Классика глазами современника

Сборник стихов



От автора

Современные студенты, школьники, погружённые в новые цифровые технологии, не очень охотно читают классическую литературу. Многим кажется, что всё, о чем писали классики – что-то далёкое, отвлеченное, от реальности оторванное, недоступное, непонятное. Первейшая задача преподавателей филологов – научить молодёжь смотреть на классику сквозь призму современной жизни.
Я хочу поделиться с вами сборником авторских стихов по исследованию русской литературы, входящей в школьную программу. Достоинство этого сборника заключается не столько в оригинальности трактовок жизни и творчества писателей и поэтов, сколько в живом образном языке и непринуждённости изложения, выполненного современным читателем – преподавателем литературы.



СТАРАЯ КНИЖКА А.С. ПУШКИНА

Кого-то тёплая влечёт подушка,
Кого-то винная ласкает грусть,
А я читаю, читаю Пушкина
По старой книжке, иль наизусть.

Из этой книжки, любимой самой,
Сдружились накрепко стихи со мной,
Их перед сном мне читала мама,
А я выкруживал в мир неземной.

Там правит чудо, там нету горя,
Поскольку радость с ним наравне,
И где-то там у Лукоморья
Навек остаться хотелось мне.

Теперь на маму мне не рассчитывать,
Сам напрягаю пытливый глаз,
И строчку каждую могу прочитывать
С душевным трепетом по многу раз.

Стихи из книжки мне как подружки,
Как мамин голос издалека…
И я читаю, читаю Пушкина,
А в старой книжке дрожит строка.



СМЕРТЬ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

Какой бродил в его сознании хмель,
Перед каким соблазном был он честен,
Когда шагнул на пистолетную дуэль,
Исход которой был ему известен.

Всё свершилось, и возврата нет,
Не искал пророк самообмана,
Лишь в руке неразряжённый пистолет,
И в боку дымящаяся рана.

И ничего не изменилось на Земле,
Лишь прибавилось порочности и сраму,
И Демон одинокий на скале
Взирал с усмешкой на пустую драму.



АФАНАСИЙ ФЕТ

Я оценил находку,
Когда зашёл в буфет,
И увидел водку
«Афанасий Фет».

Кто придумал это,
Того б короновать –
Именем поэта
Алкоголь назвать.

Российская примета,
Где радостный народ
Читает слабо Фета,
Но крепко его пьёт.

Как ходить по лезвию
У Фета расспроси.
Чиста его поэзия,
Как водка на Руси.

Твой статус не уменьшен,
К тебе претензий нет,
Афанасий Шеншин,
Наш российский Фет.



АФАНАСИЙ АФАНАСЬЕВИЧ
ФЕТ

Я вновь зайду в свою аудиторию,
Зажгу по утру вековечный свет,
И студентам расскажу историю
О том, как полюбил Марию Фет.

Я расскажу им как бывает пусто,
В тот час как свечка догорит дрожа,
Про мечту, про «чистое искусство»,
И как страдает опаленная душа.

А если остановится планета,
Я ее шагами докручу,
И студентам дочитаю Фета,
Про любовь и одинокую свечу.



МОЙ ГОГОЛЬ

Николай Василич Гоголь
Мне в одном не угодил,
Я подумал, а не строго ли
Гоголь Родину судил.

Умоляю тебя, Гоголь,
Русь великую не рушь,
На неё одну не много ль,
Гоголь, твоих мёртвых душ.

Я ведь, Гоголь, не лукавлю,
Я душой к тебе приник,
И «Тараса Бульбу» ставлю
В ряду самых нужных книг.

Для морального запаса,
Чтоб бездушными не стать,
Я б советовал «Тараса…»
Ещё раз перечитать.

И в разливе кругозора,
Вняв комедии секрет,
Зрить в театре «Ревизора»,
Лучше пьесы в мире нет.

Я за Русь тревожусь, Гоголь,
Плачу о её судьбе,
Я подумал, не тревога ль
Привела меня к тебе.

Нам без зависти и лести
Может быть давно пора,
Провести с тобою вместе
Близ Диканьки вечера.

Мои чувства тоже бойки,
Гоголь, только пригласи,
Пролетим на дикой тройке
По нехоженной Руси.

От Днепра с тобою, Гоголь,
Долетим до Калымы,
И решим, а не от Бога ль
Русь, поэзия и мы.



ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Я даю вам искреннее слово,
Что в ряду самых серьёзных дел,
Я бы сроду не читал Толстого,
Если б он мне в душу не глядел.

Я в раннем детстве очень удивился,
На суровый облик поглядев,
Вот откуда этакий явился —
Богатый граф, Толстой, ещё и Лев.

Он свои брови раскосматил строго,
И на меня с ухмылкой посмотрел,
Ты, дескать, братец, погоди немного,
Уж от меня тебе достанется, пострел.

И досталось от его атаки,
Я виски от напряженья потирал,
Дома, в школе, в ВУЗе на физфаке,
Досталось много, потому что брал.

Я восхищался его бурным веком,
Гордился, что в руках оригинал,
Нельзя считать себя культурным человеком,
Если Льва Толстого не познал.

Я видел в нём то мужика простого,
То его гением оценивал войну,
Я бы сроду не читал Толстого,
Если б не любил свою страну.

Он всё по-своему ценил и видел смело,
И делу всякому свой придавал объём
И место он нашёл себе, и дело
На целый век в Отечестве своём.

Ни выражения, ни замысла пустого
Искать в его наследии не берись,
Я через диалектику Толстого
И вместе с ним оцениваю жизнь.

Нам друг на друга достаёт терпенья,
Мы за один с ним ухватились гуж,
В педагогике мы ищем единенья
Уникальных и неповторимых душ.

Ему при встрече говорю: «Здорово,
Опять твой гений пред студентами спасал,
Ты бы со мной не зазнавался, Лёва,
Ты стиха ни одного не написал».

Сам на портрет взираю как на Бога,
По-детски радуюсь, что он не постарел,
А гений мне опять с ухмылкой строгой:
— В стихах ты обошёл меня, пострел.

— Какой пострел, ведь всё течёт на свете,
Года с веками мчат наперебой,
Я в жизни, друг Толстой, ты на портрете,
Мы уже ровесники с тобой.

Пусть простят меня Каренин и Ростова,
И Кутузов, что французов бил,
Я бы сроду не читал Толстого,
Если бы Россию не любил.



С ТУРГЕНЕВЫМ НА «ТЫ».

Всепризнанный гений,
Незлобный судья,
Я знаю, Тургенев,
В чем правда твоя.

Был мастером слова,
Душой не кривил,
Поэтикой новой
Роман оживил.

Хотел не формально,
Хотел сделать так,
Чтоб всё идеально…!
Или никак.

Ты ведал уже,
Что мечту затая,
В каждой душе
Звучит песня своя.

Ты выделил лето,
Заметить хочу,
Время расцвета
Природы и чувств.

Любовь как награда,
Небес благодать,
На завтра не надо
Её отставлять.

Тобою завещены
Миру слова -
Выше, чем женщина,
Нет существа!

Зачем же я плакал
Никак не пойму
Над бедной собакой
По кличке Муму?



ТОВАРИЩ МАЯКОВСКИЙ

Владимир Маяковский,
Ты не повторим,
Мы с тобою тёзки,
Садись, поговорим.
Верю – ты громада,
Сердцем углядел,
Нет, наган не надо,
Ещё много дел.
Не хватало этого –
Швыряться дорогим.
Ты же не советовал
Этого другим.
Не дано поэтам
Обмануть судьбу
Раздудим дуэтом
Ржавую трубу.
Нашей жизни – грош один
У судьбы во власти,
Мы с тобою лошади,
Только разной масти.
Знаю, ты бодался,
Голос твой гремел,
Как же ты поддался,
Как же ты посмел?
Дух же твой не вымер,
А ты кончил спор,
Не туда, Владимир,
Ты стрелял в упор.
Да тебя – к ответу,
За такой замес,
Ты ж убил поэта,
Как Пушкина Дантес.
К этому готовясь,
Руки не учли,
Что поэт – он совесть
Матушки земли.
Кружится планета,
В космосе скользя,
И стрелять в поэта
Никому нельзя.
Прощай же, Маяковский,
Вон уж день угас,
Раскурим папироски,
Да и будет с нас.
Сам я, как умею,
Каюсь и грешу,
И просить не смею,
Но я тебя прошу –
Хватит на потребу
Всех метелить в прах,
Пролети по небу
Облаком в штанах.



СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Будет жёлтой листвы эйфория!
Соберёмся мы будто друзья –
Пречистая Дева Мария,
Ты –Серёга Есенин, да я

Для меня ты в авторитете,
А Ей я пристойно молюсь.
Она на иконе, ты на портрете,
А я рядышком здесь притулюсь.

Всё реально тут, без наваждения,
И земным языком говоря,
Сегодня у нас день рождения –
Двадцать первое сентября.

Разолью на троих как водится
Терпкий столетний мёд,
Может простит Богородица,
Или хотя бы поймёт.

Почитай мне стихи, Серёжка,
Душу мою размочаль,
Слышишь играет гармошка
Про свою и чужую печаль.

А может быть утром ранним,
С лёгкой весёлой тоской,
Давай с тобой забукараним
На весь околоток Тверской.

Наш голос его разбудит,
Звеня во хмельной дуге,
И нам собутыльником будет
Рыжий клён на одной ноге.

Почитай мне стихи про поле,
Про шапку, что дед износил,
А ещё про счастливую долю
Родиться и жить на Руси.

Как ветры зимою поют нам
Песни на русский манер,
И как в декабре неуютно
В гостинице «Англетер».

Я знаю твоё наследие –
Ты ярко душевно пел –
Прочти мне стихи последние,
Что ты записать не успел.

Я пойму, что в них нагородится,
Только с силами соберусь…
За Сергея моли, Богородица,
Ты ведь тоже радеешь за Русь.
 


КАМЕНЬ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА

Ещё в детстве сказала мне мама:
- Ты, сынок, почитай Мандельштама.
Этот Осип был сыном Эмиля,
От отца ему эта фамилия,
Погружайся в поэзию, там
Ты поймёшь, кто такой Мандельштам.

Кто-то оду слагает цветам,
Но булыжник воспел Мандельштам,
Камень стал ему вроде кумира,
И синонимом прочности мира.

Не ищи по могильным крестам,
Где схоронен поэт Мандельштам,
Серый камень хранит его сон,
Где с другими покоится он.



БЛОКУ

Александр Блок
Не святой, не Бог,
Он стихами исписанный лист.
И напустит он
В них туман и сон,
Самый-самый из всех символист.

Александр Блок
Возвеличить смог
Образ Милый, пришедший во сне.
Из туманного сна
Появилась Она
Вдруг Прекрасною Дамой в окне.

Александр Блок,
Твой обман жесток,
Наказал ты весь белый свет –
Меж бокалов и роз,
Средь туманных грёз
Видеть Даму, которой нет.



МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ

Красиво и старинно
Во благо и уют
Для тебя, Марина,
Колокола поют.

Империя хранила
Силу божьих слов,
Много тогда было
В Москве колоколов.

Не проси ответа,
Путь твой обречён –
Российского поэта
Крест тебе вручён.

Рифмы по порядку
Строфы обрели,
И стихи в тетрадку
Первые легли.

И летя над миром,
Твой мужает слог,
А в душе кумиром
Александр Блок.

Не гадалка ставила
Знаки по судьбе,
Ты сама составила
Пророчество себе.

Воздух в Коктебеле
Морем напоён,
Прячет не тебе ли
Сердолик Эфрон.

Сплелись не беспричинно
Две стройных пары ног,
Зачем тебе, Марина,
Госпожа Парнок?

Рыкает зверино
Война со всех сторон,
Госпожа Марина,
Где же твой Эфрон.

Не пиши, Марина,
Пальцем по воде,
Где твоя Ирина,
Ариадна где?

Затянув потуже
Верёвкой чемодан,
Бросилась за мужем
В лапы чуждых стран.

Вся твоя доктрина –
Два десятка крон,
Бедная Марина,
Где же твой Эфрон.

Честь твоя, Серёжа,
Поставлена на кон,
Что ж неосторожен,
Господин Эфрон.
Разыграют сцену
Служаки «высших мер»,
Там знает тебе цену
Белый офицер.

Душу раскромсает
Выстраданный крик,
Что же не спасает
Камень сердолик.

Дьявольского знака
Свершением была
Верёвка Пастернака,
Что шею обвила.

Тело твоё волоком
Тащат по избе,
Одинокий колокол
Плачет по тебе.


ТАЙНЫ РОМАНА М. А. БУЛГАКОВА
«МАСТЕР И МАРГАРИТА»

Не являясь частью силы зла,
И вечного не совершая блага,
Я подступил, судьба меня вела,
К осуществлению намеченного шага.

Не опасаясь дьявольских квартир,
И не страшась коварного обмана,
Я погружаюсь в искажённый мир,
Не осмысленного до сих пор романа.

Здесь автор виртуозен и мастит,
Его куражат собственные бредни –
И вот уж женщина над городом летит,
Вдохновенно оборачиваясь ведьмой.

Здесь истина до боли упрощается,
Здесь рукописи в печке не горят,
Смешное здесь со страшным совмещается,
И эпохи меж собою говорят.

Здесь справедливость предают под страхом,
И отправляют невиновного на крест,
Здесь предают за тридцать тетрадрахм,
И власть готовит непокорному арест.

Весны московской грозные мгновения,
И одиночество в глазах средь суеты,
И тревожат молодого гения
Отвратительные жёлтые цветы.

Среди людей много веков подряд,
Предоставляя каждому свободу,
Бог с дьяволом не противостоят,
А выполняют разную работу.

По вере каждому воздастся и награда,
Последняя заслуженная честь,
И доказательств никаких не надо
На то, что Бога нет, и что он есть.

Наказанный прощения достоин,
Добро и зло – связь суеты мирской,
Всё будет правильно, на этом мир построен,
Страдальцам «свет», а сдавшимся «покой».

Здесь все свой крест несут не одинаково,
И всесильный тешится мессир…
Как бы открыть доподлинно Булгакова,
Как бы пробиться в его скрытый мир!



ВЫ ЗАЧЕМ РАССТРЕЛЯЛИ БАБЕЛЯ?

Вы зачем расстреляли Бабеля,
В чаде зла потеряв берега,
Рукописные тексты разграбили,
И пытали его как врага.

Кто большой управлял мясорубкой,
Всю страну погружая в страх,
Все боялись лукавого с трубкой,
Что шагал по Кремлю в сапогах.

Новой власти порядок жестокий
Закрутила стальная рука,
Бабель видел его истоки,
Он и сам послужил в ЧК.

Он и сам был в походе сабельном,
Вам в Кремле сапоги не лизал,
Вы зачем расстреляли Бабеля,
Он в «Конармии» правду сказал.

Не замажешь её и не скроешь,
Сколько мифами вдаль не строчи,
Нет в гражданской войне героев,
Все в гражданской войне палачи.

Чем он числился в вашем табеле-
Враг народа, французский шпион,
Вы зачем расстреляли Бабеля,
Был писателем правильным он.

Убиенный, трагически помер он,
Не дойдя до заветных дверей,
Где-то в общей могиле под номером
Притулился одесский еврей.