Новая дорога

Линия стезя прогон
Снег таинство погребенье лес тело на снегу откровенье свет гаснет нет больше не больше но чем дальше тем глуше
дольше холодней чище
а больше нет

Прошло шесть лет. Вот обновлённый снег – цветок рожденья в вечер возрождённый.
Возврат обратно в мир, к истокам чистых рек; к родным ключам сквозь выдох возбуждённый.
…было так жалко что-то потерять. А оказывается, в общем-то, судьба лучше понимает, что с нами делать – выходит, наоборот, нашёл.
В этот живой, по-новому синий снег, в подростково-оранжевый, апельсиновый яркий свет
неразрешимым противоречием входит всё, что читал, и как будто что только прочёл.

Может и так когда-то было. Теперь и не так.

Пришёл. Как-то она раньше не такой в будущем казалась мне; не такой её себе представлял.
Всё изменилось, конечно: и множество домов, и поля – когда-то тут было одно – это прошлый, иной, иллюзорный мир.
Это иная плоть, иной план и исход иной. Символ чьей-то новой любви (это так, бедные, плачем)… Это было предрешено.
Точной гирляндой снов расцветать, ускользать в цвета, уводить в эфир.

Фокусировать блёстки – скатерть моей страны, город грёз и детства, Вечериндром, перегон в Снегурочкину вуаль
Вечного снега и вечных звёзд – до тебя их светило несколько в небе; ты был одной.
В жизни иной ты станешь куда счастливей, вдохнёшь новый пар, увидишь восход иной и иные сны (и иную родную даль)
И побежишь сломя голову этой дорогой. Коль всё получил в конце – так не важно, какой ценой.

В этой дороге снег, унесённый со скоростью света в иной полёт
Меж фонарями вьёт, не спеша, свой облик в восторге; подумает месяц севера – где твой дом?
В этот прекрасный миг только свежий выдох и вдох, только (чтоб я сдох!) обновлённый воздух. Это твоя душа
Видит впервые космос, в котором – смех, и в котором мы все живём.

Юна и памятна в квадратах подвенечной белизны – восторг и пламя устремлённости красивой
в миры и фонари, в фантазии и в сны, и в рифмы невозможной перспективы.

Тут под мостом проход вдали; органически прямо в природу она влита;
Внутрь – приглашает арка, и нету другой
возможности
(да и неохота)
Ты даже не медлишь более. Это она. Огоньки повсюду – чтобы туда войти.
Лёгкие волны сна, циркуляция слов и света, пульсация жизни, любовь приглашающей дали и сказочные цвета
(пряма и стройна в чаще лесопарка)
Полукруг обречённой тьмы (уголь в пламени) стал идеально чётким. Фонарные чётки манят тебя рукой…

Я слепой пробираюсь сквозь ощупью в чёрной тумане глаза мои слепы моя голова слепа.

Открыта дверь – предчувствие нетронутых дорог. Мелькают кадры – череда агоний.
Отбывок. Химия. Мы, брат, мотаем срок. Бессрочной вечности… чего, ещё не понял?
Но в этот вечер – вечность разлита. Дыханье воздуха и снега. И как прежде… Вокруг так явна и невинна, так беспечна красота,
Что тело вновь не кажется одеждой – видавшей виды и менявшей паспорта
Изношенной, заляпанной спецовкой…
Мы вдруг готовы жить, дожить до ста – и, как зима, похвастаться обновкой.

Одевшись в снежно-свадебный покров, она явилась сказочной невестой
для новой жизни, новых катастроф и новых сумасшедших путешествий.

Юна и призрачна, была ты оберегом рождена. Перед тобой лежит твоя дорога.
Она как ты, любила снег и в нём явилась в мир она. Была, как ты, светла и одинока.
Ты как могила, ждёшь и не уходишь. Как сказка, ты – шоссе ни для чего. Я пешеход. Ты не нужна была мне раньше. Что с того?
Ты рождена; ты будешь с нами, недотрога
(цела, чтоб память в облаках расцвечивала снами удобной вечности подобные огни).
Мир наяву. Лампада. Жизнь, la vie!
Дубы погибли раньше срока, но опять возрождены. В вечерних фокусах фонарными столбами горят они в мистической любви.

Тогда казались мне под вечер в их скоплениях дома; теперь вокруг угадываю лица… в капризный снег скользят и тают
и хотят сойти с ума, как будто тёплые снежинки на руках и на ресницах.

На!, пелена, она, холодна как никогда. На! Холодна, одна, тишина не навсегда. Все попробуешь и умрёшь.

Она, как ты, была любой. В отдохновении жила. В осколках лета всем себя дарила.
В нескромном взоре эфемерных утомлённостей:
– Нельзя. Там, дальше – лёд.
Внезапно решает одолжить, одалживает мне свои глаза. Смотри на свет. К Клоделю и Утрилло!
Легче всего отказаться от вещей, которых у тебя нет… Их застилает мгла. Их покрывает снег.
– Как только ты могла!
Безмолвна как могила. Все наши сны и сожаленья, размышленья и дела на жизнь и смерть она переделила.

К ней рукодельница зима умильно шлёт издалека улыбки, смех, забвенье всех утрат.
В них шоколад и мармелад; не как расплата и расклад…
Пошла в Nokycaress Алюминат.

И мир – большое и свободное; уверенность примет влекущей вечности, свободной от вторжений –
Холодной дымкой облекается внутри.
Точно Джон Кеннеди, уже наречённый за свой венец миротворца, увидел бегущую к нему Розмари,
зарылся в волосы в предвечных предвкушеньях.
Как фантастические бриллианты сверкающей росы в ослепительном венце
лёгкая снежная вуаль Розмари
На его плече.  На её лице.

Незавершённый ход возможных очарованных минут. Ты становилась всё очаров;нней.
Дорожный ангел возвестит и все предметы воспоют стремленье к вечной разрешённости желаний.
Протрубит над страной и Польшей, над Китеж-градом, над Амазонкой, рекою Трубеж –
Перед собственным крахом ведь больше понимаешь… ведь лучше знаешь, как ты всех любишь.

В разбитом зеркале машины пограничный волнорез – видна та жизнь, и искупленье, и возможность. 
Преображенье в ожидании чудес. Предчувствие широт. Благослови свою неосторожность.
Здесь неотжившее отжило, предрешило свой уход. Сожгла дотла. Сгорела. Насторожённость средь покинутых отчизн.
Лгала самой себе. И лжёт. А хочешь… В отражённом. Любовь ушла. Но ужас тоже – навсегда исчез.
И наша жизнь.

Обворожительная чувственность. Физический, наш мир. Калейдоскоп. В нём отнимают – радужностью клада.
Всё в запредельных очертаньях, всё в контрастность и в сапфир уводят отблески оранжевого града.
Предвосхищенье вечной памяти. Сигналы, безотчётной частотой (пренебреженье вне воображенья)
Развоплощают сожаленья над бескрайней высотой. Над Тардиградой.
Неземное пробужденье.

Блистают образы свершившихся крушений, но для нас… Мы в общем счастливы, а искренность на грани
Друг другу выпалить желанья – не замяться в этот раз, увидев близость за порогом умиранья.
И всё минутное проходит и приходит благодать. Переглянись и выпей на пороге;
Узришь – во мраке истечёт (а больше нечего желать) последний час в объятьях недотроги.

Ей не растаять как Снегурочке, что в тёмные леса бежала за руку в обнимку с Розмари.
Они как нежные снежинки и на коже исчезают – её навечно освещают фонари.
Да, та дорога, что отмерила свой тёмный небосвод, что рвётся жить в своём огне, сорвавшись с края –
Не то что пламя и природа. И пленительный восход.
Не потеряла… никогда не исчезает.

Нет времени и градин, лишь бессрочный эротический уют. Дают бесплатно – он уже расколот.
Подходит группа длинноногих. Начинается салют. Ультрамарин. Из нежных уст на холод.
Мир разлетается осколками чудес.
Твоя мечта упала на пороге. Бежит во тьму. Уводит дальше в лес.
Под новый год. И раз по той дороге
пошла Алюминат в Nokycaress.