Испытания и искушения

Массивная серебристая иномарка появилась ниоткуда – просто нарисовалась вдруг, как из воздуха. Плавно затормозив, она медленно, словно бы раздумывая – взять или нет –остановилась чуть впереди меня, уверенно проехав мимо разбитной рослой татарки, голосовавшей метрами двадцатью раньше.
За рулем была женщина, примерно моего возраста. Выглянув в окно, она спросила:
- Вам куда?
- До старокрымской мечети.
- Ну, ладно, садитесь, - немного помедлив с ответом и даже, как мне показалось, подавив вздох, ответила она.
          Я устроилась рядом с ней на переднем сиденье и, когда машина уже тронулась, солгала:
     - Только у меня денег нет. – Деньги, конечно, были. Правда, отнюдь не лишние, и такая статья расходов, как поездки на междугороднем такси, в моем бюджете отсутствовала. К тому же мне нравилось ездить автостопом: это всегда сопровождалось нищенским ощущением свободы и дарило непредсказуемость встреч  и открытость общения, которое всегда бывает таким, когда людей ненадолго сводит случай.
          Она в ответ лишь пожала плечами и несколько иронично (потому что знала, что я лгу), но больше мягко усмехнулась. Она вообще, как я потом отметила про себя, все делала так, точно выполняла чью-то волю: вот, все делаю как надо, хотя самой, может,  не очень-то  это и интересно.
        Чтобы завязать разговор, я спросила, вспомнив свои автомобильные курсы:
- Автомат?
- Нет. – Она кивком указала на ручку переключения передач.
         Я могла бы поклясться, что ручки этой не было, когда я садилась в салон автомобиля, что ручка эта появилась только что, как бы исправляя ошибку проектировщика, который нарисовать-то всю эту ситуацию нарисовал, а вот о деталях не позаботился. Забыл.
          Странное, едва уловимое ощущение ирреальности происходящего заполнило внутреннее пространство автомобиля. Чувство это было нефизической природы и не имело никаких характеристик, привычных для нашего земного мира. Времени как будто не стало. Я даже не могу припомнить, душно было в машине или прохладно.
          Ее голос вернул меня к действительности:
         - А почему в мечеть? По виду православная.
         - Так и есть. 
                  И я рассказала, как месяца два назад ездила на экскурсию в Старый Крым и как жена тамошнего муллы угостила меня кумысом. Поездка эта, первая тем летом, время, помноженное на расстояние, и острый незнакомый вкус напитка, о котором раньше я лишь читала в восточных сказках, послужили толчком к написанию стихотворения – первого после долгого периода немоты. Стихи я и везла в подарок, надеясь взамен выпросить глиняную чашку ручной работы, из которой я пила тогда. Чашку эту сделал сам мулла – приятный молодой человек. Он, кроме того, что был весьма начитан и образован, еще и горшки лепил, и тарелки расписывал необыкновенно красиво, а его жена, на вид совсем девочка, продавала посуду прямо на трассе рядом с мечетью. Несмотря на почти юный возраст, у них было четверо детей, мал мала меньше.
          Поговорили об исламе, о религиозной терпимости, о том, что везде невежества и агрессии хватает, и моя спутница согласилась, что в своих лучших проявлениях ислам, пожалуй, строже и чище других религий.
        - В детстве мне очень помогла одна мусульманская семья, у них было тринадцать детей. Я жила тогда в Сумском заповеднике. – Она помолчала. Видно было, что воспоминания причиняют ей боль. - С тех пор я хорошо отношусь к мусульманам.
       - А вообще вы откуда? По разговору не крымчанка.
          Она снова усмехнулась, на этот раз весело, и в глазах заплясали задорные огоньки:
        - Ну, я по-всякому говорить могу. – И тут же в ее речи появился легкий южный акцент, а голос стал более низким и певучим. Не тогда, но потом, перебирая в памяти наш с ней разговор, я почему-то подумала об одном из даров Святого Духа апостолам – когда они стали вдруг говорить на иных языках. 
                  Она держалась так, словно знала заранее, что я скажу, словно вообще знала обо мне все. Справа на обочине промелькнул трупик кошки. Я поморщилась. Она заметила это и произнесла:
         - Конец ситуации.
         - Что?! – изумилась я, потому что моя-то любовная ситуация, тянувшаяся без всякого развития уже шесть лет, как раз теперь, в эти дни, по-видимому, заканчивалась.
         - Кошка мертвая на дороге – конец ситуации, - спокойно пояснила она, по-своему истолковав мое изумление.
                  Поговорили о приметах.
             - А если собака мертвая на дороге? Или ежик? – Этим летом дороги в Крыму были просто усеяны мертвыми телами сбитых животных.
            - Не знаю… – Она равнодушно пожала плечами. – Не знаю. Вот если подъезжаешь к храму и колокола звонят или мулла запел молитву – это хорошо. Значит, ты на верном пути.
                  И тут неожиданно и в то же время совершенно естественно разговор принял такой оборот, что я поняла: отсутствие отца Вадима в Насыпном, куда я наконец собралась перед самым возвращением в Москву, странным образом отмененный молебен в честь храмовой иконы в тот день были совсем не случайны – я должна была сесть именно в эту машину, именно к ней. Удивительно, но я, всегда плохо запоминающая внешность человека, до сих пор ясно, как живую, вижу эту женщину перед собой. Вижу, но описать не могу: она ускользает от определений, как простота, которая есть лишь отсутствие всего лишнего, как воздух – он невидим для зрения, но попробуй прожить без него хотя бы несколько минут.
               Вспомнив про отца Вадима, который был посвящен в историю моей безответной любви, всякий раз терпеливо выслушивал мою очередную исповедь пополам со слезами и, в зависимости от моего душевного состояния, то запрещал мне даже думать о предмете страсти, то благословлял на дружеское общение с ним,  я спросила мою странную спутницу:
              - А вот скажите, у вас есть наставник?
              Она не сразу ответила, улыбнувшись про себя:
            - Есть.
           - И вот вы как – если чего-то не понимаете, ну, что с вами происходит, вы всегда спрашиваете у него?
           - Нет.
           - Нет?
           - Нет.
                Повисла пауза. Вот так уверенно распахиваешь дверь – и встречаешь за ней совсем не то, что ожидаешь увидеть. Как часто мы живем по заранее придуманному нами же самими сюжету, постепенно теряя интерес к происходящему, забывая, что жизнь, как кто-то сказал, – это  одно большое приключение, и теряемся, если она вносит в наш сценарий свои коррективы.
                Наконец я вновь обрела дар речи:
             - А о чем же вы тогда говорите?
            - Прошу прощения. Благодарю за подарки.
                Священника? Духовного наставника? Бред. Или… не может быть, но получается именно так: она говорит о Нем. Она говорит, что ее наставник – сам Бог? Нет, я не могла выговорить эту фразу и, поколебавшись с минуту, решила пойти  окольным путем:
           - Извините, это очень интимная тема… Но скажите: между вами и Господом есть третье лицо?
            - Он всегда являет Свою волю через людей.
           - Да, но как понять?
          - Искушают людьми, а испытывают случаем.
                Час от часу не легче.
          - Но случай – тоже ведь с людьми, мы же не в пустыне живем. Как же отличить?
         - Все, что от Бога, очень легко. Очень легко! А испытывают всегда в малом. Всегда в малом. – Она повторяла, как учитель бестолковому ученику, который не способен схватить с первого раза. – И чем трудней ситуация… - Она замолчала. Я попробовала догадаться:
          - … тем интересней?
       - Радостней. Значит, духовный рост уже выше, если трудно. Дается всегда по силам.
               Мы въехали в Старый Крым. Чем меньше оставалось времени, тем сильнее возрастало мое любопытство. Я спросила, надеясь успеть узнать о моей собеседнице больше:
           - А кто вы по профессии?
               Она ответила опять не сразу, сначала удивившись, даже легкое разочарование скользнуло по ее лицу: какая, мол, разница, кто она по профессии, вообще – какое отношение профессия имеет к сути дела:
             - По образованию я инженер, потом занялась информационными технологиями…
            Не дав ей договорить, я потянула одеяло на себя:
            - Ну да. Хорошо, когда профессия оставляет время и силы для тебя, для личного развития. А то вот я в школе, вся в детях, иной раз остановишься, оглянешься и думаешь: а я-то сама где?
          В ответ она, оторвав взгляд от дороги, за которой на протяжении всего разговора внимательно следила, почти бросив руль, развернулась в мою сторону всем корпусом, пристально посмотрела мне прямо в глаза и улыбнулась впервые широко:
         - А может, как раз там, где надо?
          Я не нашлась что ответить. Мне совсем не понравилась эта мысль: что я там, где и должна быть. Так остро в последнее время хотелось всё поменять, таким больным вдруг стало многолетнее одиночество, обнажившееся после ухода дочери в самостоятельную жизнь.
           И тут мои губы сами выговорили вопрос, который я и не думала задавать:
            - А можно прожить одной?
          Она снова посмотрела мне прямо в глаза и радостно, почти восторженно произнесла в ответ:
           - Конечно! – Чувство, с которым она сказала это, было мне знакомо. Так радуется учитель, когда ученик опережает его на шаг в решении сложной задачи или предлагает неожиданно красивый ход.
          Незадолго до места, где мы должны были расстаться, она сбавила скорость, как будто хотела успеть сказать еще что-то важное. А может, это я так и не задала главного вопроса?
          Ну, вот и мечеть. Автомобиль легко и послушно, словно сам собой, остановился ровно напротив. Я выбралась из кабины и, придерживая дверцу, сказала:
          - Я так рада, что встретилась с вами. Спасибо! А как Вас зовут?
          Она опять задумалась, то ли припоминая свое имя – случайный дар, полученный при рождении, то ли решая, стоит ли мне его называть (а вдруг оно  наша тайная суть),  и не сразу, но все же ответила:
          - Ольга.
               - Елена. Счастливого пути!
             - Удачи. – Она сдержанно улыбнулась на прощанье и почти бесшумно отъехала. Мне показалось, машина опять просто растворилась в воздухе.
          А я пошла к небольшому одноэтажному, в две комнаты домику рядом с мечетью, где жил мулла со своим семейством. Узкая терраска была завалена глиняной посудой. В пустой комнате на всю катушку работал телевизор, шел какой-то утренний сериал. Ни самого муллы, ни жены с детьми не было. Господи, да что ж это такое сегодня? Батюшка с семьей уехал, мулла, по-видимому, тоже. Я вошла во дворик храма. «Да Вы подождите, он сейчас подъедет. Сегодня пятница, служба будет», - сказал вышедший мне навстречу пожилой грузный татарин в тюбетейке. Я уселась в тени на скамейке под окнами мечети. Слушала, как внутри разговаривали  старики, собравшиеся на намаз.
          Мулла действительно вернулся через несколько минут. Я отдала ему стихи, мы поговорили об исламе. Он сказал, что запомнил меня еще тогда, во время экскурсии. Я получила-таки в подарок чашку – ту самую, старую, с процарапанным дном, из которой пила кумыс. Пообещала приехать следующим летом.
            Когда уже шла по шоссе обратно, голосуя проносящимся мимо машинам, позади вдруг раздалось неземной красоты пение – это запел на башне минарета мулла. Голос его лился как будто с неба и славил Творца на незнакомом мне языке…
     Вскоре меня подхватил какой-то толстый весельчак и снова на дорогой иномарке. Он приехал из Омска в гости к другу – директору туберкулезного санатория. Болтали о всякой ерунде. Когда выезжали из Старого Крыма, на дороге снова попалась мертвая кошка. «Ну, точно – конец ситуации!» - подумала я.

Коктебель, 2007