шуры-муры

На грубость нарываемся, снуём
под Богом, от обыденности ноя,
и думаем, что всё всегда о Нём,
спиртное принимая за съестное.
По образу, подобие не в счёт,
седой старик на лавочке - не кореш,
начнёшь просить на выпить - пресечёт,
начнёшь бузить - изгнание ускоришь
из рая во дворе - Всевышний груб.
Он сильно занят, возится с мирами,
а этот мир почти что полутруп
с протянутой рукой в оконной раме -
подай на выпить, старый грубиян,
поправимся вином со вкусом крови.
Мы дети, пролетарии всех стран,
увязшие в обыденном по брови.
Ах, март какой! Какие небеса!
Весна! Другой не нужно, кроме этой!
Нарезанные хлеб и колбаса
на ящике накрытые газетой,
пойдут по кругу, каждому кусок,
нацедим крови, сдвинем, опрокинем.
И двинем от земли наискосок,
так двигали князья к своим княгиням,
устав от всех походов и боёв.
Хотя из нас князья... Грубы и хмуры,
стихи слагаем только про любовь,
с девицами заводим шуры-муры,
и Богу ставим свечки опосля.
Господь не груб, но попросту достали,
прося о чём-то, сетуя и зля,
опять вдаваясь в мелкие детали,
покрикивая с маленькой земли,
пока строча о вечном и нетленном,
не крикнет Бог - хлебало завали,
придав нам ускорение коленом.