Шторы

Может музыка может пена

Может петля скоротана

Бился Второй о стену

Первый говорил шепотом

А Третий вяз в паутине ступеней

И рифм грубо с языка споротых

 

Ни поэмам ни стихам ни песне

Полотенцами на пол брошенными

Второй железку над ухом скрестил

Первый помог. Что сложного?

И сказал на согретую им сталь

- Шторы у тебя хорошие

 

Вот как помню - гвоздь с крышки вытащил

Не будил а так выдрал за жилы

Сразу в грудь полез - мытарил

- Ну подгнил а так давно все зажило

А мне с памяти тянет плесенью

Рыжая и фиолетовая

Сонечка и Олеся

В июне начала лета

Это солнышко в чистоту

Обернет восьми и тринадцати

Этим хоть на двоих одну

Дотащить суметь до пятнадцати

Я? А чтоб не попробовать

Раз горит - гори толку с выгорелого

Лучше ль кофе пить с узколобыми?

Какая ты Кристина Игоревна



Ни виршу сложить просту

И не подбрить шею

Значит тебе прочту

Как заказывал посвежее

И железкой в руке блеснул

-Пока - говорит - согрею

 

Понял выл что достать не по ком

Первый стоял просто так

Стих пожелал целенький

И поправить слегка острием

А на футлярах с таким ценником

С головой завернут в простыни

 

Помню берег Сибирь-реки

Как молчали в костер молоды

Одному лишь на счет шаги

А во мрак заступили оба там

Помолчим пусть костер горит

Весной девяносто какого то

 

Помню много плохих дорог

Не найдете хорошей - бросьте

Было больше живых был прок

А мертвых не хотелось вовсе

За три года как вышел срок

И с тетрадок поползли гости

 

Если б мне захотеть почутше

Так соплей бы обвис с колокола

А ты - раз такой заблудший

Иди запишись к урологу

А я подумаю пока что лучше

Стекловата или колючая проволока

 

Полумертвые полуживы

Полусгнили их тоже прятали

Будете целые - заходите

Не надумал железкой всмятку а?

Полуверили и то паршиво

Полубогу и полусладкому

 

Полубоговские скрижали

Полуэти пускай разжевывают

Однажды не верил пока рожали

Дважды сдохнув - почти нашел его

А шторы спокойно ждали

Незапачканные тяжелые

 

Поэзии тут кот наплакал

Да и поэт еще та сволота

Чем спешить разливать брагу

Научись вызывать рвоту

Главное - подложи бумагу

И надейся отыскать броду

 

Яд стихов что дочерей Дракулы

Им поэты - шелуха веночек

С каждым словом все глубже на кол

А обратно возвращаться незачем

Всяко лучше чем обриться наголо

За не тобою растленных девочек

 

И колья берут кольше

Погостили жирком налились

Стихотворцев по пять грошей

А мертвых и вовсе налево

В манной каше комков все больше

Значит пора отчаливать

 

Ты ль любезный мой друг Иуда

Ты ли плачешь припав к осине

Режь отсюдова и посюда

Чем кусать язычище синий

Право проще предаться блуду

В экономе отечественных 

авиалиний

 

Второй все слюнил волосы

Первому за все паскудства

Железку поминал впору мол

А Третий где то молочком свернулся

И кто то моим голосом

Ему приказал заткнуться

 

Вытряхивались из мешков костями

Воскрешение дело пошлое

Взвели и думали что все познали?

А он давно уже. Самим не тошно ли?

С цитированными мудростями

Из темного бюджетного прошлого

 

Северная вода покрыла

Дома покаянные народные

Кому петля с мылом

Кому матерь родная

Такое уже было.

У Достоевского вроде бы

 

Эти земли всегда не так

Из острожьей глубины воспели

Сюда человечины наесться шел поляк

И дети приходили играть в свирели

Очнулся сгрызанный среди собак

По улицам уже ходили хищные звери

 

Исторические знамения

Время разрушать здания

Сорок лет ожидает крещения

Заплеванная площадь Восстания

Зоркое ночное бдение

Двадцать лет созидания

Тридцать лет созидания

 

Нежней и ласковей ее не будет

До боли сжатая до сотки сверена

Добродетельными церкви срублены

Миротворцами подперты двери

А после в зеркале чужие люди

Стоят и смотрят как будто звери там

 

Второй запутался в разговорах

Первый царапал в инее

На темных ледяных шторах

Что то важное что скоро сгинет

А что важнее чем дымный порох

На маслянистой тугой пружине

 

Поэт со спущенными портками

С табурета вещал тургенщину

И вот уже обласкивают ногами

Даровитую деревенщину

Лихие с кровельными молотками

Их святейшества - средние женщины

 

Какой никакой умишко

Как никак абы с кем а случены

Хотя с такой трудовой книжкой

Не грех и подольше мучаться

А черным ходом с утра лишнее

Этому каждая принцесса с пеленок

учена

 

Отдернешь а там стылый

В бумагу врастет оскалится

Ты думал зачем вилы -

Не знаешь что завтра явится

Это и живому не всегда под силу

А заложенному бы со шторой 

справиться

 

Приходят черные и все в пали

С ними нищий какой то братанный

Пока лежал и волосы заплели

А теперь и за тебя сосватают

Думал откуда то из под земли?

А они все из штор зачатые

 

Приходят шкуру солить велят

Уходят не объясняясь срезали

Пружинка выщелкнет за рубль писят

И сплюнет полое стальное лезвие

Страшней чем та и чернильный яд

И бумажных мертвецов пришествие

 

Для поэзии прокаженной гости мы

У мыслей моих камня спросите

Приходят за полночь заходят со спины

И солят круто не ради корысти

Когда с лица залижу оспины -

Запятые на вашей совести

 

О ней думал под землей лежа

Глубже уже не деться

Сперва руки на себя наложишь

А после думаешь разжиться сердцем

Понял для чего на железной коже

Набита запертая на ключ дверца?

 

Новым богом я весь заложен

Не побрезгует стихом задариться

А после в варьете на крапленых ложах

Одной певички не досчитаются

А мне с ней содранной бумажной кожей

Висеть за окном и скалиться

 

Тебя знаю - под тобой пламень

Над тобой - выпущенные наружу

А ночью острыми и тонкими клыками

Последний не спрятавшийся разбужен

Отважился наконец подобрал камень

И ее пригласил на ужин

 

Выморочная темнота манится

Окружили стрекотали серпами

Ноль десять - подношеньем кланялись

Ноль двадцать - уже все смеркнулось

А в ноль тринадцать одна красавица

Перестала отражаться в зеркале

 

Двадцать - а с чего то кормится

На пузики выдает доверенности

Тридцать - начинает корчиться

Не выдержав ночного бдения

Издерганная акушерка вздернется

Двадцатый месяц беременности

Тридцатый месяц беременности

 

Сотню раз тебя знал а все мало

Имена лишь менялись и скул обводы

Сдуру ждал на Новосибирских вокзалах

А ты с другого тонущего города

А в чашке супа мысль бултыхалась

Сильно ли ты сгнила за полгода..

 

Меня из ящика поднял - пиши

А чем на чем и рвань положил

Под что то теплое на цепь машины

Чуть чуть соленой девичьей кожи

И этих в зеркале к рукам подшил

А они ж не куклы они же тоже..

 

По одному выдернул и одарил

Сегодня не вы господа умрете

Одним только взведенным и всех

простил

А по нему помилования не дождетесь

И протянул мне заряженную о всех 

шести

В красивом кожаном переплете

 

Хоть и бешеные не иначе

А кисти ручек зверушки лижут

В ванну б спрятаться в том самом 

платье

Но страшно - ночью все лучше слышно

И эти буквы и снова плачет

От воли испуганная черная жижа

 

Это из них пришел ковчег

И голодная стылая подвенечная ряса

Привез кормиться стряхнул с прорех

Какой то ржавчиной опоясан

Ласковый соломенный человек

С карманами набитыми звериным 

мясом

 

Без малого новое исповедание

Пружинка смазана пружинка спущена

И сразу нищие вокруг забегали

Припадочного неимущего

А кто по делу напишет следование

К уже дошедшему еще идущие

 

Буквы текли по стене и краю

Из смрада где кто то воду вполовину 

спустит

Выбегала и выбегала крысиная стая

Пока эмалированный гроб откровенья

сгустит

Знал что когда нибудь опознают

А этот город уже не отпустит



Первый глянул: 

- Я их не ждал с золочеными циркулями

А был бы как у тебя так и сам позвал

И еще маленько погулял по грани

А шторы ждали девятый вал

Откровений и липкой горячей дряни

 

А пока те двое торговали скидки

На затянутые под кадык стремени

Третий в архивах собирал нитки

Забытый до поры до времени

И тело в ванне и шторы стекающие

по плитке

Из фотографий в протоколы вклеенных

 

Этого не знала ни одна газета

Для истории осталось небылью

Но есть кто помнит вот такой как этот

А цена гадости - стакан беленькой

- Помню слово то мерзкое и вскрывшегося

поэта

А знаешь что странно

В его квартире штор никогда не было