Глава 8

Я отвезу тебя в Нижний Тагил,
Где ничего, кроме тьмы и могил.
В Нижнем Тагиле оставлю одну —
Будешь от холода выть на луну.

Сам не останусь, уеду назад.
Там тебя волки однажды съедят.
Это ужасный, безжалостный край,
Так что не вредничай и доедай!

Михаил Гиголашвили

Потерявшая себя часть человечества, где вы? Ау! В такие минуты точно со мной, думал Киллер. Лица, крики, да не лица, а рожи, кричат, вопят, просят о чём-то, как будто смотришь Гойю. (И потом повторяешь его путь.)

Поясница изгибается как лук, лицо покрывается морщинами, и чтобы чуть выше разогнуться и ударить с оборота ногой, гудящие от усталости руки теперь не нужны, пусть отдыхают, ноги не слушаются, подгибаются, валишься назад, хватаясь за воздух, рвёшь из чехол штык-нож, всадил в душмана, избавление. Слава тому, кто этот штык придумал!

Ноги от бесконечного бега по горам устают так, нижняя часть тела похожа на творог в пакете, только не вытекает, верхняя накачана, висишь на турнике, как Тарзан, крутишь солнышко во весь рост! Кровь приходит в ничего не чувствующие ноги, так бывает, когда ты их отсидел или при болезни Рота, и можно опять начинать свой извилистый марш вверх, военный человек должен быть скромным, беречь себя для победы.

Чувствуешь себя, как столетний дед на высоте две пятьсот плюс снайперская винтовка, полный боекомплект, каждый шаг даётся не то, чтобы с трудом, наоборот, предательски легко, пугает! Думаешь, что ты полон сил, это иллюзия, одна из многих, ты знаешь сам, что пока не прилетит вертушка, тебя не поднимут и не вколют укол глюкозы с сахаром, ты не разогнёшься, ты и так герой, всем противникам просоветского режима по мере возможности свет включаешь. (За который дома у жены не заплачено за месяц.)

Каждую лампочку этим гадам привык включать, говорят, при щёлканьи предохранителем СВД его расходуется намного больше, чем когда горит кремлёвская люстра во Дворце съездов. Один выстрел, поражена одна цель, кто-то из местных моджахедов увидел другое небо. При этом по снайперской привычке сам комментируешь себе каждый свой шаг, старик осел, как мешок оборвался вниз с порвавшейся верёвки, мальчик-школьник упал, будто дерево с корнем вырвано, женщина… Страдания смертей женщин на  войне сильны, но кратки, видят свет быстрее мужчин, а войн  сия долгозлостна, солдаты
ограниченного контингента все без исключения обречены на муки, изводят больных, заражённых терроризмом, охотники.

Особенно трудно убрать наблюдателя у американцев, у них в лагерях всегда раскол и шизофрения, несение службы профессионально, раз, этот псих первый открыл огонь, услышав шорох, у тебя в груди деформация, думаешь, донесут, не донесут, выздоровею, напишу об этом, только бы написать! А писать надо по свежаку, пока не ушло, а как? Боль в голове, которой дурные руки покоя не дают, за день попадаешь во много целей, копишь в память на жёсткий диск, который пока ещё соображает хоть что-то, чтобы потом, как выздоровеешь, оклемаешься от рек пролитых самим тобой и твоими товарищами по штурмовой бригаде крови, оттуда вынимать все эти полезные ископаемые, факты об убийствах и жестокостях, иногда нужных, иногда нет, совершённых на войне.

А как выздороветь, если характер у тебя железный, друзья, враги, мир становится черно-бел! Из-за этого вся жизнь на штифтах, я Айронмэн, только не летаю, странно, что в России не прижились комиксы. Тут может быть только временное избавление, отошёл немного дома и снова в горячую. Плохо у самих снайперов, а не у России, с Россией через сорок лет будет всё хорошо, а вот они вряд ли, Бог с ним! Что и есть в данном случае счастье, радость? В их положении? Что не даёт до конца искалечить их сердца, столь ожесточившиеся к прекрасному? Только сила воли.

- (Имя.) Надо выжить! И не прийти домой калекой или инвалидом. — Вот минута истины! А что? Попробуйте умереть от внутреннего отравления злом, узнаете.

Один раз Шаху это почти удалось, в кишлаке было несколько детей, дело не в том, что кто-то может убить ребёнка, а в том, что он после этого будет чувствовать, Биря только улыбался… Киллер же оказался в реанимации, засадил себе в икру остро заточенную спицу, чтобы не идти в тот бой, началось заражение крови, столбняк в Афгане везде, вообще все болезни. Уже не тупые иглы, а острые, со вспышками света, пронзали его, видишь, встаёшь. И тихонько стараешься ткнуть туда в разболевшуюся рану рукой с судорожно сжатой онемевшими холодными пальцами скомканной ватой со свежим спиртом, а рядом кто-то из дедов засаживает молодому солдату между ягодиц, авось попадёт.

- Я тебя сейчас накачаю! - Что поделаешь, военный госпиталь, до большой земли тысяча километров, да и там могут отпетушить. Прекрасно зная, что все кальсоны за пару дней изнутри будут с коричневыми подтёками, ночное недержание выделений, Шах старался ничего не есть, в Кабуле это легко, внутри и снаружи +40.

- Только бы не заметила мать, только бы не узнала, - нашёптывал в бреду он, - только бы не узнала мать, только бы не узнала мать… Блин, блин, блин… - Так что пусть! Как снег с сильным ветром с приходом зимы лишает красы лес и травы, так обезображивает нас болезнь, расставание со здоровым телом, снайпер всегда сам себя комментирует, хотя что комментировать, всё проходит. (И это пройдёт.) И живёшь дальше, так надо. Правда, непонятно, сколько?

После того, как  Пахан продавал богатым преступникам лошадей, он открыл своё турагентство, без крыши, сам, соучредитель, тоже бывший гангстер, любил в свободное время кататься в открытом кабриолете, однажды летом не справился с управлением, перевернув и себя, и тачку, ударился об стену парка, Пахан, сидевший на пассажирском сидении, увидел свою ногу. Согнутую от колена вверх под прямым углом. Как он кричал! Орал благим матом все слова на всех языках, которые когда-либо слышал.

Интересно, кто-нибудь когда-нибудь подвергался таким же пыткам? Наверное, следующий мой опус, моя книга, я принципиально называю их опусами, на большее они не тянут ни при каких обстоятельствах, смешно, будет об этом, «Месть профессора Арутюнова». А в том прошлом, после этой производственной травмы, главный врач в Бурденко наотрез отказался оперировать Пахана, сказал, отрезаем по колено, воевал а Афганистане, слева не оперируемая грыжа, справа артрит бедра, Бог в курсе, почему и зачем, Кабул, Герат и так далее, он знал капитана Сидоренко.

Отец Папы, который и сам пережил подобную вещь в тюрьме, чуть не отрезали ноги, сидел общим сроком лет тридцать, один на один оставался с тремя здоровенными уроженцами солнечной Грузии в пресс-камере, один из них открывал своим длинным носом банку сгущёнки, авлабарские кинто, опускали, но не опустили, не смогли, перевёз сына в другое место.

Сказал, всё отдам, но, чтобы у сына были ноги и позвоночник, нога была, позвоночник нет, ссыпался в трусы. Ерунда, можно жить, сколько надо сил, чтобы поднести ко рту ложку? И просить у неба помощи, нет никаких секретов что там, там свет. И не гнаться за деньгами, сами приходят, но и отказываться от них тоже, дорого всё в Москве, дороже, чем в Лондоне.

- Эх, какие твои ровесники поднимают бабки! - К нему в палату пришли воры. -  Бабло побеждает зло! (Побеждает.) - Главное, чтобы им что-нибудь ответить, Папе при этом надо было сесть и не кашлять, что трудно, после операции началось обычное в таких случаях воспаление лёгких, Москва, станция метро «Беговая», кругом пыль, Папа старался убежать от прошлого на рефлексах с помощью курения, дым сигарет с ментолом, при кашле неизбежно напрягается крестец, прооперированная нога в железном каркасе трещит и дрожит, теряешь сознание. Если зажимаешься, сдерживаешь кашель, убивается диафрагма, отсутствием вдоха срубает наповал, валишься, не в силах сказать:

- Мама! - Воры посадили Папу на подушку, в крайнем случае дыши через рот, выглядит это странно, но кашель снимает. Хотя вообще надо до спазма успеть нам сказать что-нибудь, успеваешь не всегда! Теряешь сознание, валишься с кровати, после этого не помогают лекарства, приходишь в себя, ползаешь по полу на четвереньках по тому же
самому маршруту на дальняк в туалет, что все фраера, по полу ползать хорошо, ещё лежать на специальном металлическом лежаке на брюхе, разгружает позвоночник. Так что: расслабься, лежи, дыши через рот и скажи «жизнь Ворам», смотри, сколько тебе всего подогнали, выпивка, продукты! Да что ты блюёшь, ничего не берёт желудок? Воры смотрели на его ногу, охали, вздыхали.

- Где одежда, давай тебя оденем по- сиротски в «армани»? - Самому попасть в штанину практически невозможно. - Правильно, что звонишь друзьям, чтобы приехали, помогли, друзья у тебя только преступники, других нет, такая карма, для них ты живёшь и дышишь! (Дышать трудно.) - Сами законники иногда занимались магией, той, которой научились на крытой, действенной и банальной, для неё не нужна свобода, только колода карт. Выходило: Папа одыбает, поправится.

Несколько лет спустя в Катманду Пахан узнал, чтобы действительно хорошо колдовать, надо проглотить вселенную, иметь доступ ко всему, что в ней есть, к чему угодно силой мысли, это помогает, как может в разных твоих делах, чёрных и не очень, наверное, он попадёт за это в ад. Ворам тогда он этого не сказал, да и не мог, потому что не знал, знал бы, проговорился, его бы убили, крёстные отцы не любят, когда с ними спорят.

Поэтому с деньгами, девками и едой у него после аварий проблем не было, всё привозили прямо в отделение, деньги наличными, девок из агентств, еду из «Седьмого континента». Хотя в его тогдашнем состоянии любовь с проститутками, с ними и есть самая любовь, на больничной кровати была больше похожа на пляжную прогулку, Пахан был наполовину парализован. Но хоть так…

Но это было давно, а теперь горы и Непал, и ноги сильные и крепкие, одна на стержнях, та самая. А вокруг друзья, Оля, Шарма, еще один индус, Сатраджит Маджумдар, «гунда», индийский гангстер, имеющий в Бенаресе на каждом причале, где жгут трупы, свою территорию и зарезавший там одного конфликтного японца, который в тот вечер он сказал, что он стал киноактёром.

А что?  Из братвы в заключённые, возмутился товарищ Шармы, а не под софиты прыгать по команде режиссера с картонных крыш, его не стало, пришлось переехать в Катманду, страну с фундаментально другими принципами. Согласно этнометодологическому подходу при изучении моральных правил непальцев, последних у них нет, в Индии хотя бы есть их видимость.

Жизненные постулаты жителей бывшего горного королевства невозможно вывести, исходя из постулатов о добре и зле, непальцы и непалки управляются общим инстинктом, в который по утрам вместе с буддийскими молитвами входит сознанием вся нация, всё есть пустота, ничего реально не существует, да здравствует отрицание! В связи с этим дороги в столице они тоже не ремонтируют, Катманду Грозный после новогоднего штурма. Прожить в Непале можно на 15$ в месяц, кругом одни схимники, больше всего
там уважают постоянное пожизненное отшельничество, йог затворяется в каменную избу, стены которой закладываются его учениками, оставляя прорезь для подачи пищи, работает, иногда когда потом ломают кладку, вскрывая ритрит, от адепта остаются только ногти и волосы, иногда вообще ничего, он исчезает, все тело превращается в свет. В общем, Непал светлая страна.

Папе стало зябко: что-то рановато в этом году в Непале появился крепкий лёд. Тёмная пыль аналогична пеплу, к которому обращались все святые на протяжении всех веков, вспомнил он, и в который уже давно превратилось его сердце. Надо открыть сишумара-чакру, астральную трубу, идущую спиралью от Полярной звезды в низшие области, телепортировать элементы физического тела через этот канал и собрать себя в любом желаемом месте, а как? Сай Баба умеет! Научит ли?

- Ну ёб ты, - сказал Пахан, - чо непонятно?! Ты, енто, не твоё тело и не твой ум, но кроме твоего тела и ума, понимаешь, нет никакого «я»! Таким образом ты не самосуществующая, взаимозависима ты, Олечка, ох, как взаимозависимая! И если применить это к Богу, - он сложил обе руки лодочкой над головой, внутри пустота, господь Авалокитешвара, - то окажется, что Бог то же самое! Значит, на абсолютном уровне мы равны и не отличимы друг от друга и от Бога. И все эти градации, ангелы, эргрегоры, демоны, черти на абсолютном уровне полная херня. Вот три великих короля, это другое дело...Точно, как у Толкиена, «этот край ими покорен» … Самый главный Алый король! - Пахан читал Толкиена в СИЗО.

В хате стоял дым, подтянули со сборки синих. Таких синих, что воздух почернел, бана. Синие подтянули с собой черняшки, вся камера стала на кумарах. Тяжёлый маслянистый запах свежей сосновой смолы стоял между шконками, каторжане, их тут было много, расслабились. Кто-то пел, кто-то просто пил воду, кто-то, как обычно, искал среди временно обвиняемых скрытых гомосексуалистов, занятие нужное и достойное, выявлял, то есть.

Саша Узбек, у которого за плечами было примерно семь ходок, но который в этой стране ещё не сидел, проходил как первоход - ничего себе, вся спина в куполах! - вдруг обратился к смотрящему. Смотрел за хатой парень из подмосковных Раменок, погоняло Треугольник, бицепс, шея и голень сорок, талия шестьдесят, специально не качал косые.

- Сложен, как Апполон! - восхищались арестанты.

- А спорим, - сказал Узбек, - я оттуда в окно выйду? Уйду по воздуху? - Камера притихла. Понятно, что он авторитет, но так? На таких куражах? Это сильно.

- Прямо через решётки? - тихим голосом спросил Вова Пряник. Его родной отец под сталинскую гармошку отсидел четвертак, освободился, носил сшитые в зоне черевички.

- Прямо так, - ответил Узбек, - выложу такую картинку. - Смотрящий встал. Мастер спорта по классической… Вызов принял. С нар к нему спрыгнули остальные спортсмены, люди при деньгах. Страшное и крутое по своей криминальной силе ОПГ Раменские держали весь Мичуринский проспект, станцию метро «Университет» до Одинцово, дальше орехи.

- На что спорим? - спросил Гидалий, поднимал стул за ножку с сидящим на нем человеком, такая кисть! Здоровья вагон с прицепом, к дубку, отшелушенному наждачкой до блеска лысины Берии столу в центре комнаты, подошли двое уполовников, вечер обещал быть жарким.

- А ты на что хотел, - ровным голосом сказал один, Пряник тоже встал. С некоторым сомнением он посмотрел на цветные трусы Гидалия, синие море, жёлтый берег, зелёные пальмы. В его время было: цветные трусы почти петух.

- На субботу спорим, - сказал смотрящий за камерой. - Не получится, сделай так, чтоб нам всем был пересуд?

- Базара нет, - сказал Узбек, - уйду, вы нам! - Мастер спорта протянул ему закаленную в сотнях схваток на ковре руку.

- Стой, - вдруг сказал Очкарик, серьёзно исполнял по воле махинации с ваучерами Газпрома, кормил весь централ, денег, как у МММ, в прошлой отсидке все СеверА в карты обыграл, с виду щуплый, внутри сталь. - Проиграете!

- Мы проебём? - свернул брови в дугу на лице, не обезображенном интеллектом, Гидалий, увидишь вечером в переулке такую харю, сам подойдёшь отдать все деньги, в фильмах про зомби можно снимать без грима. - Мы Люберцам не уступали! Они… - Гидалий вспомнил, головы разлетались от цепей, снятых с мотоциклов, всё трико в крови, Очкарик кивнул головой, просрёшь. Смотрящий спорить не стал, все вернулись к телевизору. Какой Чайковский, вот Ирина Аллегрова! Что мы, фраера?

- Ну нет, так нет, - сказал Узбек, остальные подхватили. - На нет и суда нет! Туда, правда, тоже нет! - Босяки долго хохотали, тюрьма их жизнь. - На следующий день к пацанам на прогулке подошёл гений теневой коммерции России, настоящих аферистов ведь мы не знаем.

- Извините?

- На иврите, - пошутил Треугольник. -  О чём ты? Мы тебе верим, пацаны не извиняются.

- У меня кент с ним на Украине сидел, - сказал подпольный миллиардер. - Он в локалке по воздуху ходил. Святой он, Гидалий! Узбек.

- От души, - пробормотала гора мускулов, - и что теперь?

- Ничего, - тщедушный банкир снял с носа запотевшие очки, на спецу в камерах тепло, в двориках холодно и сыро. Хорошо, что дали хоть эти, хотя за такую сумму могли бы прислать и новые. - Телефоны все по дороге отправьте на другие корпуса, нас скоро раскидают! - Так и произошло, через восемь дней на проверке дежурный по смене обнаружил, один исчез.  Кипиш был большой.

- Не въезжаю, - сказал Сергей. - Если честно, ни хера. Делайте, что хотите!

- Блин, ну ты тупой, - сказала Оля. - Они уходят в радужное тело! Кто будет тебя трахать такого, какая женщина, ты всех побеждаешь пока что… Чосморишь, я тебе не Сина Водани! Не такая красивая… На абсолютном уровне Бог и мы, как два стакана.

- Два стакана чего? - Сергей спросил её, а не Пахана, против «тупого» он, видимо, ничего не имел. - Давай, уточни! Водки, портвейна? Здесь две тыщи метров над уровнем моря, махом дашь, так звезданет, сплющит, будешь двое суток очухиваться, приговорит вас всех местный алкоголь.

— Вот это меня всегда бесило, сидеть так, ничего не делать! Как-будто мы все будем жить вечно, полубоги… Важно понимать, что нам не нужно физическое тело, чтобы иметь чувство собственного «я»! Например, у богов и духов в бесформенных параллельных мирах тел нет, а чувство «я» есть, однако.

- Ёбты, - сказал Пахан. - И заметьте, мы все трезвые. - Его кажущиеся отсутствие мысли и бессодержательность взгляда временами ошеломляли, мама в таких случаях в детстве быстрее поправляла Папе шапку, не смотри на всех вокруг стеклянными глазами, вводили окружающих в заблуждение. - Если не рассматривать себя божеством, сколько времени понадобиться, чтобы стать буддой?

 - Сука, червяк! – закричала Оля на Сергея. - Я тебе говорю, тебе! Человеком быть не можешь! - И чего это она так ругается, подумал Пахан, матерится, как извозчик. Честно! Наверное, карма… Или она была мужчиной в прошлой жизни? Разберемся. В крайнем случае я её задушу. Не будет же Сергей разбираться со мной из-за жены.

- Ну, - сказал поэт, - все сложно... «Сампута-Тантра», любовь червей. Долго объяснять, эзотерика. Потом.

- Объяснишь, - сказал Оля, - щас как врежу! - она надула нижнюю губу.

- Не стану, - заупрямился Арута, - гадом буду.

 Какая тантра, подумал Пахан, у меня член, как карандаш от этого непальского климата и местной пищи, сейчас бы сервелата… Навернуть с балыком, и пол литра «Посольской».

- Когда мы отплыли от Кубы на пол бутылки виски, по ком звонил колокол? -  По всем.

Это вечное чувство вины, в Москве бандиты каждого считают «лохом», когда вина, какая потенция? Это в пятнадцать лет он прозрачный был, не знал, кто такое кровь и песок, потом стал московским гладиатором, бился насмерть на улицах этого чертового города за чужие деньги. Так и сказал ему тогда директор «Аркадии», когда они приехали охранять его ресторан, примем за тебя смерть, ответил, вы воюете за свою зарплату. А хотя бы и так, тоже почетно, почему в России девки заставляют нас всех всегда кончать?

- Почему ты не кончил, почему не кончил? Вот, наконец, кончаешь, как человек! — Это так важно вроде? Настоящий секс, если хотите знать, он не кончаемый. Или нескончаемый, что одно и тоже одновременно. Этика на Востоке выше религии. Ошибка в царском гареме стоит самого дорогого.

Папа вспомнил свою бывшую, из-за которой оказался в Непале, отец мент, квартира на Манхеттене бог-знает-за-сколько на восьмом этаже, по периметру балкон-сад, огибающий этаж, чего считать деньги, говно трудно есть, а их зарабатывать, сам поди наколоти. Тут другое, а ну как её оттуда свои же и сбросят? Вниз головой? Что она, матерясь, папу будет что-ли, вспоминать, летя вниз. Вдуматься, тут не обойтись без пустого стебля лангалы, набитого с одного конца синдхурой.

Лангала или (уст. хинди) «лангали» — тропическое дерево, похожее на бамбук, но тоньше. Обычно отрезается кусок его стебля длинной в несколько дюймов, один конец которого естественно запечатан растительным коленцем, звеном, другой должен оставаться открытым. Порошок синдхура красно-оранжевый, киноварь, используется индуистами для украшения себя в религиозных целях, обычно из святого места, символ победы аскета над всем миром.

Особым посвященным в тайном ритуале собирается в восемь маленьких чашечек, расставленных перед мандолой его богини, потом начитываются мантры, заклинания, затем каждая чашечка опустошается в стебель, и он запечатывается  вырезанной из дерева пробкой со специальным знаком шестиконечной древней звезды, изображающей сверху два вставленных друг в друга треугольника, символизирующих два начала. Позднее йог на плече с этим импровизированным посохом отправляется искать себе жену. (Или любовницу?). В Непале синдхуру или «синдур» многие едят, приправа к сваренному рису и карри. Трёхсернистая сурьма, скажете? Свинцовый сурик? Да им хоть бы что, даосы то же самое. Вообще она растворяется в разбавленных кислотах с выделением сероводорода, выпил в конце трапезы уксусной эссенции, беги в туалет, потей!

Сергею надоело сидеть одному в номере. Угнанный Паханом в полдень у какого-то книготорговца-индуса «мерседес» с правым рулём и японскими номерами тихо остывал под окном, он вышел из номера, вызвал лифт, дверь открылась. В кабине стоял пожилой японец в жилетке с галстуком, нажал кнопку с иероглифом «шан», наверх, они поехали в находящийся на крыше японский ресторан, у Японии с Непалом хорошие отношения, часто вкладывают деньги. Наверное, он владелец, подумал Сергей, или по крайней мере менеджер, кому платит? Пойти спросить в полицейский участок, бандиты и полиция в Индии одно и то же.
 
- Я убил китайца, - сказал японцу Сергей, - по-китайски «шан» значит вверх, вниз «ся», по-японски так же? Эти два языка, в сущности, похожи, но отличаются совершенно!

- Да, - вежливо-сдержанно кивнул японец. -  Интересно, подумал Арута, если я ему сейчас внезапно суну снизу вверх апперкот, подниму, он сможет, как в кино самураи, быстро защититься с уходом в сальто? Или уйдёт в нокаут? От неясности этого у него по коже даже пошли мурашки. Тю-тю-тю… Японец широко оскалабился, словно прочитал его мысли. Дух есть!

- Вы из России? - Как он догадался? Впрочем, несложно, под окном «600й».

- Да, - весело сказал японцу Гамаюн. - Страны дураков! - А сам подумал: почему расстреляли Юру Соколова? Директора «Елисеевского»? Универмаг номер один! Маленький, он часто ходил туда, как в музей, там была осетрина только первой. У него же статья была от 5ти до 15ти, расстрел? За то, что всех сдал? Как его сломали? Он же сидел год-полтора, когда был таксистом, знал, что говорить можно, а что нет! За то, что воровал? Брал со служащих слишком? Так система была такая... Не понять японцам русский менеджмент.

- У вас проблемная страна, - сказал самурай и задумался. Как конфуцианцу по образованию, ему хотелось ответить русскому что-то вежливое. - Я знаю одну вашу загадку, хотите?

- Хочу, - ответил Сергей, хотя в этот момент он захотел Олю. Всё ей простить, забыть, зарыться в её пышные волосы, целовать в шею… Снова пошли мурашки. Нет у него будущего горного отшельника, слишком он мирской. Хотя... Зарекалась вдова к попу не ходить. Он вернулся к разговору, японец выдал ему по-русски:

- Как хорошо!  - Давай еще! - Я не могу! - Дай помогу! - Что это? Опять секс? Тут, в Катманду все на нём сумасшедшие, «Кама-Сутра» продается на каждом углу с иллюстрациями. Горячая русская ночь? Как я устал от всего этого, суши внезапно расхотелось. Hot Russian night, sir? - В свое время на Арбате за «сэра» можно было запросто получить в рожу. Но рассмешить Сергея японцу удалось.

- Нееет! - рассмеялся он. - Два муравья тащут соломинку.

Конец восьмой главы