обет

Субботним утром так же, как всегда,
идёшь курить, пока воркует чайник.
В окне - река, и в ней кипит вода,
кипением отпугивая чаек.
Они живут на местных пустырях,
рассерженные, нервные хапуги,
дерутся, всё разносят в пух и прах,
роняя перья белые в испуге
на белый снег, на выстуженный лёд.
А мне-то что? Пришла пора шаббата.
Ну, чайник на события плюёт,
и чашка с кофе несколько щербата.
Но чайки хают мой привычный быт,
хотя живут в раздоре и раздрае,
ругаются, не могут без обид,
претензии к другим перебирая,
над речкой пролетают, не спеша,
толкуя о кондовом и посконном.
Чего тебе, сварливая душа,
привычная к неписанным законам
заброшенных когда-то пустырей?
Тушу чинарик, вот она, суббота.
Пора, допить бы кофе побыстрей,
и можно, как судёнышко из порта,
идти куда-то через пустыри,
увидеть птиц, услышать трель трамвая.
Река прекрасна, что ни говори,
она течёт, скандалы размывая,
под чаячий галдёж, под шум и гам
извечных войн с их голосом визгливым,
и только перья падают к ногам,
летят к реке, уносятся отливом.
А в день шестой даёшь себе обет -
довольно, хватит... В этом нет секрета,
что мир устал от пирровых побед.
Шаббат, остывший чайник, сигарета.