Бронзовый Пушкин

Я много пишу от того, что кости отходят от плоти,
Ногами не чувствую мякоть земли под собой.
Я жадный еврей, которого жгли на печи в анекдоте,
Я злобный нацист, который восстал словно смерть с косой.

Я ночью цигарку зажгу от белёсого лунного света,
А днём мне макушку задорно лучом подпалИт жёлтый диск.
Родился за смрадным углом, но с судьбой поэта,
Погибну гранитным ваяньем под громкий свист.

Я сборники рифм подпишу именами женщин,
Которых любил до последнего вздоха-стиха.
Мой мраморный бюст покрывают от горя трещины,
А бронзовый Пушкин в сторонке стоит весь в цветах.

За льдистую сталь на пальцах его держу,
Он щурит глаза, сверкая железом звонким.
Я вроде повыше его, но мальчишкой стыжусь,
С ним рядом гигант-Эверест словно детская горка.

Не надо молчать, прошу, Александр Сергеич,
Культурному обществу вечность была поверена.
Пока я живой, мне с вами надо развеяться,
Я бронзой на площади стану, мне мало осталось времени.

Поэты совсем извелись, все залезли в норы,
Один тут шатаюсь с бумажками этими выцветшими.
Как будто не помнит вас этот немой город,
В котором вы были пару столетий Всевышним.

Говорю, мол, стишков напишу тысяч десять,
Он смотрит в ответ, не мигая, даётся диву.
Чтоб годам к тридцати стать известным и с богом повеситься,
Ведь принято так у поэтов у нас нерадивых.

Серебряный век уж с концами, а бронзовый канул,
Глядит любопытно, из век проступают слёзы.
Ну что вы, давно уж почали поэтные великаны,
Не нам с вами против прогресса идти угрозой.

На них с пьедестала посмотрим мы лет через двести,
Мелькая проржавым грязённым камнем.
Давно закатилось, забытое всеми солнце русской поэзии,
Давно уж закрылись у башни ИвАнова ставни.

Он трёт запотевшие руки по стёртым карманам,
Встаёт на законное место, со мной прощаясь.
Я с вами, товарищ поэт, когда-нибудь встану,
Когда в жизни этой достаточно зла нахлебаюсь.