с каждым ритмом во Вселенной.
И всё это единоравноверно
И всё незабываемо. Нетленно,
Как краешек ухваченного неба
Ресницами. Как Солнце на закате,
Как память Родины, которая где б не был
Излечит, обласкает и пригладит.
И детство напоёт, нашепчет в уши,
Пропахшая морями горсть ракушек.
3
Пропахшая морями горсть ракушек,
Намытую кочующей волною
На галечный песок прибрежной суши,
Подобранная в Сочи или в Лоо,
Забытая в шкафах, есть в каждом доме.
Осколком счастья, лета, восхищенья,
Застывшей витиеватостию моря,
Добравшейся безного по ступеням
До городов, до тех, кто помнит детство,
С родителями, выездами, пляжем
И прочим обладанием сердца.
Ну а другим, достались, может, кряжи
Лесные, где препятствия не встретит,
Гуляющий в лесу, свободный ветер.
4
Гуляющий в лесу свободный ветер,
Волшебный, словно царствие Салтана,
Болтающий про всё, про всё на свете,
На все лады: то басом, то сопрано,
Читающий газеты, объявленья,
Срывающий бесценные листочки,
Передаёт всё шопоту забвенья –
Все запятые, паузы и точки
Всех языков, иероглифов и знаков,
Закончив появленье их трещоткой
Закон уничтоженья одинаков
И соблюдаем грамотно и чётко.
Шуршание листвы в осеннем парке
На смену лету, жарящему кварки.
5
На смену лету, жарящему кварки –
Летящей паутины тонкий волос.
Прохлада утренняя, к полдню уже жаркая
В средине дня. Но лето откололось
От осени. Прощальным паровозом
Оно уходит в память – на попятно,
Туда – откуда крошечною дозой
Достать сумеешь и извлечь обратно,
Как корни извлекают в уравненьи,
Как извлекают пользу, важность, что-то,
Когда мелькнёт уже чужою тенью
Свое лицо на бирюзовом фото.
И для сравненья за беспечность позы –
Заядлые дожди в тв прогнозах.
6
Заядлые дожди в тв прогнозах
По подоконнику то стук, то вовсе – топот,
Стенанья, громыхания и слёзы,
Долбящие ковчег окна потопы.
Размокшая земля плывёт устало,
Едва передвигая тёмным боком,
Троллейбусы бросая как попало,
Искрящие в дожде зелёны током.
Они нутром железным гулко стонут
И рвутся на работу – в напряженье.,
Но мимо проезжающие – тонут
И стопарят потоки и движенья.
И от всего спасёт ни Баас, ни Дарки –
Под ёлкой новогодние подарки.
7
Под ёлкой новогодние подарки
К чему душа неистово стремится,
Устав от толкотни и вечной давки
От дней, бегущих беглой вереницей.
Действительно, на праздник волхованья
Смещенье всех календарных пунктов –
От Рождества католиков – начально
Конечно – в Старом Новом с сердцем Будды,
Заполненном восторгом, как нирваной,
Загаданным желанием причудным,
Под бой курантов, меряющих рвано
С надеждой исполнения на чудо.
И все в подарок за мечтаний грёзы-
На улицах в избытке Дед Морозы
8
На улицах в избытке Дед Морозы
Всех поздравляя, вахтово уходят
В другие празднества, застолья одиозных,
Где тоже балаганят, хороводят,
Уже в других обличьях – тамадами
В главу стола, поставившие гордо,
Где дарят именниников словами
И в ночь идут походкою нетвердой –
Навстречу новым праздникам и будням
Дарителями игр и развлечений,
Которых в арсенале не убудет.
С годами в каждом. Это тоже – гений,
Как гениален подвиг вызволенья
Весною куст разлапистой сирени.
9
Весною куст разлапистой сирени,
Дарящей медоносьем проходящих
Дурящим ароматом. Без зазренья,
Ломающих её. Из ран саднящих
Текут её сиреневые реки,
Где только что, вот только были гущи
Букетные. Сбегают человеки,
Добыв в руках добытый куст цветущий.
И этим преступленьем вороватым
Одаривают близких и любимых,
Стоит сирень в вазонах, как молитва,
Меняющая жизнь необратимо,
Молитвой, досягаемой границы
Восторг поющей ранним утром птицы.
10
Восторг поющей ранним утром птицы,
Не знающей, зачем сжимает перья
Без пения, но тянется и длится
Её порыв, полёт и вдохновенье
Навстречу лету, пламенной подруге,
Птенцам навстречу, скоро, быстро, быстро
И всё закономерно в этом круге
природы, нарисованное чисто
В тетрадку, без помарок и ошибок.
Без исправлений, тягостных сомнений,
Без человеку свойственных ушибов,
И где-то в центре сердца – раздвоений,
Как действенны всегда переплетенья
Под первой пылью улицы и тени.
11
Под первой пылью улицы и тени
Вечерние на радостных прохожих
От фонарей. В природе – потепленье
Всех оживляя, заставляет кожу,
Подставить обжигающему ветру,
Расправить коченеющие спины,
Замерзшие зимой на километры
На антарктически застывшие глубины.
И там, под коркой льда найти живое,
Клокочущее, рвущееся страстно
Такое человечески- простое.
С желаньем непростого. Всё же счастья.
И оттепель недолго, но продлится
Прозрачная на загорелых лицах.
12
Прозрачные на загорелых лицах
Улыбки и смешливые морщинки
В верхушке глаз. И счастье будет длиться
Три месяца, пока созреют винно
В Абрау-Дюрсо все ягоды шампанским,
Вся детвора до дрожи нарезвится,
Играя в флибустьеров и испанцев
Птенцы из желторотых, выйдут – в птицы
Цветы и травы кончат цикл в природе,
Сентябрьским днём подросшие, худые
Одеты и причёсаны по моде
Навстречу знаниям – студенты молодые
Шагнут. И это тоже цикл детства.
Лишь стоит повнимательней вглядеться….
13
Лишь стоит повнимательней вглядеться
Во всём есть гениальность повторенья
В великое всегда открыта дверца,
Есть в малом – восхожденьепо ступеням.
Есть в каждом звуке – отзвуки симфоний,
Есть в каждой рифме – целые поэмы
Источник не измерян и бездонен.
И относительность – лишь область теоремы.
Всё остальное – видимое нами
Непостижимо скроено и цельно
И каждый день, как дверь между мирами
И каждый опыт пережить бесценно.
И осознать, и знанием согреться.
В природе есть всегда приятье сердца.
14
В природе есть всегда приятье сердца
Для всех, кто потерялся на дороге.
От этого никак не отвертеться,
Ни тем, чьи взгляды правильны и строги,
Ни тем, кто проживает дни беспечно,
Ни тем, кто слишком занят, чтобы видеть.
Природа дарит всех простосердечно
Без всякого желания обидеть.
Кому-то ветер станет вдохновеньем,
И музыка польется на страницы,
Кому-то дождь вольется прямо в душу
Стихами и желаньем поделиться.
Дары не станут меньше или лучше –
Так много разноцветных погремушек.
15
Так много разноцветных погремушек
Для каждого, живущего на свете ,
Пропахшая морями горсть ракушек,
Гуляющий в лесу свободный ветер,
На смену лету, жарящему кварки -
Шуршание листвы в осеннем парке,
Заядлые дожди в та прогнозах
Под ёлкой новогодние подарки,
На улицах в избытке Дед морозы
Весною куст разлапистой сирени
Восторг поющей ранним утром птицы,
Под первой пылью улицы и тени
Прозрачные на загорелых лицах
Лишь стоит повнимательней вглядеться
В природе есть всегда приятье сердца.
Апрель
Говорят, что весна. Я синоптикам верю на слово.
Ими честно заслужен пропахший апрелем сестерций,
И в порядке вещей, если с ритма сбивается сердце.
Я люблю тебя жизнь. Даже если ты снова и снова.
Наше прошлое вряд ли потянет на статус былого
И напрасно к перу и чернильнице тянется Герцен.
Мы искали и ищем. И, значит, однажды обрящем.
Потому как весна, а весною нельзя по-другому.
Пусть журчат наши речи, покуда не впавшие в кому,
И стучит в наши двери умение жить настоящим.
Вместе с тёплым дождём и коктейлем природу пьянящим
С беспредельной любовью, ещё не набившей оскому.
***
Мне показалась крошечной Земля,
Летящей, словно шарик для пинг-понга
В игре чужой, в которую нельзя
Сыграть, но невесомостью шезлонга
Качающего каждого, вплывать
В мечты твои. И снова засыпать
Отдельно, расплескав своё тепло
На проходящих мимо. И давно
Знать лишь о том, что хрупко и легко
Любое счастье, как хрупка и я.
И нет игры. Но есть моя рука,
хранящая покой твой и нельзя
Сказать «Замри» всему, пока земля
Летит жемчужным мячиком во тьме,
Пока нужна тебе – ты нужен мне.
***
На небе черном есть звезда Чигирь
Она сияет вниз неприручённо
На море-океан и Алатырь,
Горючий белый город обречённых.
Зелёным светом. Тайная звезда
Она открыта тем, кто никогда
Не забывает тайну вещих снов
И помнит вкус заговорённых слов.
В потёмках обезличенных громад.
И время возвращается назад….
К началу волхованья на Восток.
Где человек, как волк. Не одинок.
***
Что делать с этим лесом, речкой нашей? С доверчтвостью нежно-чебурашьей, соединяющией день новый и вчерашний, распахнутой глазами, прямо – в душу. И мне ли нарушать все эти связи вмешательством? Запутанною вязью мои шаги по делу и с оказией смываются мгновенно летним душем. И в этом справедливость, и сердечность. Течёт река, широкая, как вечность. По-человечески я бегла и беспечна. Когда-нибудь, покинув эту сушу, которую зову своей Землею, я, может, осознаю и открою, что пробежала беглым перебоем, как иноходей, времени послушный. А предо мной сияла цельность, открытая, как истинная ценность.
***
А ты попробуй сбереги, хоть горсть горстей, хоть куль кулей, из калевально-щедрых дней – добудь, испей, не перелей из капли, озера, ведра. Всё сохрани здесь – до пора, пока в кромешном дне – ни зги, будь непогрешен и смоги, пройти аршинами Петра с великим сердцем школяра, узнавшем жизнь, забывшим прыть. Беги и не остановись. Из дней своих, горстей своих, запомни всё: от сих – до сих, и каждый вздох, и каждый стих, и новый «час», как новый хлыст. Умей наверх, не смея вниз, как может стерх, как может рис. Иди. И знай, что это жизнь.
***
Где-то Крайний. Крайний Север.
Так сказал Кала Бельды,
А у нас сегодня в сквере
Пели голуби «Курлы».
Новый Год. Тепло, как в бане,
Бродит трезвенный народ
И его, конечно, манит
Снежно-вьюжный Новый Год.
Чтобы злые, злые волки
Прибегали по ночам
Под заснеженные ёлки
И рыдали, как орган.
Чтобы было страшно, жутко…
Завывало и трясло.
В предвкушении. Как будто
Дед Мороз нас всех спасёт.
Несколько посвящений
Борису Пастернаку
Какая-то особая духовность
В разрезе глаз, в полёте резких скул,
Как будто ему ближе невесомость,
А он преодоленьем к нам шагнул.
Поймав сквозь прищур чёрного прицела
Мгновенно ускользающую суть,
Он временное делает бесценным,
Умея жизнь в далёкое вдохнуть.
Иосифу Бродскому
Сегодня в новом книжном, над «океем»
(Сеть гипермаркетов – продукты там дешевле),
А книги просто смотрят, как в музее..
У цен – нули. В витрине колизейной,
На букву «Б» (как Бог), но всё же ближе
Стояли Ваши томики «Часть речи» -
Тот год для Вас был светлым, человечным,
В том смысле, что никто не гнал Вас в шею,
И мне сегодня тоже. Ровно столько,
Как Вам тогда. Спокойный год, затишный.
На фото и обложке без излишеств
Портрет прозрачный, как моя иконка.
Тогда я поняла. Кого и сколько. Ждала.
Вы были молодым и рыжим
И глаз в меня смотрел миндалевидный
Легко. Все годы тронулись с орбиты
И, совмещаясь, в зону близкой видимости
Вошли. Все ваши адресаты
Любимые, знакомые когда-то
Вес обрели и плотность. Нитевидно
Кровь побежала, обороты сбросив,
Как жизнь нас обирает и не спросит,
Чего хотим, воткнув в телесность узкую…
Всё имя шевелю во рту «Иосиф»,
Библейский ветер к Вечности относит….
Хотя там без имён. На цифру восемь
Похожа вечность, как стихи на музыку.
***
Не рассмотреть тебя на карточке
Из не – приблизиться,
Ты кажешься кудрявым мальчиком
С улыбкой сфинксовой.
С лицом, древнее пирамид
Из не – дотянешься.
Нас время не соединит
И ждать отчаишься.
Как я тоскую по всему
Из не-возможности,
Как ты желанен, потому
Тоской острожницы
Я не нарушу твой покой
Из – ни к чему теперь.
Халдейский маг.
Далёкий мой.
Венец земных потерь.
Вращает лопасти времён
Из всё свершается.
Пусть через бездну
Кто влюблён
Вновь возвращаются.
***
По земле стучал золочёным посохом
Птицу Рух в небесах выглядывал,
По воде ходил, ровно так, как по суху
Книгу судеб знал, со зверьми и гадами
Говорил не умом, а сердцем бдительным.
Вот каким я тебя увидела.
Над лицом Земли меркли звёзды яркие
Уходили в песок пирамиды вечные.
Вырастали города золочеными арками,
Но, беспечная, знала, тебя, как детство
Мной увиденный маг халдейский.
Где ходил давно ты, искал прибежища
Мной сегодня в книге твой путь прочерчен,
Разделенные временем, со всею нежностью
Мы несёмся друг другу навстречу.
Птица Рух прилетит и накроет звездами
Там мы встретимся. Друг другу созданные.
Свидетельство о публикации №124032501853