Зеркала.
Брус–чат–ка
И скользко, и гладко,
Мы выпили всю
Зиму без остатка!
Лишь крошево льдистое,
Хрустко-когтистое,
Бездонное, чистое,
Небесно-лучистое!
И все вдруг смешалось
И радость, и жалость,
И люди, и птицы,
И лужи водицы!
Куда ни взгляни
Везде зеркала,
Счастливые дни
Нам дарит весна!
И парки, и скверы
Все преображается,
Дома, ты и я –
Все в них отражается!
Осеннее.
Разорван день,
Растрепаны все клумбы,
Пугает наготой орех маньчжурский
И как в последний раз целует в губы
Луч тёплый, но уже косой и узкий.
Во всем скользит своё непостоянство,
Ты лишь настроишься, а продолженья нет..,
И отвоёвано у света тьмой пространство,
Как главная из призрачных побед.
Мама; хурээни*.
Нанайская легенда.
Давно на утесе высоком
Фа;нза* большая стояла,
По водам амурским широким
Волна оморочку* качала.
Там жили старик со старухой,
Старуха шаманкой была,
Могучей, целительной силой
В камланьях* владела она.
У старой шаманки был бубен,
Волшебную силу имел,
Тот бубен всё слышал и видел,
Когда он в руках её пел...
Хранил его камень волшебный,
Чтоб способ надёжно стеречь,
Шамаке одной лишь известный,
Как бубен из камня извлечь.
И страстно старуха скрывала
Бесценную тайну свою,
Лишь щурилась, трубку курила,
Глядела во тьме на звезду...
И вот как все звезды сойдутся,
Старик раздувает меха
И камень где бубен хранился,
Умело калит до красна!
Вот он полыхает как пламя,
Мама;* колотушку берёт
И мерным ударом из камня
Свой бубен тогда достаёт!
Мэргэны*, окончив походы,
К утёсу сходились толпой,
Завидев огонь чудотворный
На самой вершине крутой.
И раны, и разные хвори,
Шаманка снимала рукой,
Играй же, звени чудо-бубен
Под ветра натужного вой!
Шаманы утёс воспевали,
По свету легенды несли
И мы с вами тоже узнали
Чудесную тайну земли...
*
Мама хурээни* – Старухина гора.
Ф;нза* – китайский дом с двускатной крышей, преимущественно в сельских местностях.
Оморо;чка* — русскоязычное название лодки, традиционно использующейся малыми коренными народами Дальнего Востока — нанайцами и удэгейцами.
Камлания* – основной обряд, во время которого шаман «общается» и «вызывает» духов.
Мам;* – старуха.
Мэргэ;н* – изобретательный, меткий, мудрый стрелок.
Птица Кори.
Нанайская сказка.
Где-то здесь на берегу Мангбу-Амура,
Пудин* по имени Аню жила-была
И говорят умна была, красива,
Решили братья подыскать ей жениха.
По округу поспешно объявили
Большой, весёлый праздник – Мэлдеку*
И с разных мест и стойбищ приходили,
Сражались в силе, доблести, в бою!
И с приамурских гор мэргэн нанайский – Хехцир пожаловал на праздник Мэлдеку,
Батор Вангдан со снежных гор баджальских,
Силач непобедимый, удэгейский – Тормасу.
Лишь эти трое, говорят, были достойны
С успехом испытания прошли,
В смекалке ли, в бою, в стрельбе ли вольной,
Все были силы одинаково равны!
Теперь Аню должна замолвить слово,
Она решила испытания продлить
Ведь самый быстрый, ловкий и толковый,
Выносливый достоин рядом быть!
Закат настал, светило над рекою
Пошло на убыль, мрак с собой неся,
Аню на берег вышла и рукою
Махнув, к себе мэргэнов призвала.
И женихам чумашки* протянула,
И молвила: – Вы заслужили честь,
В последнем испытании прошу я,
Скорей мои сомнения развесть!
Бегите же к истоку вод Амура,
Кто первый мне испить преподнесёт,
Того своим любимым нареку я,
Тому достанется и слава и почёт!
Мэргэны поклонились и поспешно
К истокам кинулись амурских, жёлтых вод,
Наполнив черпаки, пустились в путь обратно,
Чтобы успеть вернуться на восход.
Мэргэн Хехцир, батор Вангдан бежали рядом,
Но где-то Тормасу от них отстал,
Вдруг бегуны услышали над ухом,
Как голос чей-то яростно шептал:
– Эй, бегуны присядьте, подождите,
Ещё далёк рассвет и мрак венчает склон,
Устали ваши ноги, отдохните!
И бегунов сморил вдруг крепкий сон!
Проснувшись лишь на утро, содрогнулись
От шума страшного, глядь в сумрачном просторе,
Бьёт крыльями, все ниже к ним спускаясь,
Огромная как небо – птица Кори!
И хохоча раскатисто как гром,
Вдруг человеческим им молвит языком:
– Ха! Ха! Вы проиграли Тормасу,
Теперь я вас жестоко накажу!
Не слушали вы мудрых матерей
Своих, не ведали, что на земле моей
Волшебной вам опасно приземляться,
Сердца же ваши в камень превратятся!
И вынули мэргэны колчаны
И стрелы огненные в небо полетели,
И рухнула на землю птица Кори,
И вмиг Хехцир, Вангдан окаменели.
*
Пудин – красавица.
Мэлдеку – состязание.
Чумашка – железная шумовка.
Морское.
Солёные губы,
Солёные пальцы,
Затерянный остров
И лодочный остов,
Ныряем в пучину,
Теряем кручину,
Обвиты волною,
Не знаем покоя!
Солёные губы
Касались упруго
И сыпались брызги,
В груди было туго...
Стучало, кричало,
Летело и пело
И остров вдали
К нам летел оголтело!
Маяк там грустил
На ветру одиноко..,
Лишь чайки, лишь чайки
И свет его ока!
Мы были,
Мы плыли,
Мы громко кричали
Те песни, что дома
Упрямо молчали...
И было морское,
Такое хмельное,
Сочилось сквозь воздух,
Лишая покоя
И солнце златое,
И небо цветное,
Лазурь и янтарь,
Изумрудная даль!
Когда тебе за...
Приходит время созерцанья,
Перестаешь давить на газ
И жадно ждешь во всем познанья
И пелена спадает с глаз...
Решаешь мудрые задачи
Легко и с первой же подачи
И ощущаешь этот мир,
Как праздник, если ты - кумир!
Так чередует настроенье
Иное жизни ощущенье...
Прекрасно время, быть оно
Сомненьям вопреки, должно!
Ноябрь.
Упорно стрелки рапортуют грусть
Калиново-рябиновых часов,
Живешь, как будто между "сном" и "пусть",
И скоро осень вновь задвинет двери на засов.
Туда нет хода, заметет пути
И врут нещадно все календари,
Нас обрекая на печаль-тоску,
Бегут минуты, задавая тон песку
И мысли бьются птицей о стекло,
Где правда, а где ложь мне все равно...
Теперь пора, теперь настал тот срок
Когда зима как пуля бьет в висок,
Когда замерзнет в омутах вода,
Когда спасает только лишь мечта
И после снежной вьюги затяжной
Искрится в небе месяц золотой,
Пора простуд и чай, и теплый плед,
Да у окна любимый силуэт...
Валентине Кудряшовой.
Когда осень бьёт листами
По моей оконной раме
И мелодии рождает
В такт печальному дождю,
Мне так хочется лесами,
Мне так хочется полями,
Как в старинной мелодраме,
В платье длинном с кружевами,
На коне гнедом скачками,
Вдаль лететь по сентябрю.
Бесконечность вибираю,
Даже если я по краю,
Нашей краткосрочной жизни,
Буду временно шагать...
Я придумаю сюжеты,
Под поющие кларнеты
И под скрипок флажолеты
Буду о тебе мечтать.
Не уснуть теперь ночами,
Осень сыплет мне листами,
Бьётся по оконной раме,
Отвинтив на небе кран.
Льёт вода, смывая лето,
В голове плывут куплеты,
Ветер спрашивает : – Где ты?!
Под рыдающий орган.
Николаю Ивановичу Бельды.
Я родилась, а песнь твоя жила,
Уже жила в далёком Дагестане,
С тобою пели все её, Кола
И дети тебе звонко подпевали!
И мчалась я с тобою утром ранним,
Ещё не ведая про снежную зарю
И от того люблю я север крайний
И все народы севера люблю!
Я думала, что вправду самоцветы
Находят в льдинах северной земли,
Убеждена, не могут врать поэты,
Щедры мужчины снежной той зари!
На родине твоей Дальневосточной,
Однако я живу теперь, Кола,
С женой твоей дружу и знаю точно,
Душа нанайская как небо – широка!
Безысходность.
Разобщены, разорены,
Одни в своих кукуем гнёздах,
Лишённые своей весны,
Как в бурю мы плывём на вёслах...
На всём печальная печать,
Темно теперь со всех сторон,
А мне б свою весну встречать
И пить из солнца савиньон.
А ты пойми, ужми, уйми,
Забудь, не будь, не плачь, не думай,
Не жни во поле изо лжи,
Не прячься за тревожной суммой
Сердец, задетых за живое,
Утрать, убей свою строку
И в этом шуме, в этом вое
Позволь лишь тонкому песку,
Течь струйкой в солнечных часах
И может быть исчезнет страх
И снова будет всё живое...
Испанская танцовщица.
Как спичка зажатая в пальцах руки,
в миг прежде чем пламя ее одолеет,
сверкнут огоньки, потянув язычки,
так танец рождается и пламенеет.
Он ярко, стремительно, словно искра,
слетает и ширится, вдруг полыхая,
один ее взгляд, жарко вспыхнут глаза,
искусно наряд свой в пожар превращая.
И только пластичны, как тело змеи ,
с прищелканьем руки нагие порхают,
Совсем не бояться обжечься они,
вновь смело над платьем свободно взлетают.
Затем ей становится мало огня,
тогда она весь его жар забирает
и властно бросает, надменно глядя,
как льнет он к земле и на миг замирает.
Лишь только на миг и пылает все вновь,
а ей нипочем и с улыбкою сладкой,
победно подняв свою черную бровь,
она крепкой ножкой огонь гасит жаркий!
Reiner Maria Rilke.
Spanische T;nzerin.
Wie in der Hand ein Schwefelz;ndholz, wei;,
eh es zur Flamme kommt, nach allen Seiten
Zuckende Zungen streckt-: beginnt im Kreis
naher Beschauer hastig, hell und hei;
ihr runder Tanz sich zuckend auszubreiten.
Und pl;tzlich ist er Flamme, ganz und gar.
Mit einem Blick entz;ndet sie ihr Haar
und dreht auf einmal mit gewagter Kunst
ihr ganzes Kleid in diese Feuersbrunst,
aus welcher sich, wie Schlagen die erschrecken,
die nackten Arme wach und klappernd strecken.
Und dann: als w;rde ihr das Feuer knapp,
nimmt sie es ganz zusamm und wirft es ab
sehr herrisch, mit hochm;tiger Geb;rde
und schaut: da liegt es rasend auf der Erde
und Flammt noch immer und ergiebt sich nicht -
Doch sieghaft, sicher und mit einem s;;en
gr;;enden L;cheln hebt sie ihr Gesicht
und stampft es aus mit kleinen festen F;;en.
Хмуро, хмуро, хмуро...
Хмуро, хмуро, хмуро,
Тучи кутают плечи Амура,
Ветер крутит шаманские пляски
И сдувает осенние краски,
Рвёт с деревьев одежду в хлам
И качается тополь пьяный,
Ни живой и ни мёртвый, драный,
Он сдаёт свой наряд так покорно,
Как в картинках журнала порно,
Отдаваясь шальным ветрам.
И прикрывшись лишь снегом белым,
Так застенчиво, так несмело
Водит ветками вправо, влево
Сквозь тоску, сквозь ночной бедлам.
Холод, холод, холод,
Прячет голову в плечи город,
Снова в помощь ему хмель и солод,
Трубы мерно в пространство дымят.
И с бокалом под снежный повод,
Утолив свой душевный голод,
Лбом снимая стеклянный холод,
У окна в темноте стоят.
Вечернее.
В морозом воздухе мерцает силуэт
Окна, дома в снегу, как в белой вате,
Всё черно-белое, как "да" и "нет"
И ставит жизнь порой зачёт на автомате.
Бывают сочтены часы, бывает время спит И стрелки замерли на плоском циферблате,
Бывают так жестоки рубежи,
Но номер "девять" на Бетховенской сонате
Меняет всё, спасенья больше нет
И Рудольф Крейцер зажигает свет
И у парада призрачных планет
Меняются орбиты так некстати...
#ТворчествоИннаФирсова
Амур-река.
Слева сопка,
Справа сопка,
Снег, как будто бы из хлопка,
В белых комьях нежной ваты,
Все растения объяты.
В хрустком, снежном покрывале
Волн амурских скрыты дали.
Мы катаемся по льдине,
А под нами недра сини,
Проплывают стайкой рыбы,
Прячут сны их стекла-глыбы,
Лед хрустальный
Жизни тайной,
Лед хрустальный –
Путь бескрайний.
Ода одуванчикам.
Подбриты розою ветров,
Намокли прядки золотые,
Я покоряюсь им без слов,
Пускай по времени седые
Стоят меж трав и облаков
Теперь и смотрят в небеса,
Как будто шёлковый покров
Раскинут, что за чудеса!
Но ветер плут и озорник
Тряхнёт пушистыми вихрами,
Сорвёт безжалостно и вмиг
Запустит плавными кругами
Последний зонтик лёгкий, лёгкий
И сожаленья больше нет
И смотришь как солдатик стойкий
Танцует в небе пируэт!
Ирисы.
Очень стойко грусть не прятали,
На высоком, на окне –
Бородатые, лохматые
Как с плюмажем на коне.
Что им грусть-печаль никчёмная
Как солдаты на войне,
Держат строй шеренги ровные,
Не капризные вполне.
На погоны звёзд сиреневых
Не жалеет звездочёт,
Знают краткость дней потерянных
И часы наперечёт...
Сидела б только кошка...
Сидела б только кошка на окошке
И старой улицей дорога в парк вела,
И кашу бы варила на ладошке -
Сорока и всем пальцам раздала...
И локоны мои, любя разгладив,
В тугие б косы мама заплела
И обруч словно солнца круг, подбросив,
Ловили б голубые небеса!
И фонари, что на пломбир похожи,
Светили б мне сквозь память до утра,
И две руки, что мне всего дороже,
Вели бы через вечность, скозь года...
Река Амба.
Из грунта дамба –
Река Амба,
Поток крутой
И лес густой.
Земля леопарда,
Мы в стиле Баярда
Штурмуем подлески,
Дождя подвески!
Лишь крики неясыти
Рушат покой,
Спускается с насыпи
День холостой...
И сыро и грустно –
Знакомое чувство,
Ботинки в глине
И небо доныне
Не красится в синий,
Не тратя усилий.
И смеется, как стон,
Злая стая ворон,
В голове от нее –
Звон.
Сикачи-Алян.
Мне навстречу всё сорочьи терема,
Да нагие в комьях снега дерева,
Без затеи жизнь нанайского села,
Дни, заботы, сиаори* и дзага*...
Здесь какие-то притихшие дома,
Как на полке старой книжные тома,
Рвутся дыма струи-столбики в простор
И стучатся в высоту небесных створ.
Здесь Амур уходит ширью ледяной,
Из сухой травы раскинув берега
И алмазной, острой гранью вырезной
Так и блещут сине-белые снега.
Сети, лодки спят на берегу,
Остов свой уткнули в пухлый снег,
Сон их осторожно берегут
Рыбаки, до вод пойдущих в бег.
Здесь порой метнётся тень совы
Если угадает в поле мышь,
Здесь яснее свет любой звезды,
Здесь такая явственная тишь!
Кедры кланяются каждому двору,
По зиме отрада для души,
Средь деревьев голых узнаю
Их у крыш, вдоль яров, у межи.
Здесь нанайский, зычный разговор,
Прячет в камень свой таинственный узор,
Здесь гортанные, напевные слова
И от древности здесь кругом голова...
Здесь воздушен голой ивы силуэт
И в дубы уходит тайная тропа,
Ветер празднует скрипичный свой концерт,
Дует в сотни флейт из тростника.
Птицы, птицы, мне не сосчитать!
Только тихо берегом брести,
Каждую мелодию сверять
В памяти затерянной тоски...
Воздух, воздух, мне ли, что сказать?!
Свежестью наполненный эфир,
Полной грудью хочется вдыхать
Чей-то частный, богом данный мир.
*
Дзага (пер. с нанайского) – мелодия, напев.
Сиаори (пер. с нанайского) – еда.
Николаю Ивановичу Бельды.
Синда.*
Синда, Синды, Синду,
Вот мы и встретились, Кола, как обещала...
Диск солнца так похожий на икру
Кеты, садится в вод текучих покрывало.
Села, село, селу
Дома и лодки, люди, сети у причала,
Курится дым, идёт рыбак к костру,
Амур – здесь жизни главное начало...
– Бачигоапу!*– мальчик мне кричит,
Велосипед его летит как птица,
Старушка что-то шьёт, хранит серьёзный вид
И свет так мягко на шитьё ложится,
На смуглый профиль, на морщинки возле глаз,
Как будто жизни незатейливый рассказ,
Из них лучисто искрами струится...
А в небе ласточки беспечные кружат,
Старик-нанаец ставит вёдра у колодца,
Собака льнёт, берет его в обхват
И он тихонечко в усы себе смеётся...
Бачигоапу!* – Здравствуйте! (нанайский).
Синда* – посёлок сельского типа в Нанайском районе Хабаровского края. Нанайское национальное село.
Дождь.
Дождь
Городские моет крыши,
В дождь
Ты придешь и небо выше.
Звон
Легких капель, как хрустальный,
В тон
Всей науке мирозданья.
Луж
Переполнены бульвары,
Дождь
Жадно мочит тротуары.
Зонт,
Розой надо мной раскрылся,
Ты
Мне сегодня ночью снился.
Пусть
Застилают небо тучи,
В дождь,
Ты придешь, подаришь лучик!
На Хору.
На рваных марях снег сугробы стёр,
Подвыцвели крыла у ковыля,
Косой полоской стелет воды Хор,
Ещё у корки льда крепка броня.
Но в полыньях чистее чем слеза,
Воды студеное, прозрачное стело
И скачет по разломам льдин – коза,
Решив испить опасности назло.
Берёз точёных вдаль уходит частокол
И к ним плечо к плечу стоят дубы,
Торосов мощные тиски как будто ледокол
Прошёл меж них, прорезав до воды.
А дальше ивы тянут в небосклон
Нагие ветви словно жернова,
Вращенье на ветру корявых крон
И спрут омелы, вросший в их тела.
Там где-то высоко на небесах
Сияет солнца лик, лучится белый свет,
Он белый-белый, словно вспышка в облаках,
Не жёлтый, не привычный красный, нет.
Почти неслышно птиц как будто тишину
Они нарушить пеньем не рискнули,
Вот кто-то тронул тонкую струну,
Я слышу близко мелкой птахи трели.
Собрав весь мир в большой калейдоскоп,
Я память-стёклышки сквозь годы пронесу,
Заряжен ритм его в режим нон-стоп,
Глаза закрою и вращаю их в мозгу.
Без комментариев.
Герани смотрят сквозь окна, насквозь
Герани ещё не ранены
И цвет их ал как свежая кровь,
Как залпы, слово цвета – любовь
И к свету навылет поставлены.
Грусти не грусти, рыдай не рыдай,
Неси свою смерть по кожею,
Надейся на свой обеспеченный рай
И жизнь на изнанку похожую...
К луне.
Мой добрый Вольфганг,
Нас разнят века,
Она по-прежнему таинственна, тиха,
Пытливый взор кидает свысока,
В нём мироздания печальная тоска.
Она бывает разной много раз,
В моих видениях когда приходит мгла,
То девой городской с полоской глаз,
Зажмуренных от смога и песка,
То томной девицей в окошке дачном,
Весёлый луч плывёт по снам чердачным,
То в поле стройной дамой на коне,
Летящей по родимой стороне...
Она все та же, льет свой чистый свет,
Мой Вольфганг и нам всем покоя нет,
Покорно пишем ей прекрасные слова,
Пока планета вертит жернова!
Просто.
А просто лежать в темноте, ощущать тишину, слушать ветер
И выплюнуть жвачку ненужных, пустых новостей,
А просто возьмёт темнота напрямик и ответит
И вдруг превратит потолок мой в театр теней.
И долго смотреть на размазанный, угольный абрис
Знакомых предметов, светящийся блик на стене,
И в нём угадать подоконник, горшечный физалис,
И занавес, дрогнувший зябко в провале-окне.
Ловить многоцветие граней у люстры хрустальной,
Схватившей игру от рекламных, бегущих огней
И думать о жизни, о странностях встречи случайной,
О странствиях дальних, ландшафтах бескрайних полей...
Лежать в темноте и смотреть, и смотреть в потолок,
И быть тишиной, как большим покрывалом объятой
И чувствовать телом кошачий, мохеровый бок,
Чудесную книгу читать и читать между строк
И слышать в тиши, как беснуется ветер крылатый...
Рок.
А люди несут в сумках хлеб, молоко и немного беды
Между нами застрявшей
И немного тепла для души,
Бередить день вчерашний.
Косо падает солнечный луч
И живёт лишь на кончике ложки,
Утонувшей в кофейных глубинах и ключ
Где-то звякнет в замке,
Пролетят за окном неотложки...
Жизнь кладёт на весы
Всё, чем держимся мы,
Но теперь не найти ничего тяжелее надежды
И возводит курок, и стреляет в висок
Нашей памяти, убивая, что было в ней прежде...
Хор.
Меж каменных глыб так невинны
Горят сочным цветом люпины –
Свечой и струится поток,
Спускаясь в прибрежный песок.
Под солнцем так призрачны воды
И редкие ивы без моды
Одеты в свои сарафаны,
Им ветер трепещет карманы
И жмёт их к ногам без чулок.
Хор двигает мощным теченьм,
Слой вод между сном и сомненьем,
Меж грунтом и небом, и пеньем
Отчаянных птиц в облаках.
Я в глуби его погружаюсь
И стаи мальков, рассыпаясь,
На солнце блестят, отражаясь
Алмазною вспышкой в глазах.
И как мои к жизни вопросы,
Качаются в мареве росы,
На дрогнувших листьях берёзы,
Мне бисером мокрым блестят.
Лишь вспыхнет лиловым в покосах,
Раскинув роскошные косы,
Затмив всех других на откосах,
Стоит иван-чай в берегах.
Амурский бульвар.
Ещё хранит глухие дворики – бульвар Амурский,
Меж вязов старенькие домики с дорожкой узкой.
Средь поколений чьими силами цветёт твой сад?
У каждой клумбы, как история, свой стиль оград.
И птицы здесь с другими песнями, боюсь спугнуть,
Здесь время исчисляют вёснами, читаю путь.
И как-то тихо и наполненно звенит здесь день,
И в каждой ноте неба поровну и свет, и тень...
В блаженстве греется на солнышке
Совсем непуганая кошка,
Погладишь по пушистой мордочке, Зажмурит глаз и ткнёт в ладошку...
Рождественское. Ёлочное.
Так бы с ёлокой ряженой вечно жил,
Но у жизни – праздники, виражи,
То ползёшь к итоговой из последних сил,
То подарком – лунные сны в ночи.
Так сидел бы тихо у тех ветвей
И глядел б на зелень её ресниц,
Твой стеклянный может быть воробей,
Мне заменит уличных, певчих птиц...
Это словно магия, колдовство
Этих звёздно-пряничных вечеров,
Лишь она умеет кротко так как никто,
От земных рвануть тебя от оков...
Художник.
С мольбертом и в мантии длинной и бархатный набок берет,
Как словно из сказки старинной, шагает художник мне вслед.
Бредет тихо по тротуарам и в парках его вижу след,
Он в лужах рисует картины, прекрасней видения нет!
Размыты его акварели, цвет нежен и неуловим,
А солнце, как вышито в небе, в лазури разбрызганной им.
По шелку взмах кистею тонкой, расписывал станы берез
И колокол вздрагивал звонко, на маковки злато лилось.
Макнув в бирюзу над собором, раскинулась высь широко,
В ней птицы тисненым узором, меж них облаков серебро.
Снова...
Снова листья как письма на старинной бумаге,
Снова капли дождя, снова ветер-бродяга..,
Снова мерзнет душа, прячу тело в пальто,
Снова ночь неспеша, снова дом где никто...
Снова сон словно дым или дым словно сон..,
Снова осень взошла на злачёный свой трон
И опять стаи птиц потянулись на юг,
Вот бы мне два крыла, чтоб укрыться от вьюг!
Резное золото – картины октября,
Стеклом расколотым в калейдоскопе дня.
Мир в отражениях, печаль в глазах,
Уйти в забвение, тонуть в мечтах...
И как знамение – кленовый лист
Дрожит, качается, танцует твист.
Я по обочине и парк пустой,
Тревогой схваченный туман густой.
Дождливо, сумерки сожгут закат.
Тенями мрачным окутан сад.
Мечтать.
Съедаема тоскою Архимеда,
Иду до самой, до высокой "ля",
К чему такая быстрая победа,
У самых дней конечных декабря?!
Пусть будет все под шумные метели,
Под запах ели, под веселый смех,
Под снег граненый, что под "Менестрели"
От Дебюсси, окутал город в мех!
И от звезды горящей в небосводе,
От таинства её и волшебства,
Мечтать, что в человеческой природе,
Мечтать в последних числах декабря!
Последний мир.
С души ли бархатной травы,
Она и в камень бьётся дружно,
А значит камень для души
И это тоже очень нужно...
Под знаком деревянных лир,
Что ветви мне в глаза цветами,
Сожгу я свой последний мир
И распрощаюсь с берегами
Его и стану вмиг сильней
Или слабей перед свободой
И затеряюсь в буднях дней,
Сольюсь в цвета с родной природой...
Тонкое.
Когда в мой дом тихонько входит мгла
И тает свет цветов в прозрачной вазе,
От тоненьких ветвей на полотно стола
Ложатся тени, в тон мозаики в Ширазе.
Вдруг где-то в камерах глубин вспорхнёт душа,
Сожмётся, вспыхнет робость, может быть смущенье
За ту доверчивость, что дарит красота
К возможности причастным быть в мгновенье
Таких высот, таких изящных чувств
И прикоснувшись к таинству искусств,
Почувствать свободы облегченье...
Мне сегодня приснилось...
Мне сегодня приснилось, что с тобою мы в поезде скором,
Мы вдвоем – ты и я в полутёмном купе.
О любви говорили, о чем то веселом,
Только вот остановка, образ твой вдалеке...
Мне сегодня приснилось, что с тобою мы в поезде скором,
Ты внезапно сошёл, но один без меня
И несет меня вдаль в этом поезде скором,
В полутемном купе по дорогам судьба...
Вальс.
Деревья, деревья вокруг,
Плывут неспеша облака,
Неба лазурного круг,
Птиц перезвон свысока.
Запах медового ветра,
Раскинула воды река,
О чем-то тайном, заветном
Шепчет мне тихо тайга...
Я замираю и долго,
Жадно ловлю тишину,
Мне бы насытиться только,
Измерить души глубину...
Все здесь свой звук отражает,
Мне кажется я – камертон,
Тоже звучать начинаю,
Лишь уловив нежный тон.
В плавном созвучьи березы
Тянут певучее "ля",
"Си"- шелестят пенно волны,
"Соль"- отвечает земля.
"До" - низко ветер доносит,
"Фа"- это гнется трава,
"Ми"- рассыпаются росы,
"Ре" - песня солнца, тепла.
Звуки мелодии чудной,
Заворожили меня,
Вальс в исполненьи маэстро Природы,
Сегодня услышала я!
Багульник.
Этот смелый красавец не боится высот,
Нежно-розовым цветом багульник цветет,
В глубине чудных глазок горит огонек,
Точно, кто-то сиреневым светом поджог!
Очарованным взглядом я на сопки гляжу,
Словно зарева всполох, словно вспышка в грозу!
Видно в сговоре с ним и небес синева,
Яркий солнечный луч и на склоне трава.
И таежные дали, и Уссури-река,
Птиц шальных перезвон, буруны-облака,
Серебристый туман, звезды-капли росы,
Позабыть не смогу твоей дивной красы!
Воля.
Мне как лошади в поле –
Нужна воля!
Мне как быстрому ветру
Незнавши меру,
Лететь, бежать без запрета –
Вперед карета!
Не удержаться в неволе,
А быть в фаворе
И моя лучшая доля –
Это воля!
Весенние ветры
Весенние ветры полны вы надежды,
Заставить людские сердца полюбить,
Заставить тяжелые сбросить одежды
И душу навстречу теплу обнажить!
Ваш запах так сладок, что сводит дыханье,
В нем дух первой почки и талой воды,
Крик радостный птицы, весны ликованье,
Густой аромат разогретой земли!
Свободен полет, вам везде нет преграды,
Я жадно вдыхаю ваш запах в себя
И чувствую, нет лучше в мире награды,
Когда бьется сердце и в мыслях - весна!
Отправлено со смартфона Xperia компании Sony
Инна Фирсова.
Зеркала.
Брус–чат–ка
И скользко, и гладко,
Мы выпили всю
Зиму без остатка!
Лишь крошево льдистое,
Хрустко-когтистое,
Бездонное, чистое,
Небесно-лучистое!
И все вдруг смешалось
И радость, и жалость,
И люди, и птицы,
И лужи водицы!
Куда ни взгляни
Везде зеркала,
Счастливые дни
Нам дарит весна!
И парки, и скверы
Все преображается,
Дома, ты и я –
Все в них отражается!
Осеннее.
Разорван день,
Растрепаны все клумбы,
Пугает наготой орех маньчжурский
И как в последний раз целует в губы
Луч тёплый, но уже косой и узкий.
Во всем скользит своё непостоянство,
Ты лишь настроишься, а продолженья нет..,
И отвоёвано у света тьмой пространство,
Как главная из призрачных побед.
Мама; хурээни*.
Нанайская легенда.
Давно на утесе высоком
Фа;нза* большая стояла,
По водам амурским широким
Волна оморочку* качала.
Там жили старик со старухой,
Старуха шаманкой была,
Могучей, целительной силой
В камланьях* владела она.
У старой шаманки был бубен,
Волшебную силу имел,
Тот бубен всё слышал и видел,
Когда он в руках её пел...
Хранил его камень волшебный,
Чтоб способ надёжно стеречь,
Шамаке одной лишь известный,
Как бубен из камня извлечь.
И страстно старуха скрывала
Бесценную тайну свою,
Лишь щурилась, трубку курила,
Глядела во тьме на звезду...
И вот как все звезды сойдутся,
Старик раздувает меха
И камень где бубен хранился,
Умело калит до красна!
Вот он полыхает как пламя,
Мама;* колотушку берёт
И мерным ударом из камня
Свой бубен тогда достаёт!
Мэргэны*, окончив походы,
К утёсу сходились толпой,
Завидев огонь чудотворный
На самой вершине крутой.
И раны, и разные хвори,
Шаманка снимала рукой,
Играй же, звени чудо-бубен
Под ветра натужного вой!
Шаманы утёс воспевали,
По свету легенды несли
И мы с вами тоже узнали
Чудесную тайну земли...
*
Мама хурээни* – Старухина гора.
Ф;нза* – китайский дом с двускатной крышей, преимущественно в сельских местностях.
Оморо;чка* — русскоязычное название лодки, традиционно использующейся малыми коренными народами Дальнего Востока — нанайцами и удэгейцами.
Камлания* – основной обряд, во время которого шаман «общается» и «вызывает» духов.
Мам;* – старуха.
Мэргэ;н* – изобретательный, меткий, мудрый стрелок.
Птица Кори.
Нанайская сказка.
Где-то здесь на берегу Мангбу-Амура,
Пудин* по имени Аню жила-была
И говорят умна была, красива,
Решили братья подыскать ей жениха.
По округу поспешно объявили
Большой, весёлый праздник – Мэлдеку*
И с разных мест и стойбищ приходили,
Сражались в силе, доблести, в бою!
И с приамурских гор мэргэн нанайский – Хехцир пожаловал на праздник Мэлдеку,
Батор Вангдан со снежных гор баджальских,
Силач непобедимый, удэгейский – Тормасу.
Лишь эти трое, говорят, были достойны
С успехом испытания прошли,
В смекалке ли, в бою, в стрельбе ли вольной,
Все были силы одинаково равны!
Теперь Аню должна замолвить слово,
Она решила испытания продлить
Ведь самый быстрый, ловкий и толковый,
Выносливый достоин рядом быть!
Закат настал, светило над рекою
Пошло на убыль, мрак с собой неся,
Аню на берег вышла и рукою
Махнув, к себе мэргэнов призвала.
И женихам чумашки* протянула,
И молвила: – Вы заслужили честь,
В последнем испытании прошу я,
Скорей мои сомнения развесть!
Бегите же к истоку вод Амура,
Кто первый мне испить преподнесёт,
Того своим любимым нареку я,
Тому достанется и слава и почёт!
Мэргэны поклонились и поспешно
К истокам кинулись амурских, жёлтых вод,
Наполнив черпаки, пустились в путь обратно,
Чтобы успеть вернуться на восход.
Мэргэн Хехцир, батор Вангдан бежали рядом,
Но где-то Тормасу от них отстал,
Вдруг бегуны услышали над ухом,
Как голос чей-то яростно шептал:
– Эй, бегуны присядьте, подождите,
Ещё далёк рассвет и мрак венчает склон,
Устали ваши ноги, отдохните!
И бегунов сморил вдруг крепкий сон!
Проснувшись лишь на утро, содрогнулись
От шума страшного, глядь в сумрачном просторе,
Бьёт крыльями, все ниже к ним спускаясь,
Огромная как небо – птица Кори!
И хохоча раскатисто как гром,
Вдруг человеческим им молвит языком:
– Ха! Ха! Вы проиграли Тормасу,
Теперь я вас жестоко накажу!
Не слушали вы мудрых матерей
Своих, не ведали, что на земле моей
Волшебной вам опасно приземляться,
Сердца же ваши в камень превратятся!
И вынули мэргэны колчаны
И стрелы огненные в небо полетели,
И рухнула на землю птица Кори,
И вмиг Хехцир, Вангдан окаменели.
*
Пудин – красавица.
Мэлдеку – состязание.
Чумашка – железная шумовка.
Морское.
Солёные губы,
Солёные пальцы,
Затерянный остров
И лодочный остов,
Ныряем в пучину,
Теряем кручину,
Обвиты волною,
Не знаем покоя!
Солёные губы
Касались упруго
И сыпались брызги,
В груди было туго...
Стучало, кричало,
Летело и пело
И остров вдали
К нам летел оголтело!
Маяк там грустил
На ветру одиноко..,
Лишь чайки, лишь чайки
И свет его ока!
Мы были,
Мы плыли,
Мы громко кричали
Те песни, что дома
Упрямо молчали...
И было морское,
Такое хмельное,
Сочилось сквозь воздух,
Лишая покоя
И солнце златое,
И небо цветное,
Лазурь и янтарь,
Изумрудная даль!
Когда тебе за...
Приходит время созерцанья,
Перестаешь давить на газ
И жадно ждешь во всем познанья
И пелена спадает с глаз...
Решаешь мудрые задачи
Легко и с первой же подачи
И ощущаешь этот мир,
Как праздник, если ты - кумир!
Так чередует настроенье
Иное жизни ощущенье...
Прекрасно время, быть оно
Сомненьям вопреки, должно!
Ноябрь.
Упорно стрелки рапортуют грусть
Калиново-рябиновых часов,
Живешь, как будто между "сном" и "пусть",
И скоро осень вновь задвинет двери на засов.
Туда нет хода, заметет пути
И врут нещадно все календари,
Нас обрекая на печаль-тоску,
Бегут минуты, задавая тон песку
И мысли бьются птицей о стекло,
Где правда, а где ложь мне все равно...
Теперь пора, теперь настал тот срок
Когда зима как пуля бьет в висок,
Когда замерзнет в омутах вода,
Когда спасает только лишь мечта
И после снежной вьюги затяжной
Искрится в небе месяц золотой,
Пора простуд и чай, и теплый плед,
Да у окна любимый силуэт...
Валентине Кудряшовой.
Когда осень бьёт листами
По моей оконной раме
И мелодии рождает
В такт печальному дождю,
Мне так хочется лесами,
Мне так хочется полями,
Как в старинной мелодраме,
В платье длинном с кружевами,
На коне гнедом скачками,
Вдаль лететь по сентябрю.
Бесконечность вибираю,
Даже если я по краю,
Нашей краткосрочной жизни,
Буду временно шагать...
Я придумаю сюжеты,
Под поющие кларнеты
И под скрипок флажолеты
Буду о тебе мечтать.
Не уснуть теперь ночами,
Осень сыплет мне листами,
Бьётся по оконной раме,
Отвинтив на небе кран.
Льёт вода, смывая лето,
В голове плывут куплеты,
Ветер спрашивает : – Где ты?!
Под рыдающий орган.
Николаю Ивановичу Бельды.
Я родилась, а песнь твоя жила,
Уже жила в далёком Дагестане,
С тобою пели все её, Кола
И дети тебе звонко подпевали!
И мчалась я с тобою утром ранним,
Ещё не ведая про снежную зарю
И от того люблю я север крайний
И все народы севера люблю!
Я думала, что вправду самоцветы
Находят в льдинах северной земли,
Убеждена, не могут врать поэты,
Щедры мужчины снежной той зари!
На родине твоей Дальневосточной,
Однако я живу теперь, Кола,
С женой твоей дружу и знаю точно,
Душа нанайская как небо – широка!
Безысходность.
Разобщены, разорены,
Одни в своих кукуем гнёздах,
Лишённые своей весны,
Как в бурю мы плывём на вёслах...
На всём печальная печать,
Темно теперь со всех сторон,
А мне б свою весну встречать
И пить из солнца савиньон.
А ты пойми, ужми, уйми,
Забудь, не будь, не плачь, не думай,
Не жни во поле изо лжи,
Не прячься за тревожной суммой
Сердец, задетых за живое,
Утрать, убей свою строку
И в этом шуме, в этом вое
Позволь лишь тонкому песку,
Течь струйкой в солнечных часах
И может быть исчезнет страх
И снова будет всё живое...
Испанская танцовщица.
Как спичка зажатая в пальцах руки,
в миг прежде чем пламя ее одолеет,
сверкнут огоньки, потянув язычки,
так танец рождается и пламенеет.
Он ярко, стремительно, словно искра,
слетает и ширится, вдруг полыхая,
один ее взгляд, жарко вспыхнут глаза,
искусно наряд свой в пожар превращая.
И только пластичны, как тело змеи ,
с прищелканьем руки нагие порхают,
Совсем не бояться обжечься они,
вновь смело над платьем свободно взлетают.
Затем ей становится мало огня,
тогда она весь его жар забирает
и властно бросает, надменно глядя,
как льнет он к земле и на миг замирает.
Лишь только на миг и пылает все вновь,
а ей нипочем и с улыбкою сладкой,
победно подняв свою черную бровь,
она крепкой ножкой огонь гасит жаркий!
Reiner Maria Rilke.
Spanische T;nzerin.
Wie in der Hand ein Schwefelz;ndholz, wei;,
eh es zur Flamme kommt, nach allen Seiten
Zuckende Zungen streckt-: beginnt im Kreis
naher Beschauer hastig, hell und hei;
ihr runder Tanz sich zuckend auszubreiten.
Und pl;tzlich ist er Flamme, ganz und gar.
Mit einem Blick entz;ndet sie ihr Haar
und dreht auf einmal mit gewagter Kunst
ihr ganzes Kleid in diese Feuersbrunst,
aus welcher sich, wie Schlagen die erschrecken,
die nackten Arme wach und klappernd strecken.
Und dann: als w;rde ihr das Feuer knapp,
nimmt sie es ganz zusamm und wirft es ab
sehr herrisch, mit hochm;tiger Geb;rde
und schaut: da liegt es rasend auf der Erde
und Flammt noch immer und ergiebt sich nicht -
Doch sieghaft, sicher und mit einem s;;en
gr;;enden L;cheln hebt sie ihr Gesicht
und stampft es aus mit kleinen festen F;;en.
Хмуро, хмуро, хмуро...
Хмуро, хмуро, хмуро,
Тучи кутают плечи Амура,
Ветер крутит шаманские пляски
И сдувает осенние краски,
Рвёт с деревьев одежду в хлам
И качается тополь пьяный,
Ни живой и ни мёртвый, драный,
Он сдаёт свой наряд так покорно,
Как в картинках журнала порно,
Отдаваясь шальным ветрам.
И прикрывшись лишь снегом белым,
Так застенчиво, так несмело
Водит ветками вправо, влево
Сквозь тоску, сквозь ночной бедлам.
Холод, холод, холод,
Прячет голову в плечи город,
Снова в помощь ему хмель и солод,
Трубы мерно в пространство дымят.
И с бокалом под снежный повод,
Утолив свой душевный голод,
Лбом снимая стеклянный холод,
У окна в темноте стоят.
Вечернее.
В морозом воздухе мерцает силуэт
Окна, дома в снегу, как в белой вате,
Всё черно-белое, как "да" и "нет"
И ставит жизнь порой зачёт на автомате.
Бывают сочтены часы, бывает время спит И стрелки замерли на плоском циферблате,
Бывают так жестоки рубежи,
Но номер "девять" на Бетховенской сонате
Меняет всё, спасенья больше нет
И Рудольф Крейцер зажигает свет
И у парада призрачных планет
Меняются орбиты так некстати...
#ТворчествоИннаФирсова
Амур-река.
Слева сопка,
Справа сопка,
Снег, как будто бы из хлопка,
В белых комьях нежной ваты,
Все растения объяты.
В хрустком, снежном покрывале
Волн амурских скрыты дали.
Мы катаемся по льдине,
А под нами недра сини,
Проплывают стайкой рыбы,
Прячут сны их стекла-глыбы,
Лед хрустальный
Жизни тайной,
Лед хрустальный –
Путь бескрайний.
Ода одуванчикам.
Подбриты розою ветров,
Намокли прядки золотые,
Я покоряюсь им без слов,
Пускай по времени седые
Стоят меж трав и облаков
Теперь и смотрят в небеса,
Как будто шёлковый покров
Раскинут, что за чудеса!
Но ветер плут и озорник
Тряхнёт пушистыми вихрами,
Сорвёт безжалостно и вмиг
Запустит плавными кругами
Последний зонтик лёгкий, лёгкий
И сожаленья больше нет
И смотришь как солдатик стойкий
Танцует в небе пируэт!
Ирисы.
Очень стойко грусть не прятали,
На высоком, на окне –
Бородатые, лохматые
Как с плюмажем на коне.
Что им грусть-печаль никчёмная
Как солдаты на войне,
Держат строй шеренги ровные,
Не капризные вполне.
На погоны звёзд сиреневых
Не жалеет звездочёт,
Знают краткость дней потерянных
И часы наперечёт...
Сидела б только кошка...
Сидела б только кошка на окошке
И старой улицей дорога в парк вела,
И кашу бы варила на ладошке -
Сорока и всем пальцам раздала...
И локоны мои, любя разгладив,
В тугие б косы мама заплела
И обруч словно солнца круг, подбросив,
Ловили б голубые небеса!
И фонари, что на пломбир похожи,
Светили б мне сквозь память до утра,
И две руки, что мне всего дороже,
Вели бы через вечность, скозь года...
Река Амба.
Из грунта дамба –
Река Амба,
Поток крутой
И лес густой.
Земля леопарда,
Мы в стиле Баярда
Штурмуем подлески,
Дождя подвески!
Лишь крики неясыти
Рушат покой,
Спускается с насыпи
День холостой...
И сыро и грустно –
Знакомое чувство,
Ботинки в глине
И небо доныне
Не красится в синий,
Не тратя усилий.
И смеется, как стон,
Злая стая ворон,
В голове от нее –
Звон.
Сикачи-Алян.
Мне навстречу всё сорочьи терема,
Да нагие в комьях снега дерева,
Без затеи жизнь нанайского села,
Дни, заботы, сиаори* и дзага*...
Здесь какие-то притихшие дома,
Как на полке старой книжные тома,
Рвутся дыма струи-столбики в простор
И стучатся в высоту небесных створ.
Здесь Амур уходит ширью ледяной,
Из сухой травы раскинув берега
И алмазной, острой гранью вырезной
Так и блещут сине-белые снега.
Сети, лодки спят на берегу,
Остов свой уткнули в пухлый снег,
Сон их осторожно берегут
Рыбаки, до вод пойдущих в бег.
Здесь порой метнётся тень совы
Если угадает в поле мышь,
Здесь яснее свет любой звезды,
Здесь такая явственная тишь!
Кедры кланяются каждому двору,
По зиме отрада для души,
Средь деревьев голых узнаю
Их у крыш, вдоль яров, у межи.
Здесь нанайский, зычный разговор,
Прячет в камень свой таинственный узор,
Здесь гортанные, напевные слова
И от древности здесь кругом голова...
Здесь воздушен голой ивы силуэт
И в дубы уходит тайная тропа,
Ветер празднует скрипичный свой концерт,
Дует в сотни флейт из тростника.
Птицы, птицы, мне не сосчитать!
Только тихо берегом брести,
Каждую мелодию сверять
В памяти затерянной тоски...
Воздух, воздух, мне ли, что сказать?!
Свежестью наполненный эфир,
Полной грудью хочется вдыхать
Чей-то частный, богом данный мир.
*
Дзага (пер. с нанайского) – мелодия, напев.
Сиаори (пер. с нанайского) – еда.
Николаю Ивановичу Бельды.
Синда.*
Синда, Синды, Синду,
Вот мы и встретились, Кола, как обещала...
Диск солнца так похожий на икру
Кеты, садится в вод текучих покрывало.
Села, село, селу
Дома и лодки, люди, сети у причала,
Курится дым, идёт рыбак к костру,
Амур – здесь жизни главное начало...
– Бачигоапу!*– мальчик мне кричит,
Велосипед его летит как птица,
Старушка что-то шьёт, хранит серьёзный вид
И свет так мягко на шитьё ложится,
На смуглый профиль, на морщинки возле глаз,
Как будто жизни незатейливый рассказ,
Из них лучисто искрами струится...
А в небе ласточки беспечные кружат,
Старик-нанаец ставит вёдра у колодца,
Собака льнёт, берет его в обхват
И он тихонечко в усы себе смеётся...
Бачигоапу!* – Здравствуйте! (нанайский).
Синда* – посёлок сельского типа в Нанайском районе Хабаровского края. Нанайское национальное село.
Дождь.
Дождь
Городские моет крыши,
В дождь
Ты придешь и небо выше.
Звон
Легких капель, как хрустальный,
В тон
Всей науке мирозданья.
Луж
Переполнены бульвары,
Дождь
Жадно мочит тротуары.
Зонт,
Розой надо мной раскрылся,
Ты
Мне сегодня ночью снился.
Пусть
Застилают небо тучи,
В дождь,
Ты придешь, подаришь лучик!
На Хору.
На рваных марях снег сугробы стёр,
Подвыцвели крыла у ковыля,
Косой полоской стелет воды Хор,
Ещё у корки льда крепка броня.
Но в полыньях чистее чем слеза,
Воды студеное, прозрачное стело
И скачет по разломам льдин – коза,
Решив испить опасности назло.
Берёз точёных вдаль уходит частокол
И к ним плечо к плечу стоят дубы,
Торосов мощные тиски как будто ледокол
Прошёл меж них, прорезав до воды.
А дальше ивы тянут в небосклон
Нагие ветви словно жернова,
Вращенье на ветру корявых крон
И спрут омелы, вросший в их тела.
Там где-то высоко на небесах
Сияет солнца лик, лучится белый свет,
Он белый-белый, словно вспышка в облаках,
Не жёлтый, не привычный красный, нет.
Почти неслышно птиц как будто тишину
Они нарушить пеньем не рискнули,
Вот кто-то тронул тонкую струну,
Я слышу близко мелкой птахи трели.
Собрав весь мир в большой калейдоскоп,
Я память-стёклышки сквозь годы пронесу,
Заряжен ритм его в режим нон-стоп,
Глаза закрою и вращаю их в мозгу.
Без комментариев.
Герани смотрят сквозь окна, насквозь
Герани ещё не ранены
И цвет их ал как свежая кровь,
Как залпы, слово цвета – любовь
И к свету навылет поставлены.
Грусти не грусти, рыдай не рыдай,
Неси свою смерть по кожею,
Надейся на свой обеспеченный рай
И жизнь на изнанку похожую...
К луне.
Мой добрый Вольфганг,
Нас разнят века,
Она по-прежнему таинственна, тиха,
Пытливый взор кидает свысока,
В нём мироздания печальная тоска.
Она бывает разной много раз,
В моих видениях когда приходит мгла,
То девой городской с полоской глаз,
Зажмуренных от смога и песка,
То томной девицей в окошке дачном,
Весёлый луч плывёт по снам чердачным,
То в поле стройной дамой на коне,
Летящей по родимой стороне...
Она все та же, льет свой чистый свет,
Мой Вольфганг и нам всем покоя нет,
Покорно пишем ей прекрасные слова,
Пока планета вертит жернова!
Просто.
А просто лежать в темноте, ощущать тишину, слушать ветер
И выплюнуть жвачку ненужных, пустых новостей,
А просто возьмёт темнота напрямик и ответит
И вдруг превратит потолок мой в театр теней.
И долго смотреть на размазанный, угольный абрис
Знакомых предметов, светящийся блик на стене,
И в нём угадать подоконник, горшечный физалис,
И занавес, дрогнувший зябко в провале-окне.
Ловить многоцветие граней у люстры хрустальной,
Схватившей игру от рекламных, бегущих огней
И думать о жизни, о странностях встречи случайной,
О странствиях дальних, ландшафтах бескрайних полей...
Лежать в темноте и смотреть, и смотреть в потолок,
И быть тишиной, как большим покрывалом объятой
И чувствовать телом кошачий, мохеровый бок,
Чудесную книгу читать и читать между строк
И слышать в тиши, как беснуется ветер крылатый...
Рок.
А люди несут в сумках хлеб, молоко и немного беды
Между нами застрявшей
И немного тепла для души,
Бередить день вчерашний.
Косо падает солнечный луч
И живёт лишь на кончике ложки,
Утонувшей в кофейных глубинах и ключ
Где-то звякнет в замке,
Пролетят за окном неотложки...
Жизнь кладёт на весы
Всё, чем держимся мы,
Но теперь не найти ничего тяжелее надежды
И возводит курок, и стреляет в висок
Нашей памяти, убивая, что было в ней прежде...
Хор.
Меж каменных глыб так невинны
Горят сочным цветом люпины –
Свечой и струится поток,
Спускаясь в прибрежный песок.
Под солнцем так призрачны воды
И редкие ивы без моды
Одеты в свои сарафаны,
Им ветер трепещет карманы
И жмёт их к ногам без чулок.
Хор двигает мощным теченьм,
Слой вод между сном и сомненьем,
Меж грунтом и небом, и пеньем
Отчаянных птиц в облаках.
Я в глуби его погружаюсь
И стаи мальков, рассыпаясь,
На солнце блестят, отражаясь
Алмазною вспышкой в глазах.
И как мои к жизни вопросы,
Качаются в мареве росы,
На дрогнувших листьях берёзы,
Мне бисером мокрым блестят.
Лишь вспыхнет лиловым в покосах,
Раскинув роскошные косы,
Затмив всех других на откосах,
Стоит иван-чай в берегах.
Амурский бульвар.
Ещё хранит глухие дворики – бульвар Амурский,
Меж вязов старенькие домики с дорожкой узкой.
Средь поколений чьими силами цветёт твой сад?
У каждой клумбы, как история, свой стиль оград.
И птицы здесь с другими песнями, боюсь спугнуть,
Здесь время исчисляют вёснами, читаю путь.
И как-то тихо и наполненно звенит здесь день,
И в каждой ноте неба поровну и свет, и тень...
В блаженстве греется на солнышке
Совсем непуганая кошка,
Погладишь по пушистой мордочке, Зажмурит глаз и ткнёт в ладошку...
Рождественское. Ёлочное.
Так бы с ёлокой ряженой вечно жил,
Но у жизни – праздники, виражи,
То ползёшь к итоговой из последних сил,
То подарком – лунные сны в ночи.
Так сидел бы тихо у тех ветвей
И глядел б на зелень её ресниц,
Твой стеклянный может быть воробей,
Мне заменит уличных, певчих птиц...
Это словно магия, колдовство
Этих звёздно-пряничных вечеров,
Лишь она умеет кротко так как никто,
От земных рвануть тебя от оков...
Художник.
С мольбертом и в мантии длинной и бархатный набок берет,
Как словно из сказки старинной, шагает художник мне вслед.
Бредет тихо по тротуарам и в парках его вижу след,
Он в лужах рисует картины, прекрасней видения нет!
Размыты его акварели, цвет нежен и неуловим,
А солнце, как вышито в небе, в лазури разбрызганной им.
По шелку взмах кистею тонкой, расписывал станы берез
И колокол вздрагивал звонко, на маковки злато лилось.
Макнув в бирюзу над собором, раскинулась высь широко,
В ней птицы тисненым узором, меж них облаков серебро.
Снова...
Снова листья как письма на старинной бумаге,
Снова капли дождя, снова ветер-бродяга..,
Снова мерзнет душа, прячу тело в пальто,
Снова ночь неспеша, снова дом где никто...
Снова сон словно дым или дым словно сон..,
Снова осень взошла на злачёный свой трон
И опять стаи птиц потянулись на юг,
Вот бы мне два крыла, чтоб укрыться от вьюг!
Резное золото – картины октября,
Стеклом расколотым в калейдоскопе дня.
Мир в отражениях, печаль в глазах,
Уйти в забвение, тонуть в мечтах...
И как знамение – кленовый лист
Дрожит, качается, танцует твист.
Я по обочине и парк пустой,
Тревогой схваченный туман густой.
Дождливо, сумерки сожгут закат.
Тенями мрачным окутан сад.
Мечтать.
Съедаема тоскою Архимеда,
Иду до самой, до высокой "ля",
К чему такая быстрая победа,
У самых дней конечных декабря?!
Пусть будет все под шумные метели,
Под запах ели, под веселый смех,
Под снег граненый, что под "Менестрели"
От Дебюсси, окутал город в мех!
И от звезды горящей в небосводе,
От таинства её и волшебства,
Мечтать, что в человеческой природе,
Мечтать в последних числах декабря!
Последний мир.
С души ли бархатной травы,
Она и в камень бьётся дружно,
А значит камень для души
И это тоже очень нужно...
Под знаком деревянных лир,
Что ветви мне в глаза цветами,
Сожгу я свой последний мир
И распрощаюсь с берегами
Его и стану вмиг сильней
Или слабей перед свободой
И затеряюсь в буднях дней,
Сольюсь в цвета с родной природой...
Тонкое.
Когда в мой дом тихонько входит мгла
И тает свет цветов в прозрачной вазе,
От тоненьких ветвей на полотно стола
Ложатся тени, в тон мозаики в Ширазе.
Вдруг где-то в камерах глубин вспорхнёт душа,
Сожмётся, вспыхнет робость, может быть смущенье
За ту доверчивость, что дарит красота
К возможности причастным быть в мгновенье
Таких высот, таких изящных чувств
И прикоснувшись к таинству искусств,
Почувствать свободы облегченье...
Мне сегодня приснилось...
Мне сегодня приснилось, что с тобою мы в поезде скором,
Мы вдвоем – ты и я в полутёмном купе.
О любви говорили, о чем то веселом,
Только вот остановка, образ твой вдалеке...
Мне сегодня приснилось, что с тобою мы в поезде скором,
Ты внезапно сошёл, но один без меня
И несет меня вдаль в этом поезде скором,
В полутемном купе по дорогам судьба...
Вальс.
Деревья, деревья вокруг,
Плывут неспеша облака,
Неба лазурного круг,
Птиц перезвон свысока.
Запах медового ветра,
Раскинула воды река,
О чем-то тайном, заветном
Шепчет мне тихо тайга...
Я замираю и долго,
Жадно ловлю тишину,
Мне бы насытиться только,
Измерить души глубину...
Все здесь свой звук отражает,
Мне кажется я – камертон,
Тоже звучать начинаю,
Лишь уловив нежный тон.
В плавном созвучьи березы
Тянут певучее "ля",
"Си"- шелестят пенно волны,
"Соль"- отвечает земля.
"До" - низко ветер доносит,
"Фа"- это гнется трава,
"Ми"- рассыпаются росы,
"Ре" - песня солнца, тепла.
Звуки мелодии чудной,
Заворожили меня,
Вальс в исполненьи маэстро Природы,
Сегодня услышала я!
Багульник.
Этот смелый красавец не боится высот,
Нежно-розовым цветом багульник цветет,
В глубине чудных глазок горит огонек,
Точно, кто-то сиреневым светом поджог!
Очарованным взглядом я на сопки гляжу,
Словно зарева всполох, словно вспышка в грозу!
Видно в сговоре с ним и небес синева,
Яркий солнечный луч и на склоне трава.
И таежные дали, и Уссури-река,
Птиц шальных перезвон, буруны-облака,
Серебристый туман, звезды-капли росы,
Позабыть не смогу твоей дивной красы!
Воля.
Мне как лошади в поле –
Нужна воля!
Мне как быстрому ветру
Незнавши меру,
Лететь, бежать без запрета –
Вперед карета!
Не удержаться в неволе,
А быть в фаворе
И моя лучшая доля –
Это воля!
Весенние ветры
Весенние ветры полны вы надежды,
Заставить людские сердца полюбить,
Заставить тяжелые сбросить одежды
И душу навстречу теплу обнажить!
Ваш запах так сладок, что сводит дыханье,
В нем дух первой почки и талой воды,
Крик радостный птицы, весны ликованье,
Густой аромат разогретой земли!
Свободен полет, вам везде нет преграды,
Я жадно вдыхаю ваш запах в себя
И чувствую, нет лучше в мире награды,
Когда бьется сердце и в мыслях - весна!
Отправлено со смартфона Xperia компании Sony
***
© Copyright: Инна Фирсова, 2024
Свидетельство о публикации №124020900886
Свидетельство о публикации №124020900886
Рецензии