я ведь взрослая, мама, а понять никак не могу

я ведь взрослая, мама, а понять никак не могу,
как они говорят «люблю» а потом касаются чужих губ
как кладут телефоны при встрече вниз экранами,
те, что клялись жизнью в верности пса,
как они прячут обручальные в карманы,
как у них на безымянном остаётся белая полоса.

как все доступное и пустое для них оказывается заманчивей
родных до боли глаз, нежных рук, тёплых объятий?
как распознать этих монстров в любимых мальчиках,
до того,
как они умрут в предателей?

как за обличием человека в них скрывается сущность зверя?
как эти монстры целуют в лоб, шепчут: «люблю»,
как они умудряются вторить: «верь мне»,
и показывать, что слова их равны нулю.

как им спится, мама, как их совесть ночами не воет?
как им лезет в рот кусок пищи, мама, скажи, а главное,
как они ломают в их любящих чистое и живое,
почему они думают, что имеют на это право?

почему их тянет, мама, в разврат и ****ство?
как они пишут «доброй ночи» и уходят к тем, с кем не до сна,
неужели, мама,
они ни капельки не боятся
перепутать ночью имена?

как они кормят своих женщин тысячей обещаний,
а ведь женщины, мама, вообще ничего не прощают,
если вдруг учуяли свою собственную ненужность,
и в кармане брюк внезапно нашли кольцо.
та, что слабей,
будет годы плевать в приготовленный ему ужин,
та, что сильней,
однажды уходит,
плюнув ему в лицо.