***

Да уж лучше б я вовсе осталась без глаз и без мозга,
Чтоб не видеть воочию плети, шпицрутены, розги,
Чтоб не слышать абсурдно-уверенных скользких речей,
Чтоб не чувствовать жара от снова горящих печей,

Чем стоять на горохе в углу (хорошо, не на гречке),
Чем приветственно хлопать в ладоши случайной осечке,
Чем ползти на убой, как и все, за верёвку держась.
... Если грязь — это грех, значит, я— первозданная/родная грязь.

Я носила, как знамя, свой крест и как крест было знамя,
И все верила, будто дурное случится не с нами,
Но не знала, что нет никаких — да и не было — нас:
Есть лишь множество «я», а меж ними — границы, не связь.

Если я доживу до конца эту долгую/вечную/чертову зиму,
Если волю, и душу, и разум мои не отнимут,
Я за каждый из ложных шагов повиниться/оправдаться смогу,
А пока только ужас и злобу таскаю в мозгу.

Мне в углу закопченном, у смерти под боком, некстати
Размышлять о высоком и вечном — и так я в накладе,
Что меня догадало — с умом и с душой — п о н и м а т ь,
Что покуда окрест — что не тишь, то, наверное, гладь,
Всяк спокоен и слеп, но когда подбирается смерть,
То приходится — рано ли, поздно, — но все же прозреть.

15/XII.2023—22/III.2024