В память об Александре Матросове

С берез срывалось эхо пулемета,
Мела еще с ночи сдуревшая пурга.
Там, под чернушками у вражеского дота,
В сугроб врастая, рота залегла.

Не даст из снега головы поднять проклятый,
И пули, подчиняясь направлению ствола,
Искали цель, живую жизнь солдата,
Еще вчерашнего былого сорванца.

Вот с автоматом командир поднялся,
Но не успел лежавшим боя пыл внушить.
Он на месте зашатался,
Он свинцом из дота был в груди прошит.

Так взвыл бы вихрь, поднял лежавших,
Не дал бы первому из вставших умереть,
Что б смог тот бросить вызов в черноту горящую,
Что по полю рассеивает смерть.

И вот мелькнул за балкой чей-то маскхалат,
Сотни глаз за ним следили.
Вот в мертвой зоне ухнул взрыв гранат,
Где пули выше воздух бороздили.

Но дот все бил, нутро его дышало,
Подползший не смог бой пулемета заглушить,
И сердце, такое молодое сердце, трепетало,
Ведь так ему тогда еще хотелось жить.

"Ну что ты, что? Стучат мгновения в виски.
Ты здесь один, в пяти шагах от пулемета.
А там, под пулями твои друзья легли
И ждут с натяжкой чего-то".

В последний раз взглянув куда припала рота
В друзей залегших под огнем,
В прыжке закрыл собой он амбразуру дота,
Свершив прыжок в бессмертие на нем.

И рота, как натянутая тросом,
С могучими криками "ура!",
У дота, что собой закрыл Матросов,
Рубеж стремительно брала!