1завсехивсепротиводного

     [НЕМНГОГО О СИБЕъ]

1. Когда мне был 1 год от роду, Я начал говорить сразу на нескольких языках
(на французском и на китайском), притом что читать Я начал в 5-ть месяцев,
на русском.

2. В три года мне уже купили орган и Я экстрасенсорно играл на !!!ура!! все
(без исключения) творения баха, даже утраченные и ненаписанные.

3. И вот мне стукнуло 7-мь, тута и началось феноменальное...


15.GG.NТРЕТЬЯГО ЯНТАРНОГО ГОДА

Утро! Майское, обычное утро. Мне 7-мь годочков.
На стеле красуется звёздочка, покойся с миром мой герцог-прапрадед.
Он воевал при аутирленге енгербургском, это было жесточайшее сражение
своего рода, таких более не помнят. Поскольку размах подобных сражений,
глупо было бы полагать, мог уместиться и на десяти-ста тысяч фолиантах.

Лучезарная улыбка охватила лик моего славного предка в тот памятный день,
ибо была одержана долгожданная победа, победа великая, ибо дарован ему был
титул в сей день Елипилием Вторым (Ослепительно-чистоплотно-белоснежно-свежим),
да да, так невероятно-обольстительски звали сего удальца, неповторимого суверена
своего добродушного, покладистого хоть и пьющего и курящего народа.

Так вот с того самого денёчка-денька и начинается, тянется история моего
выдающегося в своём роде рода..... 

- И вот стаю я значит никаго не трогаю, на против стелы.
- Ну давай уже, что там? Мне идти надо.
- И вот стаю я значит никаго не трогаю и пошла прям слезинка...
Осенний лист упал в лужу, кот пробежал по машине, небо окутало ясным солнцем,
повар сготовил печенье, лягушка прыгнула в реку, собака забежала в будку,
таксист приехал по месту, машина проехала бубня современную (глупую) песню
и ещё много короче всего в этот момент произошло.
- Эмммммм. Ну я пойду, правда. Давно не виделись, честно была рада тебя видеть.
- Вы ангел! Если бы снег пошёл в пустыне, жаркой, июньской ночью,
сие явление не затмило бы вашей статной выправки Лиомиалура!
Вы небесны, вы очаровательны, вы сердцекрушительны,
как ваша минимусенькая туфелька.
- Oh, Эдвард я была с вами столь холодна, пренебрегала вашими столь светлыми,
нежными чувствами ко мне. Oh, милый Эдвард, теперь мне правда пора бежать,
матушка с папушкой давно уже заждались меня за обедом...

   Лиомиалура ушла. Я стоял в тени весеннего клёна и мне вспомнился эпизод
из детства. Мне ставили маленький стульчик во дворе, перед другими ребятами,
а за спиной у меня нежно так играло розовым солнышко, и тогда в меня вселялся
восторг, я тогда декламировал пламенно, а в глазных яблоках моего юного,
наивного зрителя, отражалось изысканное просвещение. Это было тёплое время!

   Пишу, а строки вянут, как прекрасные розы в зимнем саду.

   С Лиомиалурой у нас были довольно странные, но страстные взаимоотношения.
Ей было 17-ть, то есть через год - они могли стать незаконными.
Я уже предвкушал сладостное чувство преступничества, когда ко мне
подкрался таинственный, незнакомый голубь.

- Опять в облаках витаешь, Эдвард? - Он повторил, и его произношение заиграло
красками раздражения, - К тебе обращаюсь, Эдвард!

Но поскольку у меня имелась довольно приличная степень по психоорнитологии,
я продолжал издевательски игнорировать пернатую грозу в ясном небе полётов
мысли.

- Сомненья быть не может, надо мной глумится! - Отрезала, как по Шекспиру птица...


   Был вечер. Столкнувшись с дамой в бархатной шапке явно светского покрова,
произнёс одну только крылатую фразу, ставшую впоследствии мемом на все времена.
Настолько жизнеустойчивым, что как бы его не умерщвляли и не закрашивали на заборе времени и пространства,
он с лёгкой грацией тропической птицы проявлялся ровно в 15:30 по Зверинвичу! Всегда и всегда. То тут, то и там.

- Мэм, у меня уж который день обострённое чувство реальности. - Так гласила эта
немудрёная, односложная фразочка.

Не то что та, другая, порядком удушающе монотонная, надоевшая до дрожи
в старческих уретрах "Эдвард, ты выдающийся ребёнок своего времени".
Об этом без устали повторял меланхоличный, ласковый взгляд антикварного зеркала.
Досталось оно от сестры того самого, досточтимого прадеда-герцога
Василия Степановича Миловского.
Сестру его звали довольно скромно, но порою вульгарно и громко,
у окон допотопного поместья в стиле кококо:

- Веландра! Поди во двор, конюх соскучился твой родненький.

   Веландра была женщиной средних лет, в меру упитанной, начитанной книгами
Джейн Остин, а также её самой лучшей и верной подругой.
Они часто ходили любоваться десятиметровым камышом над прудом Гроуди Гладкинса
и грезили о том, как замечательно было бы утопиться.
Но поскольку по мнению эмансипированных особ это удел слабых и немощных.
Рассуждали, упивались декадэнсными бредами под стаканчик бургундского,
но греха не делали.