На станции

Протерто время через сито,
В нём не осталось ничего,
Как акварель: бледна, размыта,
Труда концовка, моего.

Под вечер, матовые тени,
Стянули снежные валы,
И ждут в неистовом смятеньи,
Прохода световой иглы.

Лес потемневший не пробуден,
Невиден поезд, но дрожит
Звук рельс, как будто древний бубен:
Томит, шаманит, ворожит.

Упругий воздух бьет в сугробы,
Когда проезжий мотовоз,
По расписанью, очень строго,
В заснеженный спешит лесхоз.

Я силюсь дожевать черняжку,
И вынуть скрученный флажок,
Заткнутый скоростью за бляшку,
Чтоб разгрести у рельс снежок.

Но вот гигант, болящий астмой,
Втекает в просечную зыбь,
Неся, стирая грузной массой,
Враждебную людскую сыпь.

Их в поисках насущных (хлеба),
Собрал Господь из разных мест;
А наша местность носит небо,
Где глубже космос, больше звезд.

Мне кажется, с краёв не легких,
В прекрасные, как рай места,
Состав уносит одиноких:
В ночь, ввысь, в созвездие креста.

Ну что ж прощай, спеши полночник,
Пропеть свой не мудреный гимн,
Ты одинокий перевозчик:
Из млечного пути к другим.

Подай свой глас, гудок пастуший,
Пускай услышат верст за сто,
Неси, неси людские души,
В родное теплое гнездо.

Но уходя, оставь надежду,
Таким, как я - не всё равно.
Согрей, их лёгкую одежду,
Прощения подай вино.

Пускай тогда, когда парящий,
Состав уйдёт за поворот,
Останется в тиши, звенящей,
Противоядья приворот.

Стрелой кометы пролетают,
Ждут половодья берега;
И пусть запомнят, пусть узнают,
Что сердце топит и снега.

Ушёл. Столбов провисли вены,
И снова сон, и в нём своё,
А мне, до окончанья смены,
Семнадцать месяцев ещё.