ДЕНЬ!

   За окнами дачного домика ещё лежит снег, но его совсем немного и он уже не бел, а скорее чёрен, словно угольной пылью припорошен. С крыши свисают сосульки, разнокалиберные, серые в предрассветье, мутные. Сосульки цепко держатся за волнистые края шифера и, кажется, ничто не в силах поколебать их монументальную прочность.
Но не устоять им перед солнцем; а оно, солнышко, взошло, громадным золотым блином над горизонтом всплыло;  только малый краешек его задержался ненадолго в голых ветвях дальнего перелеска. И порозовели сосульки, будто устыдились своей самонадеянности, прозрачными сделались, даже слёзки пустили. Упала наземь первая слеза-капелька, упала и молвила удивлённо:
   - День?!
   - День! - подтвердила другая.
   - День! - радостно воскликнула третья.
   И пошёл-понёсся гомон-перезвон: "День..., день..., день..."
   А светило подымается всё выше и выше, сияет всё ярче и ярче, всё напористее.
   На яблоне, возле своего жилища сидит скворец. Один сидит. И так "раговаривает", такие фиоритуры выводит, заслушаешься: то  по-кошачьи мяукнет, то свистнет по-хулигански, то замычит вдруг... Поди, догадайся, с кем и о чём он и, главное, на каком наречии "базарит". Да чего гадать - на своём он, на скворчином... Ну, мало ли с кем; может, он сам с собой, - с вами, разве, не бывает? - может, с той же кошкой, что под яблоней прохаживается... Да просто от радости птаха - домой ведь прилетела!
   ..."Та" кошка обошла лужицу, сиганула через ручей, подрыгала лапами и, сев на пенёк, стала прихорашиваться.
Чистюля!
               
                Владимир ХОТИН