А и всё тебе пьётся-воется
мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за
каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее,
сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый,
ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с
тобой любят пыточки вроде них.
Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе
ведь живого места нет, ну от куда такая спесь? Стисни зубы и
будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой
и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. Сядь на площади в
центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена,
вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста,
кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождёшься жалости,
облегчения и любви.
Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько
можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.
Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но
глаза у тебя с издевкою, и поэтому чёрта с два. В целом, ты уже
точно смертница, с решетом-то таким в груди.
Но внутри ещё что-то сердится. Значит, всё ещё впереди.
17 апреля 2007 года
Свидетельство о публикации №124021207536