Горный монах

                Сказка-быль

                «Горы существуют вне нас и внутри нас.
                Само их присутствие влечет нас,
                призывает подняться на вершину…».
                Джон Кабат-Зинн.

Эту историю я услышал на Кавказе: её рассказала Мадина, уроженка  Дигорского ущелья*. История эта тёмная, фантастичная, как тамошние места. Но не нахожу ни малейшего основания не поверить в то, что многие называют народными фантазиями, ибо народ зазря говорить не станет. Народная мудрость – она ведь испокон веков вещая. И таковой останется всегда.
Давно это было. В те священные времена горцы ещё старались сохранить традиционный уклад жизни: они не стремились покинуть пределы того прекрасного уголка, который взрастил их вместе с материнским молоком, укрепил тело и дух. Душа горцев, как и природа вокруг них, – дикая, неприступная, но щедрая и бескорыстная.
Теперь, вспоминая о поездке на Кавказ, я решительно не понимаю одного: зачем крепким и выносливым горцам понадобилось осваивать города… Это так же далеко от их внутренней сути, как велико расстояние от Солнца до Плутона: вечности не хватит, чтобы преодолеть его. И, тем не менее, Мадина, хоть и выросла в горах, со временем внешне превратилась в типичную горожанку, ничем не отличающуюся от других. А как живут горцы? Об этом она мне рассказывала в ярких подробностях, ведь сердцем она осталась верна своим корням.
Там, где нынче стоит заброшенный домишко, теперь уже наполовину развалившийся, раньше кипела традиционная осетинская жизнь. Как правило, в семье – орава детей, зато как было весело, хотя и не просто:  суровый климат гор редко кого щадил и баловал – приходилось бороться за жизнь.
Деревня небольшая: несколько домиков, расположенных «лесенкой»**,  и все друг друга знают. В то время жизнь особенно проходила насыщенно:  мгновения не растрачивались попусту. Да и праздности не было в доме места.
Детей в семье было шестеро. Среди всех особенно выделялся Казбек: нравом был тих и скромен, лишенный той горячности, какой обладают люди, родственные по крови. Часто уезжал. Работу свою любил. Семьи своей не имел, но отличался особой привлекательностью: с «искоркой в глазах» –  про таких говорят.
Особенно редки были минуты, когда Казбек мог разговориться и развеселиться: все его что-то заботило и заставляло над чем-то задуматься. Крепок телом, - по-детски раним оставался душой.
Казбека иногда побаивались. Взгляд его строгий, мог проникнуть до глубины души – казалось, пламя его чёрных глаз могло надолго ввести в ступор обидчика или неприятного ему человека. Да, он был коренным осетином, что объясняло эту  особенность. Но странным казалось ещё то, что своим взглядом он будто сканировал все, что встречалось в поле его зрения. Часто уходил в горы, охотился. Ловкий стрелок, выносливый горец. Словом – Казбек.
Однажды пришлось ему вернуться из длительной командировки позже, чем ожидалось. Как обычно, в честь родственника, был накрыт праздничный стол, за которым собралась вся большая дружная семья. Дети смеялись, резвились, разбрасывали и вновь собирали свои игрушки; взрослые шутили, мирно беседуя о своих делах. Казалось, напряжённый день на мгновение покинул домочадцев, дав волю заботливой ночи заключить в свои прохладные звёздные  объятия тех, кого благословила сама дикая природа на отдых.  Казбек рассказывал какую-то забавную историю, приключившуюся с ним в дороге. Всем было весело. Мужчины беседовали о своём, женщины запевали какую-то старинную, грустную песенку – о тех далёких времена, в которых жили славные герои-осетины, об их невыдуманных подвигах… О, славные были времена! как будто дыхание древнего божества окутало плечи могучего народа!  И все словно дышит памятью тех далёких дней…
Казбек любил в детстве слушать сказки бабушки Фатимы. Наполовину татарка, она знала много историй, о которых не напишет ни один составитель сказок. Рассказывала также ему бабушка о горных духах. Из рассказов Казбек помнил, что они бывают разные: добрые и злые; какие-то являются человеку просто так, из любопытства, иные для того, чтобы навредить, а другие – помочь. Старая Фатима  называла их всех по именам, которые зачастую были вымышленными, но Казбек, достоверно, об этом не знал. Одно знание служило ему аксиомой: места здешние – тёмные, дикие… Здесь не столь бывают опасны люди, сколь те существа, которые не являются  глазу человеческому в физическим обличии, но которые могут затянуть душу любого праведника в омут, на самое днище пагубной страсти.
В тот вечер Казбек немного перебрал, но все же ум и сознание его не покидали. Торжественное семейное застолье уморило его, и он решил вдохнуть свежего воздуха. Открыв скрипучую дверь просторных сеней, он оказался на свободе. Чудное зрелище предстало перед его слегка затуманенным взором: на полотне огромного неба, в звёздную крапинку, располагалась большая, полная луна, как будто убаюкивая своим пьянящим светом всю горную округу. Недалеко шумела многовековая  Ираф***, которая, казалось, без умолку болтала: она была самой древней рассказчицей в этих местах, ведь, если бы ей дано было говорить на языке людей, она бы сложила целую историю о том, что видела и слышала. Но теперь ей приходилось мириться с тем, что народ слушал и вряд ли понимал её странный, переливающийся на все лады язык.
Уже было достаточно поздно. Казбек выкурил сигарету, бросил окурок под ноги и затоптал его. Ещё раз вгляделся в величие окружающей его природы, прислушался к далёкому журчанию реки, к стрекоту ночных жителей, и уже было собрался возвращаться в дом, как слух его уловил какой-то странный незнакомый звук. Это не было похоже ни на щебетанье птиц, ни на журчание ручья. Сдавленный, приглушённый, как будто о чем-то просящий и молящий, доносился из тёмного угла большого двора. Казбек не был из робких, но сердце его зашлось, стало биться пуще прежнего.
Прислушавшись острее, он понял, что не ошибся: кто-то плакал, но это не было похоже на плач маленького ребёнка, и это не вой его пса, Кабысдоха****. «Что это?» - с волнением подумал он.  Непонятный стон нарастал по мере того, как Казбек собирался покинуть уличную площадку. Недолго думая, мужчина зашёл в сени, снял с гвоздя охотничье ружьё и направился вглубь тёмного двора. Тусклый свет уличной лампы освещал часть пути, но чем дальше раздавался плач, тем глубже пришлось уходить во двор, в темноту.
Внезапно залаял пёс, с которым Казбек обычно ходил на охоту. Огромный, лохматый, он рвался с цепи с такой неуёмной силой, будто огонь касался его кожи. Отцепив пса, Казбек отступил на шаг с места, где стоял: что-то невероятно сильное навалилось на него. Он отступил ещё. Наконец, он прижался к железному забору, ограждающему двор от уличной части. В его груди что-то клокотало, становилось невыносимо трудно дышать… Сняв с себя верхнюю одежду, он почувствовал, как горит его тело – словно кровь закипала внутри. Вдруг его глаза увидели то, от чего он хотел было закричать, позвать на помощь, но не мог выдавить ни звука – это были два горящих, как уголья глаза, устремлённых на него так близко, словно ветер касается кожи.
От невыносимого страха и непередаваемого ужаса рука его схватилась за курок, и в темноте раздался выстрел, нарушив привычное молчание. Эхо разнесло отзвук выстрела, и неподалёку послышались голоса. Немного оправившись, Казбек сделал шаг вперёд: два уголька смотрели на него в упор. Он последовал к дому, но невидимый шёл за ним. Кабысдох не переставал лаять и вдруг погнался за непрошеным гостем. Обеспокоенные родственники столпились около двери и с изумлением наблюдали странную картину: взбешённый пёс бегал по кругу и хрипел от лая.  Казбек не знал, как объяснить причину такого поведения пса. Да и сам себе он вряд ли мог такое объяснить. Впервые им овладел страх, и он ощутил, как будто стоит на краю пропасти, откуда может не выбраться. В этот момент он вспомнил свою бабку Фатиму и её рассказы о горных духах. Но он не мог себе представить, что духи бывают такими…враждебными, злыми… Будучи маленьким, он представлял себе их иначе…хотя можно ли вообще такое представить и думать об этом?! Но это был как раз тот возраст, когда слушаешь бабушкины рассказы  и живо представляешь все происходящее. Это было в детстве – далёком, которое возврату не подлежит.
Некоторое время Кабысдох колесил по известному лишь ему одному кругу, разрезая и сокрушая невидимый воздух. Наконец, он успокоился и остановился. Жалобно скуля, он подошёл к хозяину и прижался к его ногам. Казалось, ему самому не верилось, что только что он за кем-то гнался, он сам с трудом понимал, что случилось – ведь рядом никого не было, кроме хозяина и знакомых ему людей.
- Что случилось? – растерянно спросил старший брат Феликс – Где ты был и почему твой пёс себя так странно ведёт?
- Подними глаза к небу, - указал пальцем наверх Казбек, - и ты увидишь причину его расстройства. – Он не знал, как оправдать столь непривычное поведение пса. Рассказать об этом родственникам? Не сейчас. Он боялся показаться суеверным.
Феликс посмотрел вверх. На небе белел огромный круглый диск луны. Да, сегодня был день полнолуния. И поведение животного вполне могло быть оправданным.
- Тогда почему у тебя в руках ружье? – не унимался Феликс. – Ты же не Кабысдох, чтобы так реагировать на явления природы.
- Мне послышался шум в глубине двора. Я был осторожен.
Время показало за полночь. Все разошлись. Никто об этом более не вспоминал. И никто не узнал, что случилось той ночью.
Но однажды произошёл подобный же, странный случай. Как-то ночью Казбек проснулся от постороннего шума. Посредине комнаты стоял стол. Приподнявшись с кровати, Казбек начал вглядываться в темноту. Ему почудилось, что за столом сидит человек, обхватив голову руками. Казбек подумал, что кому-то из братьев стало плохо.
- Феликс, это ты?– негромко позвал он, – Тебе плохо?
Но голоса не последовало. Силуэт поднял голову и устремил на него свои горящие, как уголья, глаза… Казбека снова охватил ужас: кровь застыла в жилах живого человека. Холодок пробежал по спине. Невольно он вскрикнул. Братья поднялись. Казалось, его мучил один и тот же дурной сон. Но это вовсе был не сон...
На следующий день эта история приобрела черты фантастические. Да и мало ли чего могло привидеться человеку во сне?! Женщины, как обычно, занялись делами по хозяйству, мужчины таскали доски во дворе, чинили прохудившийся двор. Казбек в этот день решил сходить в горы. Снарядившись, он взял с собой провизию, закинул на плечо ружье, отвязал своего любимца, Кабысдоха, и отправился в путь. Скоро ему предстояла очередная командировка, и поэтому он не мог устоять перед своей мужской слабостью – охотой.
Горы были его единственной страстью. Ничто больше, кроме любви к матери, его не волновало так, как эти величественные, мощные монолиты. В душе он был настоящим горцем – таким же твёрдым и сильным, как этот камень, который он видел перед своими глазами каждый день, не считая тех дней, которые он проводил за пределами родного дома.  Он был крайне вынослив и мог находиться в горах длительное время. Но всегда предупреждал, когда приходилось отлучаться надолго, ведь он любил свою мать и не мог допустить, чтобы она волновалась. За время своего отсутствия он охотился, собирал горные травы, жил уединённой жизнью.
В этот раз он собирался вернуться к вечеру – по обыкновению, часам к 6-ти. Однако наступил вечер, но Казбек не возвращался. Обеспокоенные родители подумали, что он забыл о данном обещании вернуться в тот же день. Ждали на следующий. Но Казбека не было. Стали искать. Обыскали все близлежащие места. Ни следов, ни самого мужчины не обнаружили.
Спустя несколько недель домой вернулся Кабысдох – взволнованный, взъерошенный, весь в репьях. Он долго ничего не ел, а когда над спящим миром поднимался огромный жёлтый диск луны, жалобно скулил.
Стоит ли говорить о том, что пришлось пережить родителям и близким после того, что случилось? Но время взяло верх над бедным родительским сердцем. Так прошло несколько лет. Осетины – народ верующий, несмотря на то, что христианские традиции порой разбавлялись языческими, – осколками давно минувшего времени. Каждый раз мать молилась за сына – чтобы он вернулся живым и невредимым.
Однажды, ближе к вечеру, в дверь кто-то постучал.  Женщина открыла, но на пороге никого не оказалось. Удивлённая, она подумала, что послышалось, но вдруг заметила на дверной ручке висящий предмет. Этим предметом оказался небольшой шнурок со складной именной иконкой. Сегодня был день её именин.
Кто знает, быть может, это случайность, а, может, – знак. Теперь об этом никому не узнать. Одно я знаю точно: горы – это притяжение, магнит. В них есть особая сила, заманчивая тайна. Они хранят в себе много загадок, преданий, легенд… В горах люди становятся сильнее – несокрушимы, как  горы. Но горы могут и обмануть, лишить всяческих надежд. Сильнее и опаснее гор, поверьте, нет ничего на свете!
Когда мне довелось быть на Кавказе, вместе с Мадиной и её сестрой, мы жили в этом домике, где, по преданию, происходили описанные события. Однажды, среди ночи, я проснулся. Все спали. Свет горящей лампады освещал просторную комнату, и мой взгляд упал на тот самый, стоящий посредине, стол, за которым, по рассказам Мадины, Казбек увидел человека в шляпе и с горящими, как уголья, глазами. Я вспомнил эту историю. Моя душа вздрогнула, холодок пробежал по спине, но мой взгляд остановился на иконе со святым ликом Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы. Это меня успокоило. Я подумал о чем-то незначительном, мирском, и моё сознание мягко, осторожно погрузилось в глубокий сон.

**Фото - из личного архива: Северная Осетия, Дигорское ущелье, д.Куссу.

                ПРИМЕЧАНИЯ

*Эта история в несколько измененном варианте рассказана жительницей Владикавказа – Ф.Ц. История произошла в горной деревне Куссу, расположенной в районе Дигорского ущелья в Северной Осетии-Алании. Имена героев и некоторые детали вымышлены.

**Речь идет о горной деревне Куссу. «Лесенкой» расположены дома маленькой деревни, состоящей из нескольких домиков. Такая особенность рельефа создает своеобразный колорит.

***Урух – горная река в Северной Осетии и Кабардино-Балкариии. Длина составляет 104 км. Вытекает из ледника Мостоцете в Дигорском ущелье Северной Осетии. Среди осетин распространено другое ее название – Ираф.

****По рассказам Ф.Ц., Кабыздохами, как правило,  называют бродячих собак. Сложное слово образовано путем слияния корней нескольких простых слов: «кабы» и «исдох». «Кабы издох» - так не жаль.