Беседа с А. Шопенгауэром в день его рождения

Сегодня, 22 февраля 2024 года, в день рождения А. Шопенгауэра, наш друг независимый журналист М. Михайлов отважился мысленно задать несколько вопросов великому философу, но предварительно обратился к эссе Ф. Ницше «Шопенгауэр как воспитатель», которое было написано ровно 150 лет назад (1874 год) и решил привести несколько мыслей автора, избравшего Шопенгауэра себе в учителя.

«…я хочу помянуть сегодня одного наставника и дрессировщика, которым я могу похвалиться, -- Артура Шопенгауэра.

Шопенгауэр никогда не хочет казаться: он пишет для себя, а никто не хочет быть обманутым, и тем более философ, который ставит себе закон: не обманывай никого, и даже самого себя!

Это -- честная, грубоватая, добродушная беседа с любовно внимающим слушателем.

…он умеет говорить глубокомысленные вещи просто, захватывающие -- без риторики, строго-научные -- без педантизма…

Шопенгауэр имеет еще другое качество: веселость, которая действительно веселит.  Есть два весьма различных рода веселости. Истинный мыслитель веселит и утешает всегда, высказывает ли он свою серьезную мысль или свою шутку, свое человеческое познание или свою божественную благость; всегда уверенно и просто, бодро и сильно, но всегда как победитель; и именно это доставляет нам самое глубокое и полное веселье -- видеть побеждающего бога рядом со всеми чудовищами, которых он поборол.

…я нахожу в нем соединение трех элементов: впечатления его честности, его веселости и его постоянства. Он честен, потому что говорит и пишет с самим собой и для себя самого, он весел, потому что мыслью одолел тягчайшее, и постоянен, потому что должен быть таковым».

М. М. – Уважаемый Учитель, мы живем в очень тревожное и непонятное время: постоянно то тут, то там вспыхивают вооруженные конфликты, уносящие тысячи жизней, и мир, по утверждению некоторых аналитиков, находится на грани третьей мировой войны, грозящей уничтожить человечество. Хотелось бы думать, что они ошибаются, и у тех, кто управляет событиями, хватит ума и воли вовремя остановиться.
Однако, если отвлечься от текущих новостей и посмотреть назад, можно убедиться, что люди воевали всегда. Вот что писал мой любимый английский писатель С. Моэм:

«В мире всегда царила неурядица. Короткие периоды мира и благоденствия случались лишь в порядке исключения, и то, что кое-кому из нас довелось жить в такой период, не дает нам права считать подобное положение вещей нормальным».
 
 А остроумный американец Амброз Бирс считал:
«Мир (в международных отношениях) — период надувательств между двумя периодами военных столкновений».

Еще хочется привести слова известного французского поэта Малерба (1555-1628), который, напомнив в двух-трех словах о смерти Авеля, добавлял: «Недурное начало, а? Их на земле всего только трое или четверо, а они уже друг друга убивают; что же после этого мог ожидать от людей Господь, ради чего он так старался их сохранить?»

Как Вы полагаете, что с человечеством не так? Почему люди не могут жить в мире друг с другом, имея столько общих проблем и опасностей? Природные катаклизмы, тяжелые болезни, голод и холод и прочие бедствия всегда преследовали все народы. Зачем же истреблять соседей по этой маленькой планете вместо того, чтобы объединенными усилиями улучшать жизнь? Итак, что такое человек и что Вы думаете о людях вообще?

А. Ш. – Человек в сущности есть дикое. ужасное животное. Мы знаем его только в укрощенном и прирученном состоянии, которое называется цивилизацией: поэтому нас ужасают случайные взрывы его натуры. Но когда и где спадают замки и цепи законного порядка и водворяется анархия, там обнаруживается, что он такое.

В каждом человеке прежде всего гнездится колоссальный эгоизм, который с величайшею легкостью перескакивает границы права, о чем в мелочах свидетельствует обыденная жизнь, а в крупном масштабе -- каждая страница истории. Да разве в основе общепризнанной необходимости столь тщательно оберегаемого европейского равновесия не лежит уже сознание, исповедание того факта, что человек есть хищное животное, наверняка бросающееся на слабейшего, который ему подвернется? и разве в малом не видим мы ежедневного подтверждения этого факта? Но к безграничному эгоизму нашей натуры еще присоединяется более или менее существующий в каждом человеке запас ненависти, гнева, зависти, желчи и злости, накопляясь, как яд в отверстии змеиного зуба, и ожидая только случая вырваться на простор, чтобы потом свирепствовать и неистовствовать, подобно сорвавшемуся с цепи демону. Если не встретится для этого основательного предлога, то человек в конце концов воспользуется и самым ничтожным, раздувши его при помощи воображения, и будет затем тешить себя, по мере возможности и охоты.

М. М. – Неужели Вы в самом деле считаете людей столь злобными существами?

А. Ш. – Все это видим мы в обыденной жизни, в которой подобные взрывы известны под именем "изливания на что-нибудь желчи", или "срывания сердца". Можно заметить также, что если только эти взрывы не встречают никакого сопротивления, то после них субъект чувствует положительное облегчение. Даже столь обыкновенные бездельные поддразнивания и подшучивания также проистекают из того источника.

М. М. – Конечно, такое нередко случается, но неужели это закономерность?

А. Ш. – В сердце каждого действительно сидит дикий зверь, который ждет только случая, чтобы посвирепствовать и понеистовствовать в намерении причинить другим боль или уничтожить их, если они становятся ему поперек дороги, - это есть именно то, из чего проистекает страсть к борьбе и к войне, именно то, что задает постоянную работу своему спутнику-- сознанию, которое его обуздывает и сдерживает в известных пределах.

М. М. – Значит, разум все-таки сдерживает дикарские наклонности?

А. Ш. – Человеческое общество основывается на противодействии между ненавистью, или гневом, и страхом. Ибо ненавистливость нашей натуры легко могла бы когда-нибудь из каждого сделать убийцу, если бы в нее не было вложено для удержания в известных границах надлежащей дозы страха; и опять-таки, один страх сделал бы каждого жертвою насмешки и игрушкою всякого мальчишки, если бы только в человеке не стоял постоянно наготове и на страже гнев.

М. М. – Очень грустно думать, что от злодейства человека удерживает только страх. Разве нет места любви и сочувствию?

А. Ш. – Но сквернейшею чертою человеческой природы все-таки остается злорадство, находящееся в тесном родстве с жестокостью и отличающееся собственно от этой последней только как теория от практики. Вообще же оно проявляется там, где должно бы найти себе место сострадание, которое как противоположность первого есть настоящий источник истинной справедливости и человеколюбия.

М. М. – Возможно, это – следствие вечной тяжелейшей борьбы за существование, в которую ввергнут род человеческий изначально? Ведь выживал только сильнейший, а среди сильнейших – наглейший?

А. Ш. – Когда, всмотревшись в человеческую негодность, остановишься в ужасе перед нею, тогда следует немедленно бросить взгляд на злополучность человеческого существования; и опять-таки, когда ужаснешься и перед последнею, перенести взгляд снова на первую. Тогда убедишься, что они уравновешивают друг друга, и, замечая, что мир служит сам себе самосудом, станешь причастным вечной справедливости и начнешь понимать, почему все, что живет, должно искупать свое существование сперва жизнью, а затем смертью. Таким образом, наказуемость идет рядом с греховностью. С этой точки зрения исчезает также всякое негодование на умственную неспособность большинства, так часто возмущающее нас в жизни.

М. М. – Возможно, наш мир действительно жесток и беспощаден, но ведь, тем не менее, почти каждый человек испытывал любовь, симпатию, дружбу, любовался красотой природы, восхищался достижениями науки и великими произведениями искусства, в том числе Вашими книгами.

А. Ш. – Но все-таки в этом мире, хотя весьма спорадически (разрозненно), но всякий раз снова нас поражая, всплывают явления честности, доброты и благородства, а равно и великого ума, мыслящего духа и гения. Никогда они вполне не переводятся: они сияют нам из громадной темной массы, как отдельные блестящие точки. Мы должны принимать эти явления как залог того, что в этой сансаре сокрыт благой искупительный принцип, который может найти себе исход и заполнить и освободить целое.

На этих словах надежды наш друг мысленно простился с удивительным мыслителем и отправился обдумывать услышанное.