Исповедь Герменевта

«Исповедь Герменевта»

 Странно…
До сих пор я не состряпал пространной Исповеди, адресованной моим главным Музам, собственно и мотивировавшим меня к столь обильному творчеству (или – художественному словоизлиянию).
Нет. Конечно, я не только посвятил им (Обеим!) достаточно виршей – порой, совсем недурных – но и обыгрывал наши «союзные» отношения в каких-то эссе. Касаясь разности их ролей и взаимодополнения. Однако вершилось сие («прозаическое обыгрывание») слишком фрагментарно и, главным образом, спонтанно, с вкраплением в какой-то, более обширный (или, напротив, конкретный) контекст. Что-то осталось в примечаниях (PS), в «почтовках» (из коих многое оказалось стёртым-утерянным).
А вот, чтобы…
Вот, чтобы – не сподобился.
Случилось несправедливое. И – уже, в чём-то – непоправимое.
Оксана ушла. Ушла в иные измерения, чуждые туповато-глуховатой и ко всему безразличной реальности, сохранив свой смысло-образ в действительных мирах тех, кому она была близка и, так или иначе, «союзна».
Ушла, оставив каждому из нас (тех) свою недоговорённость.
У меня-то («херменевта») эта недоговорённость ещё даст о себе знать. Ещё прозвучит… Пусть и не ведаю, насколько напряжённо и с какими перепадами.
Луна и Солнце.
Может быть, и так. Но только без сгущения вокруг первой какой-либо зловещести или выморочности. Ибо есть такие выкрутасы (в отношении Луны) у отдельных толкователей.
Если Луна всё-таки на такого рода затмения наводит, то на её место лучше предложить Звезду. Отличную от Солнца. Возможно, и вовсе из иной галактики.
Наташка (Таша) – Солнце, Солнышко. Ксюша (Оксана, Ксения, Аксинья…) – Луна. А то – погасшая Звёздочка. Свет которой будет достигать (пусть и с перепадами) моего мира, пока не погаснет и он. Мой мир…

Ксюша.

Ксюша – по-домашнему. Не уточнял (да позабыл…), как было в своей семье (мама-папа-бабушка-дедушка…). Как бывало в школе-вузе. С друзьями-подругами.
Думаю, бывало тоже по-разному. С окоротками и «новоязами». Вариантов-то много. А если включить воображение…
От Оксаны – Ксана. Пусть та – из Астурии. Xana. И при некотором извороте вовсе может потянуть к семитско (библейско)-греческой Анне. Ханна.

От ивр. ;;;;;;;[1] [;a;na] – «благая, благосклонная», от ;;;;;;;;; тж. греч. ;;;;

Благо, благосклонность… И не то, чтобы такое («добро, полнота») к Ксюше не годится (тем более к нашей Лунности, с соблазном уклонения). Просто – не туда. Если – к Анне. Притом, что и они, в моём мире, встретились-пересеклись. В нонешнем – 23-м. Я – об Аннушке (Б).
И именно – в этом… От 19.03. В нахлёст-перекрёст. В жизне-смерть.

Две берёзы. Три тополя.
В искосок. В заоконь.
В купоросе некрополя
Лангедок и Гасконь.
Там – лоза Окситании,
Налитой виноград.
Как бальзам за скитания,
За искание правд.
Флаг в награду намоленный.
Красный, с белым в накрест.
Маскарад метрополии.
Торопливый экспресс.
Там – конечная станция.
В колыбель – небеса.
На колечке Констанции
Голубая слеза.
(18-19.03.2023)

Брошен (Ксюше) по почте. 19-го марта. В начале последнего нашего (не считая её коротенького вопроса от 10.04) обстоятельного обсуждения обещанного Ване послания.
Брошенное адресовалось Ане, под годовщину… А получилось…
Как там – у нас, херменевтов?!
В имена…
Личные. Четыре. Два из них (Окситания и Констанция) – в акцент.
Первое… Не убавить-не прибавить. К Оксане. Да и второе – скорее к ней. На слух.
Ксю, Кси…
С Лангедоком и Гасконью – пополам. Лангедок, скорее – к Ане. Гасконь – опять к Оксане.
Это – если только личные…
Две берёзы, три тополя… Смысло-образ. За окном. Во дворе. С грачиными гнёздами.
Оксане их тоже (с нашего балкона, начиная с 2016-го) доводилось наблюдать.
Только те (с гнёздами) три – и вовсе клёны, а не тополя. Но суть не в этом…
Женское. Мужское. Две берёзы – к Наташке и Ксюше. Три тополя… Я да Димка с Ваней. Если – к моему-нашему миру.
В искосок… Начало второй (строки). Пошло – через Окситанию – к Оксане. В аллитерацию. Как и набегающие за скитанием искания.
Привязалось. Это. Знаковое.
Потому и включил его в «памятку» к нашему «двупарному» (мама-папа-мы) свиданию. В субботний вечер (18.11). С последующим повествованием вокруг судьбы-истории.
А астурийская Ксана – очень даже!

Ксана (исп. Xana) – персонаж Астурийской мифологии. Всегда женщина, она является существом чрезвычайной красоты, считается живущей в фонтанах, реках, водопадах или лесистых регионах с источниками чистой воды. Она обычно описывается, как стройная девушка с длинными белыми или светло-коричневыми волосами (чаще всего кудрявыми), за которыми она ухаживает с помощью золотого или серебряного гребня, сделанного из солнца или лунного света. Происхождение астурийского слова xana не ясно, хотя некоторые исследователи считают, что оно происходит от латинского имени богини Дианы. Ссылки на места, где по мифологии обитали ксаны, распространены в астурийской топонимике.
Кроме подмены человеческих детей своими, ксаны обещают сокровища и могут быть расколдованы. Некоторые ксаны также нападают на людей и крадут их пищу. Они живут в источниках и пещерах.
Ксана может быть благотворным духом, предлагая любовную воду (англ. love water) путешественникам и награду золотом или серебром тем, кто окажется достойными в ходе неопределённого суждения. Их чарующие голоса можно услышать весной и в летние ночи. Если человек с чистой душой услышит их песню, его наполнит чувство покоя и любви. Те же, чьи души не чисты, почувствуют удушение и могут сойти с ума.
Ксаны обычно изображаются в двух вариантах. В первом они выглядят, как молодые девушки-северянки, очень красивые, с длинными белокурыми волосами. Это изображение обычно ассоциируется с ксанами, обладающими сокровищами или находящимися под заклинанием. Напротив, в историях, где ксаны похищают детей или проникают в дома, чтобы укусить или украсть, ксаны описываются маленькими, стройными и темноволосыми.

В общем, персонаж – противоречивый. Так в этом – и соль!
Магический (больше даже к околдованности-очарованности, которую надлежит снять, чем к колдовству). К блоковской Незнакомке.
Мне (к нашему) показалось скромное (!) «укусить».
Муза-провокатор! В хорошем смысле.

«Аксинье»

...Но своей неумелой рифмой
Я смогу быть полезной Вам...
(«Аксинья»)
----------------------------------------------

Ваши тонкие провокации,
Ваши пальцы и эпатаж
Заменяют порой акации…
Что там в рифму? –
Хоть: «баш на баш».
Вы уколете, я отвечу.
И, простите, коль невпопад.
Благовоние Ваших свечек
Разве хуже иных лампад?!
(3.03.2014)

«Акации» – хотя бы к нашему любимому романсу («Белой акации гроздья душистые…»). Самому…
В вариации Вениамина Баснера (с Михаилом Матусовским). К «Дням Турбиных».
И – в наш «мятежный год». В конкретную «ответку»

«Мутное»

Принимаю стакан. А у зеркала – муть.
Там Оксана косит под Светлану.
Водку пью – не берёт. Остаётся хлебнуть
для утехи флакон полудана.
Что горело во мне? – Не иначе нуда.
Хоть любовью её назовите.
Поднимаю свой крест. Ухожу в никуда.
Ну, а вы загребайте под Витю.
Сколько лет истукан, севший жопой на трон,
правит целой страной вне закона.
Над полями в росе только стаи ворон.
На ушах лабуда из флакона.
(11.06.2020)
PS:
В Ксюшины «провокации»

В сердце муть
и не в сердце муть
Заливает июнь.
Принимает на чуть
Полусуть-полудел,
Полумёд полудан.
Наклонился к стене
Помутнённый стакан

Нам не вспомнить имён
И красиво б уйти
Да мешает любовь
К себе и другим
Нам бы смыть берега
Да не выплакать. Пусть
Вот такая вот нудь
Вот такая вот муть

И – вестимо – в цветаевские «Путь креста» и «Хочу у зеркала»
А можно было и в «Надрывается сердце от муки…» Некрасова.

А про «укусы» было уже в наших достаточно ранних…

Пусть говорят: «С лица воды не пить».
Но красота влечёт. Судите сами:
Мужчины в дам влюбляются глазами.
Иной всю жизнь намерен так любить.
Достоинств Ваших в раз не перечесть.
Пред ними меркнут милые огрехи.
Я промолчать о них сочту за честь,
Одну лишь мелочь вспомнив, для потехи.
Чуть своенравны Вы. Ваш язычок
Порою уязвить способен больно.
Слегка куснёте, а потом – молчок.
И созерцаете, собой довольны.
Пожалуй, в этом есть какой-то шарм.
От Вас терпеть приятно и укусы.
А яд?! Он превращается в нектар.
Настолько всё проделано искусно.

Издержки есть у женской красоты.
А в остальном, прелестная маркиза,
Здесь, не решаясь перейти на «ты»,
И не найдя достойную репризу,
Желаю Вам и далее хранить
Свой дерзкий ум, изящество фигуры…
– Волнуюсь! Слаб. Теряю мысли нить.
А кто-то говорил, что бабы – дуры…
(2.06.2013)

Если уж о «провокациях», то…
В свои сборки Наташке и Ксюше я не включал «спарку», адресованную обеим. Сразу! На подарочную «Лауру» и сопутствовавший ей «инцидент».

Уроки Набокова. «Перезагрузка 1: по вертикали (ангелу смерти)»

Честь имею!

На галерее – пыль и хлам,
Горшки разбитые и вазы,
Афиш обрывки
и реклам
Пустые реплики и фразы.
Лаура. Флора. Лорелея!
А у меня – Бодлер, Верлен…
Не Гу(м)берт я, но воз проблем
Тащу, стремительно старея.
Не метафизик –
Скоморох!
Кручусь волчком у вашей ёлки,
Опять застигнутый врасплох
Картечью из Твоей двустволки.
Ты – на чеку, мой верный Страж!
Глумись! Пали –
Да что ж Ты – мимо?!
А я – не Wild и не Sauvage.
Не Ницше. Даже – не Мисима.
Не «мальчик», чей «волшебный рог»
Трубит на Рейне, у Брентано.
«Язычник» я и скоморох.
О, Муза!  Рыжая путана…
(24.12.2012)
PS:
Всё перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Всё перепуталось, и сладко повторять:
Россия, Лета, Лорелея.
(О. Мандельштам. Декабрист)

«Перезагрузка 2: по горизонтали (Н.А. и К.В.)»

Да, «пошутили» вы изрядно.
Ну, что сказать? – Достойный ход.
И хоть небрежен перевод,
Оно и так, без слов, понятно.
Я сам иллюзий не питал,
А лишь сводил с судьбою счёты.
И счастье ваше или чьё-то
Не я украл!
Свои лета
Известны мне. В домах игорных
Их не вернёшь. Да что – в домах!
Вся жизнь – игра… Увы и ах!
За сим откланяюсь покорно.
Аз – рыцарь Смерти, Assabah…
(25.12.2012)

Именно – Обеим! Сразу. Притом, что «выбор» (who is who) был уже не просто обозначен, но – определён.
А теперь (Ксюше!) попытаюсь зацепить нашего, так сказать, Хулио Кортасара.
Почему – его?!
То, как О. В. «завела» меня на «стихоплетение» через сборник Леонида Губанова, который я притащил в 2011-м на заседание кафедры и дал ей полистать, помню хорошо («А Вы так сможете?!»). Не случайно и первый текст (если не считать «всекафедральный» на 8-е Марта) ушёл именно ей. На ДР. Причём – с некоторым опозданием.
Зато – с эпиграфом от Лёни. И «двойным» (Ксении-Оксане) посвящением.

На день рождения Ксении (Оксаны) В.

Эта женщина недописана,
Эта женщина недолатана…
(Л. Губанов)

О, царственная Ксения!
Позвольте в День Рождения,
Развеяв все сомнения,
Врагам наперекор,
Назвать Вас самой лучшею,
А если и заблудшею,
То по слепому случаю
На грешный сей простор.

Когда плывёт осанною
Над нашею Оксаною
Божественная самая
Мелодия в зенит,
Она – слегка застенчива,
Той музыкой увенчана,
Пленительная женщина
Гармонией звенит.
(20.6. 2011)

Через месяц с небольшим аналогичный «выстрел» был произведен уже в адрес Наташки. С подвеской от Л. Г., но не в какой-то выдающийся День, а просто так.

Наташе К.

Но только видеть глаз её
Фиалковые тени
И чудо чёлки ласковой
И чокнуться в колени
(Л. Губанов)
-------------------------------------

Нет тебя на свете краше,
Нет роднее и милей.
В дивном имени Наташа –
Не латинское, а наше,
Что-то чудится от пашен,
От просёлков и полей.

Отвязаться бы от лени,
Сбросить груз никчемных лет.
Разогнав туман сомнений,
В день какой-нибудь осенний
В эти б чокнуться колени, –
Как сказал один поэт.

Или в зимний долгий вечер
Под шампанское и свечи,
Опрометчиво беспечно
Разбазарив все слова,
Эти ангельские плечи
Безрассудно целовать.

И презрев дурные сводки –
Прочь от берега, без лодки,
Все сломав перегородки,
Наплевав на «ох» и «ах»,
Растворяться в этих кротких
Изумительных глазах.
(23-24.7. 2011)

2011-й. Лето… А ведь – уже разные. По настроению-посылу. Более пафосное (романтичное и чуть ироничное!) Ксюше. Со сдержанным «Вас» (при всей «пленительности»). Женщине!
Романтично, иронично, но… Отстранённо!
К имени

Ксения (др.-греч. ;;;;; «гостеприимство», или ;;;;; «чужой; чужеземный») – женское личное имя, распространённое преимущественно в России.
Производные имени Ксения, ставшие самостоятельными именами: Оксана, Аксинья.

Чужая. Гостья (или та, у которой ты – в гостях). Другая (к Бахтину). Иная (к Лосеву). Странная…
А Наташке… «Тебя». И даже – не с большой, как это будет часто в дальнейшем, в рыцарство. Притом, что будут ей и на «Вы», но – с особым акцентом, в настороженно-заточенную грусть.
Но! С наскока (в первом же): чокнуться в коленки и целовать плечики! Заявочка, однако…
И пошло это (Таше) – в самый канун моего выезда в Лепель. С намерением заминуть на Спадчыну.
Символично!?
Столь важное событие, как посещение бацькаўшчыны, я отметил своим первым (и на долгое время – единственным!), а тогда – многотрудным и весьма корявым, «опытом» на мове. И уже выдержав пятидневную паузу, разразился залпом ещё пятёрке своих «кафедралок».
Кстати, повезло – не всем! И – не в симпатию-антипатию. Как-то – так.
Однако – водораздел был проведен. И не только между Музами и просто коллежанками-знакомками, но и… «Нет роднее и милей» – вроде, как всего лишь в игру слов, к «нашести» имени. Ан, не только! На то и случился скоропалительный выезд, а с ним – и обрыв ещё одной обязывавшей «ниточки».
А Губанов так и «завис» над моим лишь зачинавшимся огромезным «Дневником». Двумя текстами.

В каморке сердца грустно и светло.
И теплятся два новых увлеченья,
И девочка воздушная в метро
Спешит к альбому или на вечерню.
Я почерк её бисерный кляну
И мраморные виллы обещаю,
И нищую привязанность к вину
На тротуарах узеньких встречаю.
Целую в лоб весёлую шпану,
В сырых подвалах жду седьмого неба.
Я почерк её бисерный кляну
И паутину радужного крепа.

По коридорам злобы и тоски
Давно не слышно шага фаталиста.
В каморке сердца стынут образцы,
Дымятся сплетни, харкают горнисты.
А мне и губы больно приложить
К святой доске, что с ликом Божьей Матери,
Всё время лгать и на алтарь спешить,
Пока тебя цыганки не взлохматили.
Посторонитесь, липкие уста,
Посторонитесь, бабки повивальные,
Связать два слова за спиной Христа
И угадать – какое погребальное?
Потом святых пророков помянуть,
Крестить поэму не в реке, а в речи,
Потом столетью плечи повернуть
Туда, где жгут малиновые свечи…

Объяснение в обиде

… Растаяли, но мы с тобой не снег,
Скорее, мы стремительно упали,
Как две звезды, целуя вся и всех
Своими раскалёнными губами.
А кто-нибудь на нас смотрел в тиши,
Загадывая хрупкое желанье,
Чтоб только для его слепой души
Осталась ты хоть капельку – живая!
В жестокий век убийц, а не святых
Прости мне, ангел, мой угрюмый почерк.
Но мне милей увядшие цветы,
Как звёзды те, что умирают ночью.

Почему именно этими?!
Если – к тогда (2011-й) и, уже, к теперь (2023-й).
12 лет… 4110 (включая этот) текстов. От миниатюр (в 4 стиха) до многостраничных «талмудов».
Уже скоро полгода, как без Оксаны. А если… Со времени, когда мы последний раз встречались воочию, через три недели – 2 года.
Грустно…
А «избранное» от Лёни так и висит. В «открытку».
И нет уже того, когда-то трепетного отношения к автору (при оставшемся, конечно, уважении). А вот отслушали мы его в песню (с Леной Фроловой да Виктором Поповым), и отодвинулось-угомонилось.
А «вывеска», под искромётным признанием Валерия Катулла (Odi et amo), ничуть не изменилась. Эти два…
В «тогда» и «теперь».
С «тогда» первого, вроде, как помню.
В «два новых увлечения»… Творчество (Поэзия) и… Так и тут – «двоечка». В Луну и Солнце. Хотя, если к «воздушной девочке, спешащей к альбому» – всё-таки к Наташке. Тем более, что «альбом» этот ложится к её живописанию и рукоделию, а не к музыке и беллетристике Ксюши.
Образ (зрительный), требующий освещённости (солнечности) – к одной. Звук (из молчания и темноты) – к другой. Смысло-образ и звуко-смысл – если уже к Поэзии, как такой. Пусть сам я – скорее, «звуковик-слухач», чем «визионер».
Где-то я и об этом оговаривался…
В «капитальной» рецензии Аллушке (Липницкой). От 16.12.2021. Включённой в довольно пространный опус «Однако пофилософствуем…»

Взгляд не критика, не сноба, но и не лопоухого обывателя, случайно заглянувшего в мастерскую художника.
Не посторонний. Но… Чуть отстранённо, переходя от чувствования-переживания к некоторой рефлексии ))
Вокруг всего лишь трёх текстов (с «текстами» подначиваю не близкого моему сердцу автора, но уважаемых лингвистов, постмодернистов и пр.) драгоценной Аллы.
Первое (Цветочный Диптих) прекрасно передаёт всю гамму восприятий (цветовую, звуковую, тактильную…), весь тончайший аромат тонкого (хрупкого!) мира. Мира Цветов. Настоящая синестезия! Когда, читая, видишь и чуешь. Когда одно ощущение перетекает в другое, не лишая нас целостности восприятия. Именно восприятия, а не отвлечённого представления.
А орхидеи даже я, профан, приметил. Узнал!
Торкнуло! В сердце. Даже у околдованного СК Кая оно оттаяло.
А лепет! Детский. Цветы мира! В переклик с симфонией лепесткового оркестра.
Да. Привет разбойнику Плинию! К нему, при случае, мы тоже заглянем (в его мастерскую).
Второе.
Насыщено замечательными аллитерациями. На любой вкус. Поскольку сам я, скорее, звуковик, чем «визионер», сие насыщение доставило мне особое удовольствие.
И вздохи, проплывающие мальками в стихии декабрьского дождя. Столь нелепого и мимолётного. Неуклюже спотыкающегося о камни мостовых, стены домов. Спотыкающегося вместе с эпохами.
А!? Как оно! Нелепое, мимолетное – в обнимку с эпохальным. Время, миг – в обнимку с почти вечностью.
Третье.
А ведь неплохо! Я не о Белом стихе (он – просто хорош!). Неплохо сначала омыться декабрьским дождиком, прикоснувшись к эпохам, а потом окунуться-нырнуть в Музыку. Музыку небес. Музыку времён. Самому превратиться если не в оркестр, то в Пианиста. И сыграть, сыграть – собою, на себе – всю эту Музыку! Без остатка. Во всём её многообразии. Вплоть до корпускул-атомов и Пустоты…
Демокрит (а может Пифагор) с завистью воззрился на это чудо.
Все стихии встретились, переплелись в этой Глубине. И Музыка не обернулась какофонией. В ней нашлось место и Бетховену и Шёнбергу.

Замечу лишь, что «слухача» (в самохарактеристику) я пользовал, в отличие от «звуковика», далеко не единожды

Поэт Гёте не уважает всяческую болтовню. И к слову он относится с крайней настороженностью. Слово слову рознь. Мы это и без него знаем.
Гёте не столько «слухач» (подобно Хайдеггеру и «Вольфу Никитину»), а классический ведун-визионер. Созерцатель. Как, кстати, и мой Алексей Фёдорович. По преимуществу. Я имею в виду, что одно другому (слухачество и визионерство) не противны. Правда, моё собственное «второе» на фоне первого всё-таки хромает. Потому и рисовать я предпочитал исключительно карандашом.
(«О символе (и символизме) вместе с Кареном Свасьяном», 13.07.2019)

К чему – это?! А хотя бы к тому, что в своей «поэтике» я был, со стороны «чуйки», чуть ближе Ксюше, чем Наташке. Где-то как-то. Под нашу, с Дядей Мишей, «синестезию».
А и Губанов предпочитал сочетать поэзию с живописанием (подобно Алле Л. и Тане Важновой), а не с музыкой. Но пелся он (как и всякий настоящий поэт) отменно.
Кто откуда идёт-исходит. От чего, из чего.
От (из) Образа – в Изображение.
От (из) Звука – в Музыку.
Но Слово-то – Всё! Полнота. В нём – и образ (свето-тени, цвет), и звук. И смысл, вестимо.
Я-то иду от Слова. Через него. К нему. Но… Со своей «доминантой».
Наташка (своя, родная – но, как всякая женщина, всегда и иная, другая) – «визионерка». И в искусстве она – художница-мастерица. Изобразительница. А ещё – фотограф!
Её фотки – ещё какая мотивация! Для стихоплетения.
А и картинки-посмехушки, которыми она меня в почту потчевала. В них – уже и провокация!
А альбомы (живописцев)!? А живопись (галереи) вообще!?
Такое вот – взаимодополнение. С Музами. При всей, конечно, условности-относительности. И – наоборот.

Что там – ещё?! В той губановской «вывеске» – было-осталось-случилось.
В Жизне-Смерть. Это – понятно…
В извечное Одиночество. Вплоть до…
А вот второе как-то и «звездануло». Уже – в сегодняшнее. Если – Ксюше…

… Растаяли, но мы с тобой не снег,
Скорее, мы стремительно упали,
Как две звезды, целуя вся и всех
Своими раскалёнными губами.
А кто-нибудь на нас смотрел в тиши,
Загадывая хрупкое желанье,
Чтоб только для его слепой души
Осталась ты хоть капельку – живая!
В жестокий век убийц, а не святых
Прости мне, ангел, мой угрюмый почерк.
Но мне милей увядшие цветы,
Как звёзды те, что умирают ночью.

Свет погасшей Звезды… В альтернативу уже Луне.
Чтобы – хоть капельку живая. Для кого-то…
Кортасар.
Кортасар (между нами) – точно был. Когда и по какому поводу?!
Мне казалось, что «заглянуть» он мог ещё до Губанова. Ибо в папочке «Литература», к «библиотекам» высвечивается и его «портфеле». В разделе – «Латиноамериканская». И напихано туда не одних только творов самого Хулио, но и кое-каких материалов. 
А собирательство моё началось ещё до приобретения первого «ноута». На «стационаре». С 2009-го. По наследству потом и передавалось.
2009-й… До «словоизлияния» (художественного) оставалось ещё два года. Добрых! В моих ойкуменах царствовал Николай Шипилов. Заслушивался… Я – его песнями. Собирал. Сам подпевал.
А Кортасар уже затаился. Рядом с другими «латинасами». Борхесами-Маркесами.
Однако Наташка упрямо крутит головой: Ниии… Не тогда! И – даже не сразу после начала уже моей «раскрутки».
Верю! У неё – Память! А у меня – дыра-дурёха.
Ничего не намацал и прошерстив (на глазок, конечно) старый комп. Поднимал даже архивную переписку (то, что сохранилось).
А ведь было! Между нами «звёздами».
Ксюша загоняла мне Х. К. под перспективу какого-нибудь совместного философического труда. Она же – филологиня (с «политологическим» уклоном). Почитательница литературных экзотик.
Совместное точно не состоялось. Предложенные книжицы я, конечно, перечитал. О чём-то перекинулись. Так, выходит, и кануло. Под «благие намерения»…
Но отзвук-то (отклик-переклик) должен был запечатлеться! Пусть не сразу. Пусть в какой-то обход-перекрут. И не обязательно в «Игру в классики» или в «Модель для сборки».
Что все эти «интертексты-гипертексты» моим чудачествам не чужды, само собой разумеется. А и «магические реализмы» (в перемеш с моими «херменевтическими символизмами») гуляют по Перекликам напрополую…
Но!
Даёшь самого Хулио! В стиш или около того.
Да было… Было. Но – с некоторым, на мой взгляд, воздержанием и в иной обёртке.

«Понесло…»

Читая Кортасара, я вспомнил об Орасио –
Кироге. А скорей – наоборот.
Шаманы. Краски сельвы. Куда там Малой Азии!
И фауна – иная, и народ.
Индейцы – не шииты. Наивные ребята!
Ни шейхов, ни коварства Хезболлы.
Съедят за просто так. Зато без шариата.
Без ножичков в тебя из-под полы.
Там всё – по чесноку. Не то, что у берберов.
Ни Бога, ни Аллаха – так сожрут.
Кон-Тики Виракоча – прекрасная химера!
У них Владыкой мира станет Труд.
Короче, как у Маркса. А может, как у Рассела.
Бертрана чуть смущает парадокс…
Читая Кортасара, я вспомнил об Орасио
и сам пресёк сознания поток.
(6.11.2016)
Отклик на отклик М. Моставлянского:

На букву «Е» сперва поставим кляксу –
теперь порядок! Что ж, приступим к чтенью:
когда в заглавии стоит, что «Не по Марксу»,
сулит пир духа нам анонс и наслажденье...
Бывал в Колумбии – стране моей мечты.
Мой друг Альберто мне сказал: «Отведай!».
И я завис туманной Андромедой,
вернее, заторчал – от наркоты...
Потом, подавшись к фармазаном в клоб,
я плыл по Амазонии в пироге, –
покуда не свело мне руки, ноги, –
как Ной пытаясь пережить Потоп.
Но вот приплыл. Судьба порой жестока –
среди ориентальных безобразий
вкушаю тлен Больших и Малых Азий,
в плену реалий Ближнего Востока...

«Что-то меня понесло, как Остапа. Извините великодушно...» (М.М.)
«Я на самом деле иногда (забавы ради) пытаюсь «прочитать» коммунизм Маркса в контексте теории множеств. Уж очень Необычное Множество вырисовывается! Герр Карл, конечно, сам баловался «философией математики», но чашу этих парадоксов ему испить не довелось...
С уважением, Вольф».
«Увы, я почти докатился до той стадии, когда парадигма «всё взять и поделить» мне уже не кажется абсурдной, ибо тогда сальдо было бы явно в мою пользу... Но всю свою марксистско-ленинскую литературу я аккуратно сложил возле мусорного ящика, отбывая на свою историческую родину, где, по приезде обнаружил торжество социализма с человеческим лицом, которое, всё же, благодаря наплыву марксистов из СССР, обрело вскоре звериный оскал империализма...
С неизменным расположением, ММ».

В общем… Не без Миши (как всегда язвительного и, «по-бродски», великолепного). А где-то и не без Коли Курловича (который – Орехов).
А ещё Карл (который Маркс) Габриэлю Маркесу на ногу наступил.
Но… Определённо – «наоборот». Через Кирогу обернулся к Кортасару.
Так и Кирога у меня (по первому разу) был за год до этого. В декабре 2015-го. Причём – весьма обильно.
Одно из

«Кое-что о чтении. «Just so stories». 25 декабря, 16.00»

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что – племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встаёт?
(Р. Киплинг)
-------------------------------------------

Католики справляют Рождество.
А мы «проюбилеим» Новоселье!..
– Надысь читал Кирогу. «Сказки сельвы».
Там фауны и флоры хороство.
Тьма аспидов, роскошных анаконд,
опоссумов, гигантских муравьедов.
Мартышек – с коими я вскользь знаком.
Хотя иных, не стану врать – не ведал.
Есть пекари, похожий на свинью.
Нежвачен, но зато парнокопытен.
Он вынесен в отдельную семью
и этим, несомненно, любопытен.
Ленивцы вялые висят спиною вниз,
на ветках, словно вызревшие груши.
Цекропии крапивной цвет и лист
жуют без устали, покоя не нарушив.
Есть кошки – ягуар и оцелот.
Грызун – размером с лошадь, капибара.
Короче, всякой твари, к паре пара
кишат у речек и осоковых болот.
Там сонмы бабочек, гирлянды пауков.
Титан-усач, фонарики кукухо.
Зашьётся на ночь вам такое в ухо –
и фликером засветитесь легко.
А наши куры – краксам не чета.
Ворона серая – не пара попугаям,
красавцам ара…
– Я Орасио читал:
Бразилией бродил и Уругваем.

И что – с того? К чему такой восторг?!
Как будто в Паране ловил пираний
и водку пил с индейцем гуарани.
Нашёлся МА-угли!
Да Запад – не Восток…
(25-26.12.2015)

И уж Кирогу (для чтения) навряд ли Ксюша мне подбрасывала. Не её…
Зато в том же 15-м (ещё по сентябрю) у меня случился целый цикл «Время зверинца». В 10 стихов. Да в прилагающихся к этому паре текстов от Генри Миллера (с «Тропиком Рака»).
У Х. К. был рассказ: «Зверинец». «Bestiario» (1951). В одноименном сборнике.
Трое взрослых. Двое детей. Нино и Исабель (гостья). Пеоны (слуги)… Тигр, о местоположении которого в доме объявляется каждое утро. Однообразие. Скука. Жара. Забавы с насекомыми. Что-то не так… В отношениях между взрослыми. Ремой и Малышом. Безразличие Луиса. Что-то не так… Вопль Малыша из библиотеки, в которой почему-то оказался… Который, по оповещению Исабель должен был находиться в другом месте.
Жутко!?
Но моё «Время» – не об этом. Оно – вокруг романа Говарда Джейкобсона. «Подброшенного» уже именно Ксюшей.
Всё, что сложилось вокруг (собственно ВЗ и Миллера), в сборник О. В. я не включал…

Высока, как беседка. Стройна, как труба водосточная.
Пышный бюст. Беспокойна, как шквалом застигнутый сад.
Ну, была бы – гризетка. Так, вроде, матрона. И дочь её…
Обе – стервы, достойные книги. И я
– написал!
На любимую тёщу Гай Эйбл нескромно позарился.
Блуд мартышкин. Я – Бигль! Я – дикий большой обалдуй.
Ежечасно, всенощно сей похотью гнусной мытарился.
Но зато моя книга у «Букера» в первом ряду.
(10.09.2015)
PS:
Герой романа Говарда Джейкобсона носит имя Гай Эйблман. Но это – не суть важно.
Книга, опубликованная лондонским издательством «Блумсбери», исследует вопросы современной жизни евреев, а также посвящена темам «любви, потери и мужской дружбы».
Бигль (англ. Beagle – гончая) – порода собак. Среднего размера, внешне сходна с фоксхаундом, но мельче, с более короткими ногами и более длинными и мягкими ушами. Бигли обладают хорошим обонянием и используются прежде всего для охоты на кроликов и зайцев, очень часто используются на таможне для поиска взрывчатых веществ. Бигли очень активные и шаловливые. Обучение и воспитание биглей сложное, они требуют постоянных тренировок.
В романе ГД, Бигль – кличка доминантного самца в колонии шимпанзе из обезьяньего питомника при Честерском зоопарке, где работала одна из любовниц Гая Мишна Грюневальд.

Зачем Ксюше понадобился этот заброс (понятно, провокационный)?!
Не ведаю (пусть и догадываюсь). А то и позабыл.
Что всё это перекликалось с тем «подарком» от Набокова («Лаура») – вне зависимости от намерений самого инициатора – очевидно. А вот, что оно уже накликало…
Выборочно. До сих пор – морщусь (даже с учётом нового, уже горчащего, привкуса).

«Время зверинца 2»

Писатель пишет о писателях,
которым не о чем писать.
Ну, разве что – иносказательно.
И лишь о том же, что и сам.
Как в пабах пьём и смачно хаваем.
Как соблазняем потаскух.
Как Гай –
из рода Эйзенхауэров.
И – не одну, а сразу двух.
Свободный секс? – Так, по касательной!
Слиянье тел, но больше – слов.
Короче, пишем о писателях.
И пишем – только для ослов.
А то – мартышек размалёванных.
И вовсе это – не порок.
Халява, сэр! Забава плёвая –
Лихой еврейский юморок.
(11.09.2015)

«Время зверинца 4»

А что?! – недурно! Про «стояк»
и про «ширинку творчества».
Бывает так: словечко – бряк.
И все со смеху корчатся.
А тормознёшь – и не смешно.
Скорей, дохнуло триллером.
Ведь всё достойное ушло.
Исчезло с Генри Миллером.
(11.09.2015)

«Время зверинца 6»

Гай – не гей. И не Катулл.
У него – жена Ванесса.
Сорок с лишним. Чуть повеса.
Не высок и не сутул.
И писатель недурной.
Да читают нынче мало.
Даже ставка на порно
Здесь окончится провалом.
И не спорьте: Dura lex!
Не сложился новый «Тропик».
И любовь – отнюдь не секс.
И стара, однако, Поппи.
Как со словом не вихляй,
Всё одно роман не катит.
Будь ты Бигль, будь фигляр,
Что сатиров тех рогатей.
(12.09.2015)
PS:
Позволим себе похулиганить с ударением (порно – порно).
«Тропик» – параллель с Миллером.

«Время зверинца 9»

По леву руку – левый, нежный снег,
По праву – тёмно-синий, деревенский,
Посередине – торопливый тусклый след
Ревнивый, задыхающийся, женский.
То сладкая, то горькая любовь,
То глупая, то со звездой, с губами,
С чудесными старинными словами –
То сладкая, то горькая любовь.
(А. Денисенко)
---------------------------------------------------

В таком романе обойтись без Вольфа
по всем канонам жанра не могло.
И вот он выскочил, как чёрт из табакерки.
Подумать только! –
Глазом не моргнув,
Нам автор предлагает образ Дирка.

Набоковские штучки узнаю.
«Лолитою навыворот» дохнуло.
Здесь тёщу возжелал герой свою.
Там – падчерица к отчиму прильнула.
И Говарду до Гу(м)берта – рукой.
Чуть звуки переставил – и готово.
Запреты – прочь, сентенции – долой!
Сквозь гной и шанкр высвечивает Слово.
Цветы Бодлера, шалости Рембо,
Достойные неронов и калигул.
И горькая, и сладкая любовь –
К читателям, издателям, коллегам.
(18-20.09.2015)
PS:
Имя главного героя романа (Гай) может ассоциироваться и с Катуллом, и с Калигулой. Между прочим…
 «Гай Цезарь, которого природа создала словно затем, чтобы показать, на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью...» (Луций Сенека).

«Тропик Рака. 1934»

Грязные скользкие рыльца.
Ворох гнилого старья.
Я ухожу из зверинца
В мир, где пылает заря.
Вместо подстилки пожухлой –
Лежбища девственных трав.
Жуткие дикие джунгли.
Жертвы затравленной страх.
Схроны и горные тропы.
Вечер пронзительно ал…

Первые робкие пробы.
Нового Зверя оскал.
(20.09.2015)
PS:
«До сих пор я старался сохранить свою драгоценную шкуру, остатки мяса, которые всё ещё были на костях. Теперь меня это больше не беспокоит. Моё терпение лопнуло. Я плотно прижат к стене, мне некуда отступать. Исторически я мёртв. Если есть что-нибудь в потустороннем мире, я выскочу назад. Я нашёл Бога, но он мне не поможет. Мой дух мертв. Но физически я существую. Существую, как свободный человек. Мир, из которого я ухожу, – это зверинец. Поднимается заря над новым миром – джунглями, по которым рыщут голодные призраки с острыми когтями. И если я – гиена, то худая и голодная. И я иду в мир, чтобы откормиться».
«Земля горбится, плитняк покрыт какой-то слизью. Свалка человеческих отбросов. Закат меркнет, а с ним меркнут и цвета. Они переходят из пурпурного в цвет кровяной муки, из перламутра в тёмно-коричневый, из мёртвых серых тонов в цвет голубиного помёта. Тут и там в окнах кривобокие уроды, хлопающие глазами, как совы. Визжат бледные маленькие рахитики со следами родовспомогательных щипцов. Кислый запах струится от стен – запах заплесневевшего матраца».
– Генри Миллер. Тропик Рака.

«Генри Миллер»

«В секунде оргазма сосредоточен весь мир. Наша земля – это не сухое, здоровое и удобное плоскогорье, а огромная самка с бархатным телом, которая дышит, дрожит и страдает под бушующим океаном. Голая и похотливая, она кружится среди облаков в фиолетовом мерцании звезд. И вся она – от грудей до мощных ляжек – горит вечным огнем. Она несётся сквозь годы и столетия, и конвульсии сотрясают её тело, пароксизм неистовства сметает паутину с неба, а её возвращение на основную орбиту сопровождается вулканическими толчками» (Г. Миллер).

После Генри вопить об экстазе неловко,
Но ещё одиозней впадать в паралич.
Пришпилить бы язык золотою булавкой
И в безмолвии лезвием бритвы остричь.
Всё сказали до нас. Обсосали в чистую.
Беспокойная раса покинула мир.
Пепелище костра мёртвый бог не раздует.
Осыпаются звёзды в развал пирамид.
(22.09.2015)
PS:
«Но среди народов Земли живёт особая раса. Она вне человечества, – это раса художников. Движимые неведомыми побуждениями, они берут безжизненную массу человечества и, согревая её своим жаром и волнением, претворяют сырое тесто в хлеб, а хлеб в вино, а вино в песнь – в захватывающую песнь, сотворённую ими из мёртвого компоста и инертного шлака. Я вижу, как эта особая раса громит вселенную, переворачивает всё вверх тормашками, ступает по слезам и крови, и её руки простёрты в пустое пространство – к Богу, до которого нельзя дотянуться. И когда они рвут на себе волосы, стараясь понять и схватить то, чего нельзя ни понять, ни схватить, когда они ревут, точно взбесившиеся звери, рвут и терзают всё, что стоит у них на дороге, лишь бы насытить чудовище, грызущее их кишки, я вижу, что другого пути для них нет. Человек, принадлежащий этой расе, должен стоять на возвышении и грызть собственные внутренности. Для него это естественно, потому что такова его природа. И всё, что менее ужасно, всё, что не вызывает подобного потрясения, не отталкивает с такой силой, не выглядит столь безумным, не пьянит так и не заражает, – всё это не искусство».

«Стишок, набежавший в дУше»

«Зверинец» дочитав,
поплакав об утратах –
ну, ладно, не поплакав,
а просто погрустив, –
проверив все счета
(будь проклята квартплата!)
тщету я счёл за благо
и истину постиг
о суете сует,
о призраках любовей,
о том, что слово стёрто
досужим языком,
о том, кто есть поэт,
и, наконец, о боге:
что он – не краше чёрта,
пускай и высоко.
(25.09.2015)
PS:
«Утраты» – 42-я главка романа ГД «Время зверинца».

Понятно, что читал я ГД без восторга. Так и «откликался»… Притом, что с Миллером было несколько иначе. Но тот зашёл на огонёк, уже через мои заморочки.
В любом случае, слово из песни не выкинешь. Если – в нашу «тему». Видно, год тот (2015-й) был для нашего «союза» непростым. И…
Если бы только этим (неловкостью) ограничилось. О чём – промолчу. Ибо – без слов…
Кстати, и в «Зверинце» уже Х. К., письма, адресуемые Исабель маме, обрывались в «недоговор».
Да и вся концовка

Вдруг Исабель взглянула на Рему и тотчас отвела глаза, улитки словно заворожили ее, и потому она не шевельнулась, услышав первый вопль Малыша, все уже бежали к библиотеке, а она сидела над ракушками, словно не слышала, как снова вскрикнул Малыш, – крик был сдавленный, – как Луис ломился в дверь библиотеки, как вбежал дон Роберто с собаками, как стонал Малыш, как неистово лаяли псы, как Луис повторял: «Но он же был у него в кабинете! Она сказала, он у него в  кабинете!», а Исабель склонилась над улитками, улитки  были гибкие, словно пальцы, словно пальцы Ремы, а вот рука Ремы опустилась на плечо Исабели, вот приподняла ее голову, и заглянула ей в глаза, и глядела вечность целую, и Исабель надрывалась в жестоком плаче, прижимаясь к Реминой юбке, и плач был радостью наоборот, и Рема гладила ее по голове, успокаивала, мягко водя пальцами и что-то бормоча ей на ухо, и в шепоте Ремы, казалось, была благодарность, было одобрение, которого не выразить словами.

А в выкрутасы под Джейкобсона…
Странным образом с ними перекликнул мой грустный (без всякого скабрёза) посыл в прошлом году. В наше с Ксюшей «больничное».

«Шутейная быль»

К.В.

Я – дикий человек. Почти Орангутан.
Гуляю Жизнь-сестру. Куда?!
– «Напропалую».
А Жизнь ведёт меня прямёхонько к Шутам.
А там – степенный стан. А там…
Не забалуешь!
Меняю Жизнь –
                Легко!
              На Люсю, в сапогах.
У нас – один размер. И с памятью проблемы.
А рядышком течёт размашисто река.
И мы в её глазах убоги и нелепы.
За Библию сажусь. Давидовы Псалмы.
А Люся правит чай и суп из чечевицы.
До Бога – высоко. Далёко до зимы.
Листаю под чаёк седмицу за седмицей.
(26.09.2022)
PS:
Под Ксюшин отклик:

Я дикий человек
Веду дикую жизнь
Живу в Шутах
Ем суп из чечевицы
Пью чай с облепихой
Гуляю с Люсей, у которой прогрессирует деменция
Читаю Библию

И где-чем (в «переклик»)?! Так…

На любимую тёщу Гай Эйбл нескромно позарился.
Блуд мартышкин. Я – Бигль! Я – дикий большой обалдуй.

Притом, что я про тот цикл (2015-го) уже и подзабыл. Да и настроение было совершенно отличное от того. Не говоря уже о теме.
Как оно, однако, догоняет…
А Кортасара (в стих) я вспоминал ещё раз.

«Гипертекст»

Талмуд ли,
                Библия
– достойный Гипертекст.
Не хуже Джойса и «Игрушки» Кортасара.
Шкатулка вскрыта. С мясом содран Крест.
Земная ось прогнулась от удара.
Товар-навар. За печкой – Капитал.
Улисс в массовке. Карлсон в актёрах.
Боролись классы. Пенился пиар.
И скалил зубы Олигарх матёрый.
(12.10.2018)

Отдельная тема – наш с Ксюшей Бродский. Иосифа она обожала. И «подсадила» меня на него ещё задолго до того, как на этой же площадке затусил со мной Миша Моставлянский. При безусловном признании Мишиного приоритета во всём остальном, касающемся И. А.
Так и своими плодотворными «прогулками с Бродским» в трестовской больничке я обязан ей. В благодарность и в солидарность.
А началось – с «венецианского». Которое и вовсе было вторым (по её списку-сборнику), спустя аж 8 месяцев после открывающе-запоздавшего (к ДР). С той же «спаркой» имён в названии, но – уже с их перестановкой.

Оксане (Ксении!) перед поездкой в Венецию (Сон под Бродского)

Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.
Раскрывши зонт, я поднимаю ворот…
---------------------------------------------------

Февраль. Светает. Нехотя долбит
промёрзший снег кайлом лохматый дворник.
Его напарник, юноша проворный,
сняв варежку, разматывает бинт
с ладони грязной. От трудов мозоли?
Ожог по пьяни? Бытовой порез?
Филонит плут! С утра – уже не трезв.
Слегка картинно морщится от боли.

А что – в Венеции? Ужели – холод?!
Притихшие каналы. Тень гондол
скользит в огнях под музыку Рондо
и колокол вызванивает соло
с Сан-Марко. Пусто! В храме – ни души.
Спят львы. Спят лавки после карнавала.
Спит мост Риальто. Сном, как льдом, сковало
каскад дворцов, витрины, витражи.

И Роттердаму тоже снится сон.
В нём вой сирен – назойливо и тупо.
Разорванный июль и горы трупов.
Кромешный ад и погребальный звон.
А здесь – февраль. Суббота. Стук кайла.
Понурый дворник материт парнишку.
Я Бродского, под мат, листаю книжку.
Такие вот, My Love, – увы, – дела…
(18-19.02.2012)

До него с Бродским (просто с И. А., без Оксаны) было только одно. Причём – в одну из главных своих тем. Приведу название и какой-нибудь фрагментик.
Иосифу Бродскому (24.5.1940 – 28.1.1996). «О времени и о тиранах»
Дальше – эпиграф

Век скоро кончится, но раньше кончусь я…
…Тиран уже не злодей,
но посредственность…

Ну, и несколько строк. С Иосифом и матерным словцом. Сам-то стишок – слабец…

Тираны нынче, право, измельчали.
Посредственны. Злодеям – не чета.
Но как всегда – талантливы в начале.
А к старости – одна лишь суета.
И хамство. Хамство! Вот чего – в избытке!
Непогрешимость «папы» – на кону.
Под болтовню про «золотые слитки»
Страна пошла на откуп пахану.
Иосиф! Вам вменили тунеядство.
Закон советский был к поэтам крут.
У нас теперь – своё, простите, ****ство.
Поэты – что? Валюту не куют…

Слабенький, но – с Иосифом.
Вторым, нашему нобельману, был Ксюшин «венецианский». И был он – куда покрепче!
Был тогда и дворник. Настоящий! Аккурат – за окном. У первого (чуть к следующему) подъезда дома, что напротив-наискосок. И помощнику он там что-то вставлял-втюхивал.
Про «разматывание бинта» – уже мой вымысел.
И Ксюша тогда (в том феврале) Венецию осчастливила. И до Сан-Микеле, по-моему, добралась…
Мы же посетили сии места лишь в июле-августе 2019-го. Италию вообще. С приютом (на несколько дней) в Римини. А в Венецию и вовсе подскочили на какие-то часы. И на посещение могилы Иосифа времени категорически не хватило.
Из нашего подскока, Ксюше наладили махонький презент. Вручали в торжественной обстановке на своём «квартирнике». В «обмен» на её традиционные «свечи».

«Панегирик о Ксюшином стаканчике»

Вручаем Вам стакан венецианский.
Не первой «линии», но дело – не в цене.
В нём – таинство, влекущее не к пьянству,
не к тёмной блажи о безусом пацане.
Возможно, он – совсем не из Мурано.
Да и песок, увы – не леса Фонтенбло.
Зато не затаскали в ресторанах.
В лазурный глаз не тыкали стебло.
Неважно сколько кобальта с железом
примешано для цветности к стеклу.
В обителях души святой Терезы
такое же нездешнее тепло.
(6.09.2019)
PS:
Тереза Авильская считается первой испанской писательницей. Именно ей принадлежит огромная роль в создании испанского литературного языка. Ну, а поскольку последние дни я «погряз» в тонкостях испанской поэтики (см. выше [по Совокупному Сборнику]), мне и пришло на ум увязать две достаточно далёкие друг от друга традиции католической культуры.

Бродский… «Наш»… Зараз загляну в ту «Италийскую Декаду». Мабуть, и там ему что-то перепало. А в упомянутый Стаканчик (уже не «венецианский», а вообще) между мной и Ксюшей «гуляло» не слабо. Пусть в часы реальных застолий и пристолий в ходу были больше банальные бокалы да рюмашки. Но и не без…
А и Иосиф (уступив, вдруг, место «стаканчику»), надеюсь, не обидится. Мы ему ещё вернём.

«Однажды вечером»

Экскьюзми, барышня! Я Вас ронял, надысь?
Когда плясал, не в меру нализамшись.
Так наливали б мне в стакан воды!
А то ведь мы – простецкие. Не в замше.
Мы даже трезвыми могём – того: кульнуть.
Ну, а упимшись… Уж, не обессудьте!
Вы ж сами заказали эту муть.
И подавали чёй-то там в посуде.
Ну, уронил. Ногами ж не топтал!?
Коль наступил, так это – ненароком.
Притом, что чуйства нежные питал.
И там, где не положено, не трогал.
(2.07.2015)

По следам наших «гулей». Это – кафедральных, но – с выездом «на природу».
А следующее… Сугубо кафедральное, но без моего участия. Строгалось со слов Ксюши (под мои «домысления»).

«Посидели…История первая»

Пещерный ужас всеми обуял:
Стакан – в рукав. Куда б ещё бутылки?
За дверью – враг! Он ищет матерьял.
Вспотели шеи, вздыбились затылки.
А если он об этом донесёт?!
Опишет и, как водится, раздует?
Тогда – хана! Тогда – уж точно всё.
Сошлют в Сибирь. Уволят подчистую.
Один от страха под столы полез.
Другой сомлел и начал зарекаться.
– Мол, я – не я. Меня попутал бес!
Я – не причём, я – жертва провокаций…
– О женщинах мы лучше помолчим.
Они себя вели вполне пристойно.
Короче, для волнений нет причин.
До нового такого же застолья.
(10.03.2016)

Вот. Например… И уже совсем не под «распитие». С чуть скабрёзной концовкой.

«25 ноября. Эпизод»

Увертюры Джоаккино.
Супер-пупер кибер-данс.
Снова гости из Пекина
круче всех заводят нас.
По стеклу елозят мухи.
Овцы блеют на лугу.
Да стреляет в правом ухе
так, что больше не могу.
Ой, покличьте санитара!
Не иначе – таракан.
На лугу блюёт отара.
Мухи какают в стакан.
(27.11.2018)

А случилось… В наш («союзный») выход на «панфиловский слёт». Современного танца. Традиционный!
Мы с Наташкой посещали его частенько (вот и послезавтра завернём), а Ксюша, с нами, мабыть, только 2-3 раза. И случилась с ней тогда маленькая неприятность.
А была там всего-то… Какая-то ватка. В ушко затесавшаяся, но больно докучная. Как только закончились наши «кордебалеты», ринулись по Фрунзе до больниц. Доверили страдалицу дяде-дохтору. В травмапункте.
А уже поздно! Темень дремучая.
Потом, через дворы, шуровали до высотки на скрыжаваннi Правды и Строителей. Сдали спасённую Ксюшу в надёжные родительские руки (а то – Ванюше). И сами – уже домой, на Черняховку.
А сразу за этим (стаканом с тараканом и мухами) понеслось уже в иную тему. Ксюша и ДемИдОв.
«Тему» мы, конечно, не обойдём. Но уже – только после заслуженного Бродского. А «понёсшееся» встроим сюда. Тем более, что – в один день. И даже – с «мухами» (пусть и в одном названии). Разве, стакан заменила чашка.

«Овцы, мухи, чьи-то днюхи…»

Снежной замяти кружева.
Лунной полночи наважденье.
Кто по жизни отбомжевал,
крепче ценит своё рожденье.
Помнит маму, родной уют.
Чай домашний в фамильной чашке.
Сказку добрую кот-баюн
отмурлыкал за счастье Сашке.
(27.11.2018)
PS:
Ксюша никак не угомонится с демидовской днюхой…

ОВ: Это можно как-то облагородить? или выкинуть)?

тонким кружевом по стеклу
В белоснежном пылу вдохновенья
Пишет острым морозом зима
Поздравляя тебя с днём рождения
И укутавшись в тёплый плед
С чашкой чая в тепле у камина
Ты поймёшь, что счастливее нет
Всё плохое промчится мимо

А чё эта? Чиё?

Это я составила по инету))
Считай ничиё)

А я уж подумал неизвестное Есенина )))

Ай, да ну))

А со стаканом… Одно («Мутное») уже мелькнуло. В начале (под «акации-провокации»).
Последний же «козырнул» в декабре 2020-го…

«Шутка-наигрыш»

Славь, мой стих, кто ревёт и бесится,
Кто хоронит тоску в плече,
Лошадиную морду месяца
Схватить за узду лучей.
Тысячи лет те же звёзды славятся,
Тем же мёдом струится плоть.
Не молиться тебе, а лаяться
Научил ты меня, господь.
(С.Е. «Пантократор», 1919)
----------------------------------------

Под настроение, мне – демон в самый раз.
Люблю капризы Ронни Салливана.
Нахрапистый задира дикобраз
курил кальян и в дно глядел стакана.
А ангел пресен. Приторно слащав.
Его крылатость – птенчикам да мошкам.
Ни вам зловещих шорохов плаща.
Ни страсти. Лишь любовь по чайной ложке
он капает. Божественный нектар!
Кисейным барышням достойная награда.
Не та закваска. Вытяжка – не та!
По нраву нам – ревущий Пантократор.
(8.12.2020)
PS:
Затирка-задирка в Ксюшин «мудрый мысль» (неизвестного автора)

Даже если ты ангел, всегда найдётся тот, кому не нравится шелест твоих крыльев.

Кинул. Так она (Стервоза!) подкалывает:

По нраву Вам, когда Вам сахар в Вашей чашке ложечкой размешивают ))

Простите, сэр, за паузу (про «стакан»)! Это я – снова Иосифу.
Однако… Возмутительно!
В подборке «Италийская Декада» (2019), Бродскому – ни слова. И это – на 30 страниц! Даже там – где о Венеции…
Более того – и Ксюше – ни одного кивка.
Зато Блока вспоминал часто. Блок и Италия. Притом, что Сан Саныч, в отличие от Иосифа Александровича, мне – свой без всяких экивоков. И если бы не те «больничные прогулки», то и «На пару» с ним случилось бы несколько поувесистей, чем…
А так, конечно, Бродский (да ещё с Оксаной и Мишей обруч) всех перещеголял. С запасом. Но в «Италийском» – ни слова! Разве, где-то постфактум.

«От Иосифа Бродского к Иосифу Прекрасному»

Весна наводит сон. Уснём.
Хоть врозь, а все ж сдаётся: вс;
Разрозненности сводит сон.
Авось увидимся во сне.
Всевидящий, он знает, чью
Ладонь – и в чью, кого – и с кем.
Кому печаль мою вручу,
Кому печаль мою повем…
(М. Цветаева, 5.04.1923)
----------------------------------------------

Опять томление весны
Неодолимо и напрасно.
И вещие цветные сны
Гнетут предчувствием неясным.
Кому печаль свою повем?
Кому вручу свои невзгоды?
Мне не создать больших поэм.
Таланта нет и: годы, годы…
А кабы даже и возмог –
Одно: утонет всё под спудом.
И токмо Ты, мой добрый Бог,
Даруешь от страстей остуду.
(5.04.2014)

Кошмар!
Не помню, причём здесь Бродский! Подумаешь, тёзка…
И отчего это – Ксюше?!
Догадаться (как-то) не так и трудно. Подсмотрев то, что над (по СС) или «прежде». Домыслив…
PS отсутствует.
Что моё идёт не столько в «Плач» самого Иосифа ПрекраснАго (егда продаша братия его во Египет), сколько Марине, понятно

Кому повем печаль мою,
Кого призову к рыданию?
Токмо Тебе, Владыко мой,
Известен плачь сердечной мой,
Самому Творцу-Создателю
И всех благих подателю.
Кто бы мне дал источник слез,
Я плакал бы и день, и нощь…

Иосиф…

О том, что памятью с перста
Спадёт, и камешком с моста…
О том, что заняты места,
О том, что наняты сердца

Марина…
Про «цветность» сна и у неё – ничего. Просто подразнил (я) фамилию?!
Ксюше?! Мабуть, она и надоумила (да «указки» не осталось)…
А что «от Бродского», так те (два!), что «над» (накануне) были с ним «на пару». Но были они – Наташке! А «почту» тех дней уже не приподнять…

«Красота Неземная»

Я вас любил. Любовь ещё (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к черту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее: виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! Всё не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадёжно,
как дай вам Бог другими – но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит – по Пармениду – дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться – «бюст» зачёркиваю – уст!
(И. Бродский)
---------------------------------------------------

Короткой стрижки колдовство…
Ты так похожа на мальчишку,
Что хочется бежать вприпрыжку
С тобой. Но – чую: баловство
С каким-то связано подтекстом.
Боюсь, придётся скоро бегством
От этих чар спасаться мне.
И одиноко, при луне,
Почти забыв свою Диану,
Про «виски» вспомнить и «виски».
Тихонько плакать от тоски,
Зализывая в сердце рану.
(3.04.2014)

«Про виски»

Виски?! Мне вспомнился Иосиф.
Конкретнее – шестой сонет.
Его там тоже кто-то бросил.
И он, в ответ на чьё-то «Нет!»,
Подумывал, куда бы вдарить.
В какой из двух своих висков.
А я, охрипнув к третьей паре,
Сбиваясь, говорил баском
О «совершенном человеке»,
О том, что мир погряз в г…
При этом мысль о «побеге»
Отбросил.  Не остричься ль мне?!
Как никогда: под ирокеза.
К чертям – и монастырь, и скит!
А чем шмаляться из обреза,
Я просто выбрею виски.
(3.04.2014)

Так (здесь) Луна и Солнышко «подразнили» дружка дружку. Пользуясь авторитетом Иосифа (Б) и моим хулиганством.
А «перебивший» (было) Бродского «стаканчик» и здесь вторгся. Между последним («Про вискИ») и Плачем Марины Цветаевой. Опять-таки – Наташке.

«Про виски»

Уговорили! Я про виски.
Легко! – Стаканчик. Можно два.
Не помню, как там по-английски –
We, drink… Отдельные слова.
Мы просто вмажем, дорогая!
Но так, чтоб пульс не потерять.
Не станем, граждан напрягая,
Бухать, по-чёрному кирять
До помутнения рассудка
И помрачения ума.
Не будем также бить посуды.
Стаканчик, два и по домам.
Прямёхонько. И сразу – в люлю.
Хороший виски – крепкий сон.
Мы – не из тех, кто может пулю
Всадить за просто так в висок.
Покажем дулю моралистам,
Всем фарисеям и ханжам.
Виски – к чертям! Гуляем с виски.
Я виски с детства обожал.
(4.04.2014 (0.15))

Что мне (сейчас) показалось странным?!
«Троечка» (троечка-троечка…) под Иосифа – Наташке, и только вслед – Ксюше (скорее – цветаевское). В какой-то «заглад».
Бродский-то – вроде, как её. Оксанин. А между первым («венецианским») и этим – два года! А Наташке, в этот отрезок, из тех восьми, что пришлись «на пару с Иосифом» – как минимум 2 (про вИски в «сборник Бродского» я почему-то не включал). Как минимум…
Ибо… А вот сверю! Про «масленичный снег», с эпиграфом от И. А., тоже ведь Солнцу своему провадил. В какую-то грусть. С отстранённым «Вы, Вас…».
Ну, да. То был лишь март 2013-го. Так сказать, до…
Однако!

* * *

Издержки духа – выкрики ума
и логика, – вы равно хороши,
когда опять белесая зима
бредёт в полях безмолвнее души.
(И. Бродский. Элегия)
--------------------------------------------------------

На масленицу – снег. Прескверный натюрморт
за рамкою окна причудливо небрежен.
Угрюмо замер сквер. Неровно дышит март.
Я ряженых не жду, и свет глаза мне режет.
Вы равно хороши, зимой и по весне.
А я – уныло сер в любое время года.
«Пора смириться, Sir!» – давно не обо мне.
Зачехлены ножи. Окончена охота.
Прощение прошу за всё, в чём виноват.
За то, что Вас люблю так сумрачно и зыбко.
История моя – банально не нова.
Ремарк или Превер.
Гримаса сквозь улыбку…
(15.03.2013)

Наташкин-Наташкин! Сверился (№ 19). Перед ним ей шло с Блоком и Есениным (больно я тогда изощрялся классиков к своим излияниям приобщать-примазывать!). И – тоже без названия.

* * *

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, –
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
(С. Есенин)
------------------------------------------------

Ведь я тебя ни капельки не знаю:
Лишь только серые бездонные глаза.
Мадонна Севера, дикарочка лесная…
Далёкой юности растраченный азарт
Готов проснуться.
Да не тут-то было.
Мне, как и Блоку, говорит усталый гость:
«Не подожжёшь! Остыло – так остыло.
Возврата нет.
Бодаться с Роком брось!».
(11.03.2013)

С «классической» (моей!) Мадонной. Той, что – «на пару с Пушкиным». А были (Таше) – до «бродских» – и с Губановым (россыпь), и с Данте, и даже не со столь громкими Решетовым, Семаковым (хорошим бардом, кстати) и Олегом Митяевым. Было – изящное! – в украинскую тему, с подачи неизвестной (мне, на тот час) авторки со «Стихиры»…

Угомонилась музыка-метель.
Пошли в распыл и яблони, и вишни.
Слова гремят, да звуки их – не те.
И нет любви –
ни к дальнему, ни к ближним.
Но вот опять…
Недале, как вчера.
Мне снился сон.
Весна на Буковине.
За Черемошем
вишня расцвела.
Одна…
В отрогах, на зыбучей глине.
Самотнiй вiтер вие уздовж рiки.
Вiвчар отару на подвiр'я з гори
Жене…
 Дiвчина. Мати. Рушники.
Кохання, сльози, щасцейка i горе.
(27.02.2013)

Затесалось (Наташке – по первым) даже с экзотическим уже Доном-Аминадо. И не абы какое, а крутёхонькая «Фантазия», приправленная Пушкиным да Свиридовым.

В мечтах былых, в плену иллюзий –
Печальный мних – опять молюсь я:
Услышь – о, Господи! – призыв.
Прости грехи и прегрешенья –
Клише, аллюзии, смешенья…
Готов я стать Твоей мишенью
За этот дерзкий эксклюзив!

Ты открути назад эпоху!
И дай денёк один. – Для Бога
Ведь не бывает «не Могу»!?
Перенеси нас лет на двести:
– В деревню (лучше бы – в поместье)
К подруге в гости (иль к невесте)
Спешит улан.  А то – драгун!

Язык чарующих просодий!
– Разлив свиридовских мелодий
Влечёт меня издалека.
– Всё наяву: как на ладони!
В восторге сердце сладко стонет.
Взметают снег лихие кони –
Дорога к любушке легка!

А день хорош! Мороз и солнце.
Ты томно дремлешь у оконца,
Головку дивную склонив.
Очнись, прелестница! Понеже
Лошадки фыркают в манеже.
Оснежен парк и лес оснежен.
И поцелуи ждут ланит.

В такие дни свою подружку
Дразнил стихами Саша Пушкин.
Напоминал ей, как вечор:
Всё было пакостно и мутно.
Собаки выли поминутно.
И не спалось никак кому-то.
И ныло левое плечо.

Мои слова, да Богу в уши!
– Вставай! Довольно бить баклуши.
Какой простор тебя зовёт!
Забудь вчерашние метели.
В санях – не то, что на постели.
Здоровый дух – в здоровом теле.
И тройки бешеный полёт.
(28.10.2012)

Знатно я свою Избранницу охаживал!
Дон-Аминадо (Аминад Шполянский) шёл там в длиннющее «эпиграфо». В обнимку с Вальтером Скоттом.
Это – понятно. На то и Солнышко, чтобы так «взахлёст».
Но вот с этим «тройничком» под Бродского… В обход «завизировавшей» Иосифа Ксюши!
Нахал!
А Оксане, с Бродским, полетело (в серию) начиная с новогоднего на 2015-й. После шестимесячного «воздержания», последовавшего за весьма бойким, «днерождённым» «Фантазия пожилого таксиста».
Сначала – бойкое (забористое).

Аксинья, Ксения, Оксана…
С богатой рифмой имена!
В такси с эмблемою Ниссана
Влезаю я и в стремена,
То бишь в педали, ставлю ноги.
Хотя, точнее будет «на»…
Включаю газ и по дороге
Вдруг вспоминаю, что вина
Хлебнуть сподобится навряд ли
Сей раз в рождение твоё,
Что ноги от трудов набрякли
И что сцепление тойот
Помягче, нежели ниссана.
Аксинья, Ксения, Оксана…
Вдруг вспоминаю про Христа.
Какого там числа нисана
Его распяли? Те места
Мне посетить не доведётся,
Как, впрочем, и испить вина
В твой день рожденья. Дотемна
Кручу я руль. Подвеска трётся
И дребезжит давно, скрипя
При каждом левом повороте.
А я мечтаю о тойоте,
Больные ноги теребя.
(12.06.2014)

А теперь уже и «забродскую» серию.

«Прощаю, Друг!»

К.В.

Я сижу на стуле в большой квартире.
Ниагара клокочет в пустом сортире…
Я включаю газ, согреваю кости.
Я сижу на стуле, трясусь от злости.
Не желаю искать жемчуга в компосте!
Я беру на себя эту смелость.
(И. Бродский)
------------------------------------------------------

Прощаю, Друг! И вовсе Вы – не дура.
По паспорту, по-Божьи, по Судьбе –
Мой День, как не крути, одна халтура.
И здесь не подфартило голытьбе.
Квартира… Это вам – не сектор Газа!
К чертям сортир и кости – во гробы!
А стул – не электрический?! И газом
В подъезде пахнет. Видно, от Судьбы
Мне не уйти. Никак не отвертеться!
Хоть волком вой, хоть филином стони.
На старости опять впадаю в детство
И прожигаю призрачные дни.
(31.12.2014)

Ох, уж этот «Сектор» (который «Газа»)… Мы – не о российской рок-группе.
И – полетело. Под «клокочущий Ниагарой сортир». Не со зла, но – точно в «задир». Баш на баш.

«Импровизация под Бродского на тему аббата Прево»

Оседание наста –
не схожу ли с ума?
Провожу по лицу пятернёю.
Ты, как лань, голенаста
и страшна, как чума.
Я страдаю привычной хернёю.
Поздравляю себя
и тебя заодно
с сединой на плешивом затылке.
Между ног теребя,
вспоминаю Манон
и ищу утешенье в бутылке.
Краток век кавалера,
век тревог и услад.
Де Грие превратился в урода.
Ты страшна, как холера.
Я – глупее козла
и херовей злодея Геронта.
(8.01.2015)

Ага! «В эту зиму…»

Пятернёй по лицу
провожу – и в мозгу, как в лесу,
оседание наста.
Дотянув до седин,
я смотрю, как буксир среди льдин
пробирается к устью. Не ниже
поминания зла
превращенье бумаги в козла
отпущенья обид. Извини же
за возвышенный слог;
не кончается время тревог,
но кончаются зимы.
В этом – суть перемен,
в толчее, в перебранке Камен
на пиру Мнемозины.

Не без «перезвона»: моей (и аббата Прево) Манон с Каменами у Мнемозины Иосифа.
Вскоре за этим мы обменялись «выстрелами» по поводу моей «Крещенской фантазии» (жахнутой отнюдь не в адрес Ксюши и – вообще за год до этого).
«Выстрелы» (с «затележенной собакой» и «праной») утаю, а КФ – под Бодлера, что немаловажно – можно и предъявить

«Дребедень»

Спускайтесь медленно в неумолимый ад,
На дно той пропасти, где сонмы преступлений
Под ветром не с небес мучительно кишат,
Как грозы грохоча в томительном слиянье.
Бегите за мечтой по страдному пути.
Вовек не утолить нам бешеных желаний,
И муки новые вам в негах обрести.
Луч свежий не сиял у нас в глухих притонах,
Тлетворный входит дух сквозь щели тёмных стен,
Как пламя фонарей, в самом аду зажжённых,
И разрушительный в вас проникает тлен.
(Ш. Бодлер)
----------------------------------------------

Крещенские морозы как будто на заказ.
По Via Dolorosa я выжимаю газ.
Близка моя Голгофа и сбиты тормоза.
И в термосе – не кофе, а чистая слеза.
Сквозь штудии Ле Гоффа, сквозь Средние века
я вижу, как Европа садится на быка.
Быка зовут Баррозу.
Мороз, что бес – хорош!
Кто пьяный, кто тверёзый – уже не разберёшь.
Коровы, овцы, козы – похожи на людей.
Поэзия – на прозу и слякоть на метель.
Кому-то нынче плохо. А мне – так самый раз.
Близка моя Голгофа: я выжимаю газ.
От Зевса и Адольфа, до скромника Жозе
приспешники Вервольфа филонят у шоссе.
Европа-потаскуха гарцует на сносях.
У грешников – непруха, у праведных – висяк.
Повсюду слышен ропот, и бык давно устал.
У станции Некрополь – чудесные места!
Влеком судьбой и мщеньем, аз – ангел во плоти, –
в морозное Крещенье по Скорбному Пути.
(23.01.2014)

Стих примечателен тем, что предварил собой целый веер моих с «дребеденью». Первое из коих («ремонтное», с Ташей) последовало спустя несколько дней после нашего с Ксюшей «препирания» и ровно за день до очередного («серийного») Бродского.

«Неприкаянный»

Операция «Карниз». Все обсчитаны размеры:
Сколько будет до балкона, сколько – до трубы.
Верх обсчитан, также – низ. Здесь нельзя на глаз и веру.
Надо строго по закону, без «абы-кабы».
Волоку домой комплект. Ташин выбор. Прибамбасы.
Штанги, кольца и заглушки. В общем – дребедень.
Препротивнейший субъект: всё б точил язык да лясы.
Мне цена – одна полушка в Валентинов день,
На который я забил. А «вчера» бомбили Дрезден.
Вот такая я заноза. Вот такое чмо!
Ну, за что меня любить?! Злой болтун, к тому же – бездарь.
Предпочёл пути в Каноссу я Дозор Ночной.
(14.02.2015)
PS: «Идти в Каноссу» – каяться. «Ночной Дозор» – альтернативный мир в духе Сергея Лукьяненко.

Ксюша это (с «дребеденью») точно не видела. Зато «видел» его я (автор).
Вероятно, потому и «ядовитый» Бродский долго ждать себя не заставил.

«Плотское под Бродского»

Я сижу у окна. Вытираю сопли.
За окном зима. За стеною вопли.
Кто-то Нинку бьёт, а быть может, любит.
Что с них взять? – Бабьё! У вороны в клюве,
Не рыбец, а хрен… Не понять, короче.
В храме, как в дыре, каждый что-то дрочит.
Я сижу, как лох. Не сказать, что плохо.
Сучка ловит блох на спине у лоха.
Напишу про то, напишу про это.
Входит конь в пальто в комнату поэта.
Без пилотки конь. Ну, никак не Гоголь.
– И откеда вонь? – Я пишу эклогу!
И пишу херню, на ворону глядя.
А взамен коню, входит новый дядя.
Мочится в грааль. Очевидно, Гитлер.
Брошу пастораль и открою литру.
Выпью в темноте с «дядей» пару кружек.
Входят всё не те. А кому я нужен?!
(15.02.2015)

Почему – Ксюше?! А потому что «Бродский»! Да и с кем ещё мне было таким поделиться!? На «Стихиру» не выставишь…
Только – подруге-Музе.
Следующего «пришествия» Иосифа на нашу «площадку» довелось ждать без малого год.
Сначала – в лирический запрос.

«Для Вас. Почти Бродский»

Это лучше, чем мучить пейзаж,
растворяя его в акварели.
Подымаясь на пятый этаж,
не дойдя, задохнуться у двери.
«Я люблю Вас…» – и сладкая боль
напоследок окатит волною
Море. Аттика. Скалы. Прибой…
Что-то давнее, что-то – родное.
(6.12.2015)
PS:
ОВ: Для меня написал:

Так люблю Вас, что нужно расстаться.
Это лучше, чем мучить пейзаж
силуэтами. Встреч наших стаж
позволяет уже удивляться
полумесяц, который растёт,
непонятно, какой уже год.

Я люблю Вас! И эта болезнь
не проходит, как осень и дождь,
но сказать: «всё сильней!» – тоже ложь.
Я устал Вами бредить и грезить –
вот поэтому лучше уйти,
расстоянье не сможет спасти.
……………………………….

«Я люблю Вас!» – не выплеснуть в море,
не распять и не сжечь на костре.
После ночи вдвоём, на заре
победителей нет и героев…
Правда, легче тому, кто любим,
только он постоянно один.

А уже на мой ДР ухнуло совсем в иную «музыку»

«Гнилая кровь»

Ну, время песен о любви, ты вновь
склоняешь сердце к тикающей лире,
и всё слышней в разноголосном клире
щебечет силлабическая кровь.
Из всех стихослагателей, со мной
столь грозно обращаешься ты с первым
и бьёшь календарём своим по нервам,
споласкивая лёгкие слюной.
Ну, время песен о любви, начнём
раскачивать венозные деревья
и возгонять дыхание по плевре,
как пламя в позвоночнике печном.
И сердце пусть из пурпурных глубин
на помощь воспалённому рассудку
– артерии пожарные враскрутку! –
возгонит свой густой гемоглобин.
 (И. Бродский)
----------------------------------------

Ну, а моя течёт, скворчит
силлабо, блин, тонически.
Я слаб. Огонь в моей печи
колеблется панически.
Чуть полыхнул и, вновь, погас.
А сердце лишь аукает.
И вусмерть загнанный Пегас
глядит на это с мукою.
(21.12.2015 (8.15))

А спустя несколько часов – и вовсе такое. В протяг…

Оконченный и чуть поправленный «Неоконченный отрывок» Иосифа Бродского (слегка с надрывом).

А кто, скажи, теперь не одинок?!
Когда весь мир – одна сплошная зона.
И чем поможет женская персона
Душе, в которой пусто, и темно?
Ложбинка лона, дивные холмы –
Коснёшься чуть и, вроде бы, приятно.
Влекут дриады и кружат наяды.
Бормочут что-то вещие волхвы.

Панически беснуется сатир.
Сдирает панталоны Коломбина.
Гемоглобин, накопленный в глубинах,
Скворчит и прорывается из дыр.
Точней из пор. А, впрочем, я соврал:
Штанцы девчонка всё-таки стирала.
Закрывшись в ванной, от любви сгорала.
А Панталоне нравился орал.
(21.12.2015)
PS:
Коломбина (итал. Colombina) – традиционный персонаж итальянской народной комедии масок – служанка (как правило, при старом дураке Панталоне), участвующая в развитии интриги, в разных сценариях также называемая Фантеской, Серветтой, Франческиной, Смеральдиной, Мирандолиной и т.д.

Неоконченный отрывок

………………………
Я одинок. Я сильно одинок.
Как смоква на холмах Генисарета.
В ночи не украшает табурета
ни юбка, ни подвязки, ни чулок.
Ища простой женоподобный холм,
зрачки мои в анархии бессонной
бушуют, как прожекторы над зоной,
от мужеских отталкиваясь форм.

Кто? Бог любви? Иль Вечность? Или Ад
тебя послал мне, время этих песен?
Но все равно твой календарь столь тесен,
что стрелки превосходят циферблат,
смыкаясь (начинается! не в срок!),
как в тесноте, где комкается платье,
в немыслимое тесное объятье,
чьи локти вылезают за порог.

II

Трубит зима над сумраком полей
в фанфары юго-западного ветра,
и снег на расстояньи километра
от рвущихся из грунта тополей
кружится недоверчиво, как рой
всех ангелов, над тем, кто не безгрешен,
исследуя полдюжины скворешен
в трубу, как аустерлицкий герой.

Отходят листья в путь всея земли,
и ветви торжествуют над пространством.
Но в мужестве, столь родственном с упрямством,
крах доблести. Скворчиные кремли,
вы брошены! и клювы разодрав –
крах доблести – без ядер, без патронов
срываются с вороньих бастионов
последние защитники стремглав.

Пора! И сонмы снежные – к земле.
Пора! И снег на кровлях, на обозах.
Пора! И вот на поле он, во мгле
на пнях, наполеоном на березах.
1964-1965, Норенская

Ну, да… Я – в «подвешенном» состоянии. Между «Московским» и «Черняховкой». Ксюша – где-то у себя. Наташка…
Наташка одарила меня одеялком!

«Одеялко»

Ёжик Волка одеялком
для сугреву одарил.
Нет подарка идеальней,
нет теплее и добрей.
И мороз теперь не страшен!
Можно дрыхнуть без носков.
Хорошо дружить с Наташей –
Даже если бестолков.
(22.12.2015)

Сразу после Новогодья Ксюше отложилось знаменитое (да-да-да!) «бродско-шевчуково-вожгурово».

«Юрий Иосифович Гуров»

Свинок купим морских. Слава Богу, хорька нам не надо.
С ним – одно беспокойство. Уж больно коварны хорьки.
Я коньячный галлон отдаю за глоток лимонада.
«Евроопт» отдаю за дощатые эти ларьки.
Желатин фонарей и бесплотные синие тени.
Чёрной сажей на реях повисли обрывки небес.
Сколько горьких потерь в дребедени пустых обретений!
Сколько серого пепла за пёстрым фасадом чудес.
Это наша зима в грязных лужах по пояс утопла.
Не жилец, не мертвец от окраины к центру бреду.
Воронёная сталь и ревущее бездною сопло,
Обороной щетинясь меня приучали к труду.
Слава Богу, чужой. Без кроваво-крикливых отечеств.
Я – осколок страны, унесённой в своё никуда.
Разлетаемся все накануне единственной встречи –
Той, что ляжет на плечи могильною глыбою льда.
(4.01.2016)

Такая вот «Бродскиана» (чуть ли – не «Бондиана») у нас нарисовалась…
И это – к началу 2016-го.
Впереди было ещё… Да хотя бы к её (Ксюши) занемоге: добрых 6 лет.
Стихи (ей) – шли. Пусть и пореже… А Бродский (до моего уже «больничья») свирганул только раз. Причём – «дурковато».

«Каждому – своё»

Валеры стих перекатав,
вперившись в мартовские иды,
до коих, впрочем, далеко,
я кончил.
У Вдовы Клико
оргазма нет. До панихиды
осталось…
Мыслей суета
томилась в банке из-под кофе.
Гай Юлий вышел на балкон
и долго писал в Рубикон –
ни сном, ни духом о Голгофе.

Он дни и годы не считал.
Но планы строил вплоть до лета.
Мне жаль его. Вина кометы
ему не пить. Феличита
Аль Бано тоже не услышать
и в Альпы не сходить на лыжах.
(25.01.2021)
PS:
Перекиды с Оксаной завершились её посылкой от Иосифа (то, что со Стариком)
НЕИЗВЕСТНЫЙ БРОДСКИЙ

В «Известиях» интервью с переводчиком Виктором Голышевым, другом Иосифа Бродского, а в приложении к нему – несколько стихотворных писем (одно из Ялты, остальные – уже из Америки). Вот последнее:

...Считаю для себя лафой
писать онегинской строфой.

Итак, со мною приключился
инфаркт. Но, честно говоря,
здесь явно виноваты числа:
13-е декабря
пришлось в тот раз на понедельник.
Пришлось надеть казённый тельник
и проваляться двадцать дней
в Сверхгороде в больничке. В ней
валяясь, прочитал я «Иды».
Что было в жилу: я сейчас
преподаю весь этот джаз.
Понравилось. Явились виды
(рабу галеры снится плеть)
Валеры* стих перепереть.

Старик, темнеет. Я кончаю.
Метель, и не видать ни зги.
Уже ни кофею, ни чаю
мои не оживить мозги.
Мне тех бы апельсинов в сетке
да душных мыслей о соседке
(досугов русских грызуна).
А если мёрзнуть – мёрзнуть на
Тишинской площади стоянке
с крестом аптечным наравне.
Взамен чего в моем окне
в машинах проезжают янки
и негры. И, в пандан печали,
трубу терзает Паркер Чарли.

Американский свет гася,
целую на ночь всех и вся.

Твой Иосиф1977

* Гая Валерия Катулла.

Чуть поторопился.
Аккурат перед своим занепадом я сочинил крепкий стих. К ДР хворающей Музы. «Сумасбродское»… Пусть и отослал его (вырвавшись на часок домой) только 26-го. Июня…

«Чуть сумасбродское»

О.В.

Как Ваши клумбы?! А иже – рассветы-закаты?
Лето играет без удержу и оговорок.
Чай, по Двине ходят плавно галеры-фрегаты.
И Росинанты съезжают без рыцарей с горок.
Рыцари слепы. Нездешней Любовью питаясь,
Бредят они, о тревогах земных забывая.
Ну, а земная… Увы, и любовь – не святая.
Прёт напролом, как атака врага лобовая.
Если уступишь, сожрёт до последней задвижки.
Чуть увернёшься, оставит тебя идиотом…
Лето играет… У баньки взопрели дровишки.
Снова осёдлан под горкой ишак Дон Кихотом.
Дождик прошёл. Освежая воздухи и клумбы.
Небо Ла-Манчи с Венецией вовсе несхоже.
Курс на зюйд-вест. На компасе оскалились румбы.
И побежали, как раньше, мурашки по коже.
(14.06.2022)

Что у нас было ещё?!
С кем (из классиков) – кроме «как» – успели замутить?! С Пастернаком и, по мелочам, с Мандельштамом-Северяниным.
Да. «Обещался» (мною) – ДемидОв. Ну, и что-то (по «теме») – обручное.
Ксюша и Саша.
Не знаю (толком), что там (между ними) где-то как-то имелось в реале. Но в нашем кругу (В. Н. и две его Музы) «тема» эта звучала. А и обыгрывалась.
По-настоящему она взыграла под ДР Борисовича к концу 2018 года. Ксюша (кроме всего прочего) ведала нашей «кафедральной настенностью». К разного рода датам и пр.
Чтобы нечто подобное завязывалось под юбилей АБД в 2014-м, не упомню. Мабыть, просто та «настенка» была в иных руках (хотя бы – Е. К.). А тут (под Сашины рядовые 64) Оксану просто вздыбило. В связи с чем и началась усиленная «артподготовка».
Уже 5 лет минуло. А – как сейчас! Так оно загорелось, ну, и меня наша «редакторша» запрягла-припахала. Зато и сама «атрымала»!
За весь текущий год (2018) я отозвался ей лишь раз, да и то невнятно. Но тут…
Выход на «современные танцы» с ватным тараканом в ухе (25.11) пришёлся как раз посерёдке «демидовского переполоха».
Попробуем воспроизвести хронику событий в её «стихотворном отражении».

«Про любовь»

Ксюша любит Сашу.
Любит горячо.
Выгорев до сажи,
Лавою течёт
Love you…
– днём ли, ночью
Думает о нём.
В снах по многоточью
Змейкою-огнём
К Саше ускользает.
Ластится и льнёт.
В губы лобызает
Горькая, как мёд.
(14.11.2018)
PS:
Ксюше (ОВ) на её реплику-вопрошание (по почте): «А кого люблю я?!». В контексте её «приставания» по поводу «любви» Саши Демидова к конкретным философам.

«Про нелюбовь»

Мне услышанным быть хотелось –
Отмолчал свою песню лось.
Не поющему мне запелось,
Как непьющему запилось.
Как следы от губной помады,
Синяки от концертных битв.
Не любите меня, не надо,
Не к столу вам меня любить
(Л. Семаков)
------------------------------------------

Камю, конечно, нобельман.
Любовь померил магией.
А у меня в глазу бельмо
и нос, как у Пиноккио.
Такую тварь любить нельзя.
И в жизнь не переделаешь.
Помру –
в паноптикум-музей
отправят огалтелого.
(15.11.2018)
ОВ:
«Ксюша любит Сашу, а Саша любит Камю, который написал: Если бы те, кого мы полюбили, могли знать нас до встречи с ними... они могли бы осознать, что они сделали из нас».

И это была только разминка.

«Набросок. Сани… Сане…»

Зима. Размашистые сани.
В прозрачной стыни пар коней.
Тиран в божественном дизайне.
Проклятый город…
Фальконе,
природу страстную, немую
в роскошный мрамор воплотив,
алкал над девушкой-Зимою.
Кроил расколотый потир.
Цветы, прикрытые от хлада.
Заказ покойной Помпадур.
В рокайлях-камушках Эллада
в екатерининском саду.
Проклятый город. Злая вьюга.
Тиран на вздыбленном коне.
И вдруг – цветы…
Дыханье юга.
Зима Этьена Фальконе.

Простите, Саша, если Питер
закляли лишку невзначай.
Кому – тоска. Кому – обитель.
Кому-то повод развенчать
былых героев и кумиры.
Одно нетленно
– Красота!
Её не выразишь в ампирах.
Не спрячешь в царственных садах.
Её дыхание повсюду.
В обход таможенных границ.
В эскизах крошечных этюдов.
В шуршанье ласковом страниц
любимых книг и фолиантов.
В суровом небе декабрей.
Незримой нитью Ариадна
низводит к смертным Эмпирей.
(20.11.2018)
PS:
О.В.:
«Идея для Саши: аллегория Зимы – скульптура Фальконе «Зима») не дед, не Санта, не мальчик, не с-пальчик, а женщина, молодая, почти богиня)) если вдохновит, черканите пару строк) В этот раз (в этом году) я надумала концепцию философии времени года (осени, зимы и т. д.), с Вами веселее)».

Подлинным шедевром мастера явилась статуя «Зима», о которой восторженно отозвался друг скульптора Дени Дидро, не раз повторявший, что ценит в творчестве Фальконе прежде всего верность природе. Облик сидящей девушки, олицетворяющей зиму и прикрывающей плавно спадающими складками одеяния, как снежным покровом, цветы у ног, полон тихой мечтательной грусти. А иллюзией зимы являются знаки зодиака, изображенные по сторонам постамента, и чаша у её ног, расколовшаяся от замерзшей воды. «Это, может быть, самая лучшая вещь, какую я мог сделать, и я смею думать, что она хороша», – писал Фальконе.
Фальконе начал работу над статуей «Зима» в 1763 г., выполняя заказ маркизы Помпадур, фаворитки Людовика XV, которая была его первой покровительницей. Смерть маркизы в следующем году остановила работу над скульптурой. После окончания переговоров о приезде в Россию для выполнения памятника Петру I, незаконченная работа была приобретена Екатериной II и в 1766 г. отправлена в Петербург, где Фальконе ее завершил.
Всю жизнь Фальконе мечтал о создании монументального произведения, – воплотить эту мечту ему удалось в России. По совету Дидро императрица Екатерина II поручила скульптору создание конного памятника Петру I. Эскиз из воска был сделан ещё в Париже, после приезда мастера в Россию в 1766 началась работа над гипсовой моделью в величину статуи.
Отказавшись от аллегорического решения, предложенного ему в окружении Екатерины II, Фальконе решил представить самого царя как «созидателя, законодателя и благодетеля своей страны», который «простирает десницу над объезжаемой им страной». Голову статуи он поручил моделировать своей ученице Мари Анн Колло, но впоследствии, по-видимому, внес свои коррективы в образ, пытаясь выразить в лице Петра сочетание мысли и силы. В статуе царя, усмиряющего коня, великолепно передано единство движения и покоя; особое величие монументу придают царственно гордая посадка Петра, повелительный жест руки, поворот вскинутой головы в лавровом венке, олицетворяющие сопротивление стихии и утверждение державной воли. Возвышаясь на постаменте из цельного камня в виде волны, памятник выразительным силуэтом вырисовывается на фоне перспективы Петербурга. Выбитая на пьедестале лаконичная надпись «Petro primo Catharina secunda» («Петру Первому Екатерина Вторая») сделана по предложению Фальконе с незначительной редакцией самой Екатерины, изначально надпись выглядела как «Петру Первому от Екатерины Второй». Отделку бронзы после отливки (которую делал пушечным Емельян Хайлов) в 1775 Фальконе выполнял сам. Покинув Россию в 1778 до установки монумента (торжественное открытие памятника было приурочено к двадцатилетию царствования Екатерины II 7 августа 1782 года), Фальконе уехал в Голландию и в 1781 вернулся во Францию. Последние 10 лет жизни, разбитый параличом, он не мог работать и творить.
Преклоняясь перед античным искусством, мастер, однако, никогда не воспринимал его как холодный и безжизненный канон. «Только природу, живую, одухотворенную, страстную должен воплощать скульптор в мраморе, в бронзе или в камне», – эти слова всегда были девизом Фальконе.

Вместо «пары строк» я, погрузившись в предмет, ахнул, если не шедевр, то весьма достойное цельное произведение. А-ля классИк.
Не понравиться вовсе такое, конечно, не могло. Скорее, вышло наоборот.
Ошарашенная столь эпическим полотном заботница предложила наваять к монументу подпорок попроще. Уже не столь блистательных.

«Ксюшины заботы»

Что Сашуле подарить? –
Пиво? Чаю? Кофе?!
К пиву – чашку. В чашке – фри.
Жареный картофель.
К чаю – пряник заварной.
С цедрою и мёдом.
Кофий…
               – Гранулы?
                Зерно?
Лишь бы не с помётом.
Но попробуй угодить
нашему Сашуле!
Он аскет и эрудит.
Все дела в ажуре.
Не нужны ему в презент
кофе и присмаки.
Чай не пьёт, но курит «кент».
Ныне, присно, паки.
А подарим портсигар!
С челюстью минздрава.
Чтобы надписью сверкал:
«Курево – Отрава!».
(21-22.11.2018)

«Опус третий. В двенадцать строк»

Зима!..
Философ, торжествуя,
воспел шедевр Фальконе.
И чуть небрежно форд паркуя,
затосковал по старине.
О том, как барышни гадали,
звезду падучую блюдя.
Пока мужья – простим детали! –
погрязли по уши в ****ях.
Природы верные приметы.
На всё про всё – колода карт.
Сыпучий хвост шальной кометы.
И Бог, упрятанный в ломбард.
(22.11.2018)
PS:
Ксюша требует короче. 4 строки. В крайнем случае – 8. Если из этого изъять середину (про ****ей), аккурат 8 и получится.
Зараз сварганим о четырёх…

Продолжаю в том же выдержанном, монументально-эмалевом стиле.

«Опус четвёртый. Пока – о восьми (строках)…»

Зима!.. Дебелая матрона?!
Лапландский выморочный Дед?
А нам сподобила фортуна
Этьена милый раритет.
Нежна. Рачительна. Участна.
В ней в меру чувства и ума.
В снегах и в мраморе – прекрасна:
её воздушество, Зима!
(22.11.2018)

«Опус пятый. Заказ маркизы»

В одну строфу: мороз, метели…
Давай, заглянем в Эрмитаж.
Какое тело у модели!
Какой достойный авантаж!

Заказ маркизы. Чья-то тема.
Зима кудесника Этьена.
(22.11.2018)
PS:
К чему? – Посыл отменно важен.
Рожденья день. Допустим: Сашин!

И, собственно, в завершение «темы» («Ксюша Сашу любит… Подарок»):

Я тут (вчера утром, «в экстазе творчества») поделился «темой» со своей новой подругой Валей Щугоревой. Ну, и она, по-женски, «сварьировала»):

«Девицы (дЕвицы-красавицы) даже меня заставили влезть в шкуру поздравителя... Вот между кастрюльками сочинила (сырое ещё, доваривать некогда) моё «ау» на ваши муки....

Испей целительной водицы
и разгони тоску – печаль.
Вот угораздило ж родиться
В такую стынь! Мне, право, жаль,

что Вас, философ, не согреет
моё земное чувство... Зря –
здесь всё понятней и острее
в живых объятьях декабря, (или ноября?)

чем в дебрях Гегеля и Канта,
куда добраться не смогу...

И вот... фиалкою Монмартра
лежу на витебском снегу.... (да хоть на питерском... без разницы...)»

В завершение затянувшейся пиесы (под злополучного «ватного таракана») случилось уже приведенное «Овцы, мухи, чьи-то днюхи…». С фамильной чашкой и котом-баюном.
То ли по инерции, то ли в знак благодарности Ксюша, вскоре наградила особым вниманием уже мою Днюху, придумав забавную «открытку».
За сим продолжилась и наша забава. Велеречивая, но не без известного изящества.

«Француженке, упражняющейся в английском»

Не Веневитинов!
Иной вития
любезен сердцу моему.
Но стих – хорош. И посему
благодарение примите.
Я слышал, некто Леонид,
Вам помощь оказал при этом.
Мы оба – якобы поэты,
достойные своих планид.
При случае, ему поклон
передавайте от собрата.
Презренны злато и бабло.
Участие – всему отрада.
(21.12.2018)
PS:
Ксюша прислала «адрес». С английским текстом:
VOLF NIKITIN I wish you a Happy Birthday and many happy returns of the day!
В.Н.: Thank you my humble friend!
О.В.: О каком Леониде речь?
В.Н.: Гм... Я про Лёшу. У нас, когда-то, Гащенко звали то Лёшей, то Лёней ))
Леонид – мужественней звучит. Царь Леонид!
О.В.: Там слева Волк ещё стоит ))
В.Н.: Блин! Я и не разглядел

«Француженке. PS»

А Волка я и не приметил!
Мартышка, к старости, того…
В минуты лёгких интермедий,
вкушая приторный кагор,
я подзабыл о первой сути.
Своей.
И Омену не внял.
А он палил из всех орудий
в такого жалкого меня…
Камены!
Отблески знамений.
Глаголы каторжных времён.
Даймона вычурного гений
скорее вздорен, чем умён.
Мы все, под басни засыпая,
назвав ворону соловьём,
от века преданы забаве –
Но страшен бездны окоём!
(22.12.2018)

Куда – теперь?!
Текстов, отложенных в Сборник Оксаны, с одной стороны, предостаточно (пусть и существенно меньше Ташиного), с другой – я вовсе не намеревался задействовать их здесь в полном объёме.
Просто, в процессе очередной сборки можно подметить что-то новое (вспомнив забытое старое), провести какую-то деконструкцию-реконструкцию (не обязательно текста).
А самую сборку можно вершить по-разному. Время, тема, образ… Перемена в отношении (к «предмету» – и к образу, и к тексту…, к себе…), в настроении (диспозиция). Перекомпоновка…
Пока – так. Даже без чёткого структурирования.
146. В Сборнике. Том. Просто «Оксана». В хронологию.
С просевом в тех двух подборках (родителям). «Какая музыка была! Какая музыка играла…» и «Фантазия пожилого таксиста».
Что-то осталось «за кадром».
Темы, темы…
Жменьку просто удачных (без лишних «задирок») из тех, которых здесь пока не коснулся?! Тех, что по нраву (ей? мне?). Знаковых?!
«Жорж Санд»… Гммм…
Феминистское. С музыкой (Шопен). Француженка! «Мальчишки»…
Странно… Ковалось-то оно не прямо (?) Ксюше. А вышло…
Прочитал ей (не на балконе ли у Зои Ивановны?!). Понравилось! Подарил…

Сигарою дымя, желаешь доказать
себе и всем вокруг, что ты – не только мать
иль чья-то там жена. Тем более – раба.
Почти мужской костюм. Подчёркнуто груба.
Ещё не брошен клич о равенстве полов.
Но взбалмошный Париж к нему уже готов.
У баронессы – свой на эту тему взгляд.
Ей хочется любить. Она – не просто б...
Она – царица муз. Давно забыт Дюпен.
И Франция – у ног. У ног «эмансипе».
Очередной роман – с мальчишкою. При всех!
От ревности взбешён красавец де Мюссе.
Чуть морщится Сент-Бёв. Но то была игра.
А в жизнь всерьёз вошёл романтик-эмигрант.
Блистательный поляк. Так хрупок и раним!
Зачем он был тебе?! – Любовник – херувим.
Есть слава. Есть успех. А этот эпатаж…
Скандалов длинный шлейф: Где Морис и Соланж,
Мужья и прочий сброд, брючата, дым сигар –
Всего лишь хорошо рассчитанный пиар.
(1.04.2012)

Французское между нами ещё позванивало… Но мы, здесь (конкретно) – о «знаковом».
Тогда и без «Романа о девочках» не обойтись. Уже не помню, как он зашёл Ксюше, но я в него вложился. И родителям мы его (как и ЖС) не предъявляли. По понятным причинам…

«О девочках (почти роман)»

Летом – свЕтло без огня,
Летом – ходишь ходко.
У кого увёл коня,
У кого красотку.
– Эх, и врёт, кто нам поёт
Спать с тобою розно!
Милый мальчик, будет поздно,
Наша молодость пройдёт!
Не взыщи, шальная кровь,
Молодое тело!
Я про бедную любовь
Спела – как сумела!
Будет день – под образа
Ледяная – ляжу.
– Кто тогда тебе расскажет
Правду, мальчику, в глаза?
(М. Цветаева)

Мечтала девочка… – О чём?
– Гадать не стану. Посвящён
я лишь в одно пока Оксаной.
Владеть, как будто, рестораном
она не против. Да деньжат
под это дело не хватает.
Сия легенда не свежа.
Какая блажь ещё витает
в головке славной – то видней
подругам лучшим и родне.
Увы! Я – праздный наблюдатель.
К тому же обошёл Создатель
меня талантом постигать
чужие тайны. Но при этом
я корчу из себя поэта,
кривляясь в жизни и стихах.

Вилась верёвочка, вилась…
И так – она звалась Оксана.
Хотя звучит, пожалуй, странно.
– Не имя, а, скорей: «звалась».
Всё было несколько иначе.
Замнём для ясности. Коль начат
сегодня этот разговор,
о красоте пора замолвить.
Как там, у Саши, – про сестёр –
про Таню с Олей. – Слабый пол ведь
от Бога ею наделён.
И пусть не так тот пол умён, –
что, впрочем, также – лишь легенда –
но с красоты веками ренту
снимают дамочки. Зане
клюют на оную мужчины.
И не один нашёл кончину
от женских чар. Признаюсь, мне
когда-то самому досталось.
И не дано нам разгадать:
где в них любовь, где только шалость.
Коварство, страсть... Мы, господа,
не так сильны, как-то казалось…

Так вот. Во-первых, нашу Ксюшу
сестрёнкой Бог не одарил.
Затем – держу на спор пари
и заложу, не то, чтоб душу,
но свой очередной аванс,
а вместе с ним ещё и дачу
(на ней один бурьян тем паче) –
и экстерьер, и провенанс
пусть и не высшего разряда,
а героиня всё ж мила.
Короче, девочка – что надо.
И для семьи родной была
она уж точно не чужая.
Я сделал паузу, решая,
что здесь о ней ещё сказать.
Для верности протёр глаза.
Да в этот миг открылась дверь.
Явилась! «На ловца – и зверь» –
я брякнул. – Вот ведь – молодец!
И получил в ответ: «Ловец –
какой ты!?». Поделом, однако!
А кто на сене не собака,
попробуй в жизни разберись.
У каждого – своя корысть
и к телу близкая рубаха.

Поговорили: о делах,
о пустяках и прочей дряни.
Остановились на стихах.
На женских, кстати! Я – об Ане,
которую на днях читал,
припомнил. А она – о Вере.
О Павловой. Я не намерен
их сравнивать: кому чета
и кто… Хотя Оксана, всё же,
на Верочку весьма похожа.
– «Не тронь меня! Вали домой.
Я – не своя. А ты – не мой…»
Но – главное, чтоб тело, тело!
Звенело песней и летело –
И где у женщины душа,
что ищет боли пуще ласки.
Пугая жизнью и смеша,
cрывая платья, кожу, маски –
Расскажут женские стихи,
растущие, стыда не зная.
Как рана рваная, сквозная.
И нет средь них совсем плохих,
поскольку боль не показная.
В подъезде, в бане, под забором…
А в детстве Вера пела с хором
церковным. Господи! Дела
Твои чудны. Ну, а тела…
Поют, звенят – душе укором.
(12-13.06.2012)

Почему (здесь) – Павлова (Вера)?! А не, допустим – Полозкова?
Значит (скорее всего) касались конкретно.
А «Аня» – «Лапушка». Сугубо мои пиитские «увлечения» по достихирным ещё годам. Даже в «почту» один раз перекинулись. Из Армении!
Что-то я расщедрился. К «знаковым». Эти два – всего лишь третье и четвёртое по общему Сборнику. А «зарекался» то – про Жменьку…
Надо бы – ответственней! И, главное – сосредоточиться.
Вот, например. Знаковое! По мне… Но – слишком бойкое (задиристое). Игровое (скорее так, чем «игривое»). А ведь «обещал»…

«Народно-зимние мотивы. Наш ответ Чемберлену»

Чай, хотите чаю?
– Говорит она.
Я ей отвечаю:
– А пошла б ты на…
На крутые горки
Нынче вечерком.
Я ж займусь уборкой
В домике своём.
Переставлю книжки,
С полок пыль смахну.
Подвинчу задвижки
К старому окну.
Загляну в сарайчик –
Покормлю козу.
Я давно не мальчик:
Сам себя везу.
Сам себя гуляю.
Побоку – печаль.
«Чай, хотите чаю…» –
Да дался мне чай!
Я с тобой, Маруша,
встречи не ищу.
И вали-ка лучше
К своему хлыщу.
Пейте там хоть кофе,
Хоть двойной бурбон.
Мне всё это – пофиг.
Оба: ты и он.
Не шучу – зарёкся.
Баста! Всё сказал.
Впрочем, я увлёкся…
Ты, прости, коза!
Это я – не Машке:
Ей – чего прощать?!
Заварила кашу.
Завела хлыща!
Вот и разбирайся
С шашнями сама.
Я ж запру сарай свой.
Жизнь, она – тюрьма…
Протоплю-ка баньку.
После погрущу.
Поревную Маньку
к этому хлыщу.
(4.02. 2014)

Нам бы (сюда) – лирику…
Вот. Наконец! Француженке. И – в Музыку. В Песню…
Не исключаю, что, как и ЖС – в дар.

«Эдит Пиаф»

Эдит Джованна Гассион.
Воробушек! Пиаф…
Бордель – твой первый пансион,
А улица – пиар.
Театр парижских площадей.
Актёра горький хлеб.
Кто – со щитом, кто – на щите.
А кто – и на игле.
Снимает, как рукою, боль.
И снова в море лжи
Ты веришь в девочку-любовь.
И розовеет жизнь.
И долетит в Нью-Йорк Сердан,
И не умрёт Марсель.
Нагрузки выдержит кардан
На скоростном шоссе.
И фея-музыка влечёт.
И с нею в унисон,
Ты, не жалея ни о чём,
Свой допоёшь шансон
(13.03.2014)

А это (миниатюра-зарисовка) – точно нравилось ей. С натуры!
Бывало… Влетает (на кафедру). Вся – такая! Платьице (класс!). Глазища! – Ну, как я!?!
Или, наоборот, заходишь (на кафедру). А там… И – снова по тексту.

Рот раскрыв, я пялюсь тупо.
Вы меня вогнали в стресс
А скорее, в полный ступор.
– Восхитительное Dress!
Сногсшибательно потрясно.
Элегантно. Без причуд –
Ксюша! Вы и так прекрасны.
Но сегодня – чересчур.
(5.06.2014)

Лирически-философическое. Её! В ответ на реплику.

«Женщину думать не надо…»

Женщину думать не надо.
Женщину надо чувствовать.
В бездну стекая диадой,
Тает мелодия грустная.
Всем существом, всей крепостью
Терпкость её вбирая,
Звёздами высветлишь ретростих
На перекрёстках рая.
(12.11.2015)
ОВ: Женщину надо чувствовать, а не думать.

Снова – к Dress. Восхительное! Ксюше – в кайф. Пусть и занадта под Лотарева. Зато – не без Шопена…

«Вы такая…»

Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил её паж.
Было всё очень просто, было всё очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней пробыла госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
(И. Северянин)
------------------------------------------------

В шумном платье муаровом,
цвета ночи, в нуар –
восхищённо-вульгарная,
воплощённый пиар.
Не царица Тамара Вы,
да и я ведь не шах.
Чёрным платьем муаровым
распаляете жар.
Вы – гризетка эстетная!
Я – гороховый шут.
Мы б могли и без этого,
но сегодня прошу:
не свидания скорого –
я для подвигов стар –
мне бы в платье муаровом
утопить свой восторг.
Не гожусь ни в любовники,
ни в друзья, ни в пажи.
Вы мне просто напомнили
юных лет миражи.
(3.04.2016)

В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево...
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена –
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.
Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная...
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено...
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом –
Вы такая эстетная, Вы такая изящная...
Но кого же в любовники? и найдётся ли пара Вам?
Ножки плэдом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику, в макинтоше резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым –
Шумным платьем муаровым, шумным платьем муаровым!..
(И. Северянин. Кэнзели)

Жменька… Для «жменьки» – як быццам i досыць. Из тех, что до…
Разве ещё – в Музыку?!

«Кватромано»

Перуанский вальсок. «Quiero ser tu sombra».
Я уйду, не прощаясь, но останется тень.
И с тобою она будет снова и снова
Танцевать неустанно при свечах в темноте.
Будет руки твои целовать, не стесняясь.
И кружить под наивный и чуткий аккорд.
Я уйду навсегда. Я смешаюсь с тенями.
Растворюсь в неуёмном гитарном арго.
(27.01.2021)
PS:
На Ксюшин заброс…

В слове теня;ми, творительный падеж, множественное число слова тень (в обычном знач.), ударение следует ставить на слог с буквой Я. В слове те;нями, творительный падеж, множественное число слова тень (призрак, привидение), ударение должно быть поставлено на слог с буквой Е.

«Густав Малер. Девятая. Часть третья»

Моё имя – Пыль. Моё семя –  Сор.
Осень ткёт узор. Ворошит халтуру.
Ля-бемоль минор… Нитью в ре-мажор
заплетает век винтажей фактуру.
Партитуру прочь! Ноты – мреть и ржа.
Время лжёт с ножа. Время пятки лижет.
Но ещё кружит над гнездом душа,
под ку-ку-прощай проституткой рыжей.
(17(-19).10.2021)
PS:
Осень
Пришла здесь и сейчас
В моей земле осень
Я не могу поднять глаз
Одним – курить ладан
Другим – вдыхать чёрный дым
Время жечь деньги
Время умирать молодым
Время лгать, глядя в глаза
Время ненужных под нож
Нас уже не догонишь
И нас уже не вернёшь
Ноябрь, научи меня
В кромешной тьме видеть свет
Научи оправданиям твоим
Которых нет
Научи, как воздать тебе
За счастливую быль
Мне нечего сказать тебе
Я никто, моё имя – Пыль
Моё имя – Пыль
Ты не знаешь меня
Моё имя – Пыль
(Б.Г.)

А то и в Моргенштерна…

Тема… А какие там ещё «темы»?!
Шуты. День Рождения. Не только её! Можно – «двоечку» и в моё. Кроме того – что с «витиеватой открыткой».

«Фокстрот-ответка»

Я – Гарри Фокс в облатке Сукачёва.
Он тоже Гарик. Тоже как-то сукин сын.
В его стихах обилие речёвок.
В моих шагах обрублены концы.
Квикстеп не вальс. У нас другие счёты.
Иные такты, выкрутасы и углы.
Пиано прочь. Выходим на крещендо.
Отбросы общества. Пройдохи и раклы.
Твой педикюр отчаянно зелёный.
Ты хороша и я по-прежнему не плох.
Мы оба – словно провод оголённый.
В пасхальном тортике пистон-чертополох.
(22.12.2020)
PS: На «Вiншаванку» от Ксюши (Оксаны!), под аккомпанемент Г.С. («Прощай, мой друг!»)

Подарю Вам фокстрот.
Лёгкий шаг без изъяна –
мах-перо
поворот
через век-декадент –
Развернёт эпизод
От форте до пиано
от пиано –
маркато –
al niente.
Ксения В.

«Дар богов»

Нет износа парусине.
Да не гожа для красы.
Муза ищет в магазине
разноцветные трусы.
Круче, чем у Челентано.
В масть протеста баловство.
Чтобы пело и летало
в них Поэта естество.
Облачившись в дар Баала,
в сладкозвучии сирен,
станет он героем бала,
а она – Софи Лорен.
Только – чур. Не надо драмы!
Обойдёмся без смертей.
А трусы не знают равных.
Челентановых крутей.
(23.12.2020)

«Оголённый провод» аукнулся (сам по себе) в «Пеларгоническом». Последнем прижизненном. Как бы и не прямо – Ксюше. Но под конец нашего (опять-таки – последнего общения по почте. Вокруг «школьного – Ване».
Потому и включил в «дадатак», вручённый Андреевичам в наш «субботник» (18.11)

«Пеларгоническое»

Когда весна придёт, не знаю.
Про то скучает старый клён.
А вы давно уже не с нами.
Тот клён, как провод, оголён.
И пусть мы в прах устали сами,
И гаснет огнище в домах.
Нарвёт в букет ударник Саня
Пеларгонических ромах.
Училке в классе их подарит.
Гордячка ахнет, но возьмёт.
А он сыграет на гитаре
Душой исполненный полёт.
Урок былой литературы.
Страницы ветхого кино.
В них ворох искренней халтуры…
Давным-давно, давным-давно…
(23.03.2023)

Знаки, знаки, знаки… Знаки, конечно, были.
Между нами – Звёздами. «Медвежье». Триптих…

(1) «Большая Медведица»

А мне в небесах не хватает…
Чего? – До конца не пойму.
О, Господи! Я не святая!
Хочу, как в Сибири зиму.
С ядрёным февральским морозцем.
С берлогой в таёжном углу,
Где можно с медведем бороться,
Купаясь по горло в снегу.
И нянчить потом на коленях
Сопливых своих медвежат,
От счастья звериного млея,
В любовном экстазе дрожа.
(6.02.2016 (19.00))

(2) «Малая Медведица»

За гремучую доблесть грядущих веков,
;За высокое племя людей, –
Я лишился и чаши на пире отцов,
;И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
;Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
;Жаркой шубы сибирских степей…
(О. Мандельштам)
---------------------------------

Зачерпну я своим ковшом
Глубину первобытных рек
И на зависть сестре Большой
Совершу непристойный грех.
Отряхну мириады лет,
Упаду с высоты небес
И, нащупав звериный след,
Отыщу заповедный лес.
Обернусь с головой в меха,
Как опальный смешной поэт.
От величия до греха
Расстояния вовсе нет.
(7.02.2016)

(3) «Наущение Старца»

В небесах торжественно и чудно,
И в душе, природе супротив,
С Кантом соглашается подспудно
Вложенный в неё императив.
От Христа, а может, от Сенеки –
В собственном и прочая лице, –
Пробуждает совесть в человеке,
И из средства обращает в цель.
Не читайте, девицы, Задеку!
Медведей не слухайте чужих,
Выставляя разум на потеху
Ради лап и прочая больших.
(7.02.2016)
PS:
ОВ (К «Большой Медведице»): Умеете Вы попасть. Интересно, про медведя сами придумали или Кто подсказал?
Я этот стих забираю себе. Он про меня. Как хотите.
Я одному мужчине недавно написала: Хочу встретить большого Медведя с бо-ольшими лапами, но только чтоб не задавил.

В «Евгении Онегине» Татьяна Ларина читает сонник Мартына Задеки, получивший распространение в начале XIX века.

С «убойным» (жёстким) продолжением месяц спустя.

«В Витебск. Медвежье»

На неделю Пёструю
кушал пищу острую.
Жирную, скоромную.
Злые водки пил.
Путал звёзды с люстрами,
мылся в бане с монстрами,
и тебя – нескромную –
крепко плёткой бил.
И любил, однако ведь!
Плакал, аки тот медведь.
Сам побои свежие
вкрадчиво лизал.
А потом зарёкся впредь
водки пить, ломать комедь,
и уполз в медвежьи
мрачные леса.
(7.03.2016)

И – в конце августа того же года.

«Ксюшины бдения»

Сколько звёзд на небе в этом Августе…
Охренеть!
                Над банею моей
Ковш Большой…
                Подавитесь от зависти! –
шлёт приветы: «Мы
                – одних кровей!».
Я теперь сижу и думу думаю.
То ли к звёздам дунуть, то ли в лес.
Отмываю в бане всё угрюмое.
Вот попарюсь –
                будет шик да блеск.
Эй! Родня!
                Плесни-ка мне из Ковшика.
Бархатной, небесной окати.
Да гляди, легонечко!
                Без обжига.
Ой!
        Щекотно.
                Малость погоди…
(27.08.2016)
PS:
В соавторстве с О.В.

«Сколько звезд на небе в этом августе…Охренеть! а над баней моей – Большая Медведица – весь месяц шлёт мне приветы…».

Шуты… Шуты были далеко не каждый год.
Моё самое романтичное (им) не нравилось Ксюше одной, как ей казалось, принижающей характеристикой. Даже – словом. На то она и филолог.

Вдали от шума городского,
от пошлых дрязг и суеты
времён эпических осколок
с весёлым именем Шуты
выносит улочек отрожье
на берег Западной Двины
и взглядом острым, настороженным
косит с высокой стороны.
Посёлок дачного пошиба,
приют безвестных мастеров,
он миру званий и нашивок
предпочитает пастораль.
В лугах роскошных сенокосье,
лягушек слаженный хорал…
«Осколок прошлого» коррозию
с души лохмотьями сдирал.
(21.06.2016)
PS:
Себе, под это, я накидал картины Томаса Кинкейда.

Юморное (следующее). С подколкой.

«По следам…Под укладку ламината»

Эней у Лог. Дидона Мопассана.
Запарка в зоопарке и окрест.
Грустит в Шутах кудесница Оксана –
под кустиком. Однёшенька, как перст.
Ну, разве токмо утки гоготали.
Ей снится сон. Иванушка-стервец.
И жёсткий эрос. Опусы Батая
вечор читала. Да Святой отец
отмашку дал. Мол, оное негоже
для мэтра политических наук.
И Мокошь эту прочь гони из ложа…
Отец сказал.
И падает из рук
охального философа книжонка.
И зрит Оксана маковки церквей.
Однёшенька… Была бы чья-то жонка,
гнушалась бы достойного стервей.
Так ить Господь «цепями» не сподобил.
Хошь волком вой. Хошь вовсе укокошь!
Литва – не Кордоба. Ей ближе чад «мордовий»
И Саша Пушкин под сурдинку вхож
куда скорей, чем сумеречный Лорка.
Однако ж в школах был читаем Ги.
Шали, Коко… Не хилая подборка!
Марокки морок давит на мозги.
Однёшенька… Кусточек. Те же утки.
И благовест всё гуще и садней.
Простая драма. Дрёмы институтки.
Джон Донн. Дидона. Шелест скучных дней.
И лет.
Они летят неугомонно.
Верёвочка. Базарный Годервиль.
Горчит бокал с настойкою лимонной.
Эней. Шуты. Посконный водевиль.
(10.06.2017)
PS:
«Эней у Лог…» – это о стихе Лены Лог «По следам Энеиды. В Кумах»:
Эней пошёл к покойному отцу
Один? Ну, нет, они вдвоём с Сивиллой
Меня в Аид, клянусь, не втащишь силой
Как только жизнь приблизится к концу
Плутону в жертву принесу козла
Пусть не забудет обо мне в запарке
Когда Судьбу решать возьмутся Парки
Чтоб Клото нить добавочно сплела…
……………………………………
В раю – блаженство, а на воле – лучше
Ну, у Орфея, там особый случай
Хотя чего уж – померла жена
И надо убиваться так по ней
Подумаешь, какое это горе
Красивых баб как галок на заборе
Иные сами липнут что репей
Кто там с мечом? Так это наш Эней!
Ставь паруса, и правь кормило в море!

Дальше (в моём) – из Ипполита Фёдоровича Богдановича, пиита аж XVIII века

«Посконный водевиль», вестимо, перекликнулся с «дачным пошибом» из предыдущего.
Некоторую фривольность заглаживал неделю спустя (в канун уже её ДР). Опять-таки – с отсылкой к литературе. И даже – снова к «Ги». Из коего (как и из Лорки) в «водевиле» было насыпано изрядно.

О.В.

У Чехова и Ги де Мопассана
достойные отыщутся слова.
А ты и в благоглупостях права.
И к имени рифмуется: «Осанна!».
У ног твоих – не ветреный Париж,
а скромный, но вполне надёжный Витебск,
в обителях которого царишь –
на «подданных» и прочих не в обиде.
(14.06.2017)

А без шутовского (шутейного) о Шутах нельзя. Пусть «Шутейная быль» (2022) шла уже в грусть…

«Шутовское»

О.В.

А у нас – то По, то Рерихи.
Снеги Неги, вашу Мать!
Эзотерки-эзотерихи.
В смерти надо выживать.
Выжимать себя по капельке.
Кали-юга. Жуткий век.
На калигах – слёзы Авеля *.
Ревность Каина на всех.
А в Шутах, считай, идиллия.
Обнажений «модильян».
Там шагалы с пикадилли
курят ладан и кальян.
(19.06.2019)
*Авель, кстати, и есть слёзность: (ивр. ;;;;;;, Абель – пар, суета, плач).

А «шутки» (между нами) были (буквально) и без Шутов. Хотя бы под Пастернака.

«Шутка»

Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ,
Твой смысл, как воздух, бескорыстен...
(Б. Пастернак)
-------------------------------------------

Любить тебя немудрено.
Твой шарм и мёртвого подымет.
В листву оденется бревно,
Замшелое давным-давно.
И снова станут молодыми
Те отставные старички,
Что попадутся на крючки
Тобой раскинутой приманы.
Но с ними жалкие романы
Тебя нисколько не прельстят.
Ведь листья с брёвен облетят
В один момент, как и явились.
А старички, что вдруг влюбились,
Остынут быстро от забав.
Ты будешь им не по зубам.
Увы! И я – не Пастернак
И плохо разбираюсь в снах.
(3.06.2014)

Весьма (где-то даже – избыточно) шутливые (ёрнические?) темы (циклы?!) «Дерево украли» и «О Белочках» (2015) я опущу. Пусть первая и напрямую связана с Шутами.
Зато рискну привести такое. Из того же 2015-го. Как-то перекликающееся и с «белочками», и с «дачными зарисовками».
Больно напористое, с неслабым вымыслом, но кое-что к портрету (образу) моей Лунной Музы подсыпающее

«Тантрический секс в деревне Большие Звездуны»

«Не для меня…» –
Да, чур на вас!
Всё норовите, граф, накаркать.
Мол, не поможет мне ни Спас,
Ни ведьма, старая знахарка.
Что даже Тантры мудрый секс
Под заклинания и клятвы
Не даст сменить земной насест
На трон небесный Бодхисатвы.
«Не для меня…» –
Да бросьте, вы!
Свою бы грешницу стращали.
Мол, не сносить ей головы
И, вовсе – изойти прыщами.
А я очиститься хочу
И оторваться от сансары.
Мне хинаяна по плечу.
А вы меня – в тюрьму, на нары.
«Не для меня…» –
Кончайте ныть
(Уж лучше б подбивали клинья).
Мол, вижу я дурные сны.
И что макаром Кундалини
Мне не свернуться никогда.
Отстаньте, граф! Не мучьте душу.
Я Будду жду. Ему и дам,
Как раньше не давала мужу.
(23.04.2015)

В «чакры» и «будду» было и не столь «размашистое».

«Бабочка Будды от Ксюши»

Проблемы все – от сырости и влажности.
Но стоит вспомнить о самом себе.
И значимость уйдёт в обнимку с важностью.
И первым рейсом вылетишь в Тибет.
И будешь там сидеть пахучим лотосом.
Гоняя прану вдоль и поперёк…
«Дышите глубже и дружите с Кодексом» –
Мы поняли Ваш искренний намёк!
(14.04.2019)

Можно вернуться и к «французскому».
Если по Стихире я больше сажусь на «испань», то с Ксюшей…
А ведь во Франции она не была! Французский – как основной иностранный (по специальности). Английский – пыталась добавить уже сама (курсы).
У меня с la france – просто никак. Но «вариации» (Бодлер, Верлен, Рембо) настраивал. Одна из них ушла Оксане.

«Усталость (Изнеможение)». Вариация (Lassitude, Поль Верлен)

De la douceur, de la douceur, de la douceur!
Calme un peu ces transports f;briles, ma charmante.
M;me au fort du d;duit, parfois, vois-tu, l'amante
Doit avoir l'abandon paisible de la soeur.
------------------------------------------

Нежней! Ещё нежней! – Как можно, мягче будь!
Смири свой пыл, уйми порыв горячий.
Наложницей на ложе... Нет – Иначе!
– Сестрой доверчивой склонись ко мне на грудь.

Дыханье кроткое, размеренное чуть.
И поцелуй – Он, по цене, оплачен.
Небрежность лёгкую умело прячет
Взгляд с томной поволокой: там – и свет, и муть…

А сердце золотом, меж тем, звенит твоё.
В нём рыжей страсти тайно рыщет остриё.
Пусть клятвы шлюхи ничего не значат!

– Прильни ко мне челом. Ладонь – в мою ладонь.
И, всё же, поклянись – Потом над ложью той
С тобой, девчонка, до зари проплачем!
(13.12.2012)

А слегка к Бодлеру было это.

«Не Бодлер»

И вами созданных страшитесь вы оков.
И лик свободы вам не менее ужасен.
Когда б я не был вашим двойником,
Мог дать совет.
Увы! Мой труд напрасен.
Я – тоже волк. И также одинок.
Богами проклят и людьми отвергнут.
В душе моей пустынно и темно.
Любовь не греет, не пьянит вино.
Всё чуждо мне. И даже звёзды меркнут,
Увидев мой угрюмый силуэт
И тень его, скользящую зловеще
По улицам ночным.
Я – не поэт,
А волк!
И Музы между женщин
Мне в этой жизни больше не найти.
Вот и бреду по страдному пути…
(26.01.2014)

Как случилось?!
Зашёл на кафедру. Никого. На столе – открытый журнал Ксюши. В нём – лист, на котором начертана первая строка.
В действительности, это – последняя из «Обречённые женщины» (I) Ш. Б.
Завершающий катрен у Бодлера звучит примерно так

Вдали живых существ скитаясь дикой глушью,
Бредите тёмными тропинками волков;
Примите вы судьбу, разнузданные души,
И вами созданных страшитесь вы оков.

А «изогнутые» уже в моей последней в «первоисточнике» наличествовали двумя катренами выше.

Как грозы, грохоча в томительном слияньи.
Бегите за мечтой по страдному пути.
Вовек не утолить вам бешеных желаний,
И муки новые вам в негах обрести.

День спустя я дописал ещё несколько строк. В самостоятельный стих

Вот и бреду по страдному пути.
И страх, как тень, скользит за мною следом.
Я падалью кормлюсь и отрыгаю бредом.
Обрыдло всё. Но выход не найти,
не вырваться из замкнутого круга
страстей пустых и выморочных дел.
Пристанищем мне кажется вертеп,
а ночь-волчица – верною подругой.
(27.01.2014)

Когда уже в 2020-м я перекидывался с Евгением Шешиным (Стальено), мы с ним прошлись по «Волку» уже Артюра Рембо.

«Волк от Рембо»

В листву зарывшись, волк стонал.
Цветные срыгивая перья
Какой-то птицы. Сатана
В меня вгрызался хищным зверем.
Такая ж участь ждёт салат.
Ей всякий плод в саду подвержен.
Одной фиалке будто рад
Паук, скоромное презревший.
Скорей уснуть! У алтаря.
Вскипеть во славу Соломона.
Смолой, рыжьём из янтаря *
Вливаться в варево Кедрона.
(8.06.2020)
PS:
Спровоцировано переводом Стальено (Е.Ю.). А вообще эта вещь Рембо «транслировалась» многими.  Не сказал бы, что был в восторге (от собственно трансляций).
Поскольку я «варю» не переводы, а «вариации», прошу прощение за вольности!
Образ Сатаны, полагаю, намекает на самопожирание))
Со «скоромным» – чистой воды хулиганство)
* отрыжкой янтаря – уже была (волчья)
* расплавом янтаря – не так выразительно, хотя и адекватнее))
Конечно, «Бульон» самого Рембо, можно было бы и сохранить (при «необходимости» даже срифмовав к Соломону в последнем стихе, сдвинув Кедрон куда-нибудь левее).
А моё «рыжьё» (поделка из золотишка) – под «натуральную» ржавчину исходника))

Le loup criait

Le loup criait sous les feuilles
En crachant les belles plumes
De son repas de volailles :
Comme lui je me consume.
Les salades, les fruits
N'attendent que la cueillette ;
Mais l'araignйe de la haie
Ne mange que des violettes.
Que je dorme ! que je bouille
Aux autels de Salomon.
Le bouillon court sur la rouille,
Et se mеle au Cеdron.

Это – от Евгения:

В листве укрывшись, волк рычал –
Красивые ломались перья
В его зубах: добычу рвал...
Вот также жру себя теперь я.
Чтоб их сорвали, ждут листы
Салата, фрукты подоспели...
А пауку подай цветы –
Фиалок нежные свирели.
Хоть бы уснуть! На алтаре, –
Вскипев бульоном, – Соломона...
И тонкой струйкой на заре
Смешаться с водами Кедрона.

Ниже – в «перекид» с Евгением. По Рембо (и не только)

А с волком...
Рычал-кричал...Плакал? – Уж лучше: Рыдал (мощнее)
У кого-то (не у Кружкова) он и зубами скрипит
А мне стон больше по нраву. Тут и человечье, и на вой самого похоже.
У Кружкова «хрипит». Скрип зубовный у кого-то ещё)). По-моему, там же и листья он (волк) не выплёвывает, а изрыгает.
Вот Бодлеру я притянул «выблёвывание» (согласен, там его точно не было), а Артюру – срыгивание. Не думаю, что Рабле от этого сильно бы поморщился))
Для меня, это Рембо с его «Голодом» больше перекликается (с Анной). А сам Голод – с Голодом Сердца. А потом снова на моего «Волка» замыкается)
это у меня старая привычка Рабле с Рембо рокировать)
У Кружкова шибко много отсебятины. Одно дело, когда я просто в вариации играю, а там – претензия на перевод. Да Перевод и вовсе – дело тёмное (не меньше, чем тонкое). Оно, конечно, заманчиво...

К чему вспомнилось (всплыло) это (с Рембо)?!
А вот…
Со Стихиры многое своё (далеко за полтыщи!) я убрал (делаю это периодически, начиная с 2016-го). В частности, слизнул и «Не Бодлера». И видел ли его досужий Яўген, ня ведаю.
Заглянул он на мои вариации к двум сонетам Бодлера и, вероятно, на ту Верлена, что шла Ксюше.
Упомянутое в «перекиде» выблёвывание встретилось у меня вот где

«Продажная Муза». Вариация (La muse v;nale, Шарль Бодлер)

; muse de mon c;ur, amante des palais,
Auras-tu, quand Janvier l;chera ses Bor;es,
Durant les noirs ennuis des neigeuses soir;es,
Un tison pour chauffer tes deux pieds violets?
Любимица дворцов, избранница богов!
В ненастном январе – несносный вой Борея…
– Найдёшь ли ты приют? И кто тебя согреет
Продрогшую насквозь – боль сердца моего?!

Печаль в твоих плечах. Прозрачное трико.
Лучей колючих блеск в подлунной галерее.
В бездонном море слёз, под мёртвым Эмпиреем –
Растраченная страсть, как тонущий Арго.

За жалкий медный грош и за глоток вина –
Прикажут – ночью будешь выходить одна,
Раздетой, на позор, на грязные подмостки,

Бездушной мерзкой твари исполнять каприз:
Который раз подряд выблёвывать, на бис,
Испитым голосом шансон какой-то плоский.
(11.12.2012)

Касательно «срыгивания перьев» моим Волком от Рембо и «ломкой» таких «в зубах» аналогичного у Стальено, прав (если об адекватности) я. Просто альтернативой там могло быть разве что «сплёвывание», но не «зуболомка» (или «зубомолка»).
А к чему (об этом) здесь (в Исповеди)?! Так в довеске к «Не Бодлеру» (у меня) Волк (а то – я сам) тоже отрыгает.
В «Отверженных женщинах» самого Ш. Б., при всей их «волчарности» такого нет. Короче, случился неслабый «французский» Переклик!
А к «Волку» Рембо у меня была и вторая версия, чуть отличная от первой.

В листву зарывшись, волк стонал.
Цветные срыгивая перья
Какой-то птицы. Сатана
Терзал меня в обличье зверя.
Такая ж участь ждёт салат.
И всякий плод в саду созревший.
Паук одной фиалке рад.
Плетёт тенёта старый грешник.
Скорей уснуть! У алтаря.
Вскипеть во славу Соломона.
Смолой, рыжьём из янтаря
Вливаться в марево Кедрона.

Когда брался за Исповедь, меня занимал и такой вопрос: Все ли стихи, адресованные Ксюше, я включил в её Сборник (146)?!  Относительно Наташки точно знал, что далеко не все (уже в её «Далеко за 300»). Многое с Солнышком осталось в моих «евротуровских» циклах да в «художественных галереях».
С Лунной Музой, конечно, не столько, но что-то тоже должен был «посеять». Притом, не осознанно (зная где), а по недосмотру.
Глянув сейчас в свою «Французскую тему», сборка которой прервалась как раз в 2020-м, и именно этим «рембованным Волком» (64), почти сразу над ним (62) прочитал такое.

«В смерть»

Шарлотта! Месяц Флореаль.
Закрыт Шарлеруа.
Скучают «Барса» и «Реал».
Madame! Au revoir…
Всему свой срок: Cherchez la femme.
А, в общем, что искать!?
Судьба и в Африке лафа.
Как дуло у виска.
(23.04.2020)
PS:
Ксюша «кинула» мне Марину

Скоро уж из ласточек – в колдуньи!
Молодость! Простимся накануне...
Постоим с тобою на ветру!
Смуглая моя! Утешь сестру!
Полыхни малиновою юбкой,
Молодость моя! Моя голубка
Смуглая! Раззор моей души!
Молодость моя! Утешь, спляши!
Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали
Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!
Золотце мое – прощай – янтарь!
Неспроста руки твоей касаюсь,
Как с любовником с тобой прощаюсь.
Вырванная из грудных глубин –
Молодость моя! – Иди к другим!

Судя по «приписке», обязан я им не только «ковиду», обрывавшему наши круизы (прежде всего, намечавшийся в Испанию), но – именно Оксане (с Мариной). Её побудке.
А вышло ведь снова (увы…) – в Знак… Au revoir… Как дуло у виска. В смерть…
Шарлотта, Шарлеруа, Cherchez la femme… Запускал в аллитеру с цветаевским (считай, Ксюшиным)

Полосни лазоревою шалью,
Шалая моя! Пошалевали…

Вчера (24.11), с Наташкой, после посещения МФ Современного танца, заскочили в «Соседи», прикупили шампанское и какую-то снедь. Дома, глядя на полуночье, устроили на диванчике памятную вечеринку. Ровно 10 лет назад моя леди впервые завлекла меня на эти танцы-шманцы. После этого посещали их с редкими пропусками. Случалось, прихватывали с собой и Ксюшу.
По окончании зрелища заходили в подходящую забегаловку и вкушали по бокальчику с пирожинкой. Под впечатление.
Ровно десять…
Оттуда.

Евгению Панфилову (10.08.1955 - 13.07.2002)

Телефонный звонок перепилит сирень,
Обагрит два зрачка серенадою.
Я опять под себя подгоняю шрапнель…
Господа! Я вас завтра обрадую.
(Е. Панфилов)
--------------------------------------------

Танцуй, родной! Сегодня тело
Готово слушаться тебя
Как никогда.
Не отлетела
Пока душа в свои приделы
И не глядит осиротело,
На мир, скорбя.

На рай распроданы билеты.
«Фи! – фуэте, ах – антраша…».
Бурре, плие…
И пируэты
– Лишь мишура! И вы раздеты
Для откровения балета
Не так! И шаг…

И шаг – не тот. Не та посадка.
И линия совсем не та.
Пустой фасад.
А что в осадке?
Не врите! Пусть всё будет гадко,
И в лоб вобьют клеймо упадка,
– Чем пустота…

Так много тел мужских и женских,
Так много глупости людской.
А взгляд потух.
И робок жест их.
Парад планет и шорох шествий.
А ты их танцем: против шерсти!
А то доской…

Доской по их холёной морде!
Помор упрямый. Ты в Перми
Все жилы рвал,
как рвут аорты.
Столичным мэтрам нервы портил.
Что ни спектакль, то новый фортель.
И новый мир.

Танцуй, родной! Тебе досталось
С богами телом говорить.
И на алтарь –
Такая малость! –
Плеснёшь ни в злате злую старость,
А всю оставшуюся алость,
Что есть внутри.
(25.11. 2013)

В тот год Ксюшу мы не привлекали. А это (особенно с Панфиловским эпиграфом) попадает и в «посеянный», что из «Французского сборника».
На диванчике, расположив сервис на подаренном нам Таней «портативном столике», бодрствовали до половины второго. Я читал Наташке развёртывающуюся «Исповедь». Вспоминали…
Детали. Антураж…
Таша тоже жаловалась на память. Но…
Всплыли «овцы и мухи». Аукнувшие нам в текстах из ноября пятилетней давности. Под аналогичный выход «на балеты».
Я и сам собирался уточнить у памятливой жинки, откуда они могли туда взяться-залететь. Мабыть, в какой-нибудь «китайский танец», проскакавший на сцене?! Одинокий «ватный таракан» (досаждавший Ксюше) на такое явно не вытягивал.
И тут Наташка всё восстановила.
В 2015-м, когда я знатно «огрызался» с Оксаной (хотя бы в «Белочках»), та познакомила нас со своей студенческой классификацией человеков, поделившей их на овец, мух и, вероятно, прочая. Среди прочих могли быть и какие-то хищники (типа медведей), что Наташка категорически отрицает. А «белочек» наша забавница выложила на интерес подруги о себе.
А когда у меня (при чтении) пошла уже французская тема, Таша напомнила, что Ксюша (так и не побывавшая во Франции!) обижалась, что мы не берём её в свои круизы. Ну, так…
Перелистываю (ФТ) дальше.

«Сакрализация кощунства»

Я встал едва ли с той ноги.
Прочёл, крестясь, новеллу Ги.
Потом – ещё…
Петух пропел.
Гусак продыбал по тропе
к пруду.
В церквушке, на амвон
взобрался, хрюкая, бекон.
В струях июньского тепла
из окон музыка текла…

В деревне Бог не по углам.
В душе – возвышенный бедлам
и лунный отражённый свет.
Танцуют *ляди менуэт.
Советы бабушки презрев,
с богемой спутался пострел.
Пропащая Марокка
поёт псалмы пророка.

Дидона.
Опусы Мюссе…
Гуся уели. Вдоль шоссе
шагает важно Мопассан.
Сосёт рогалик-круассан.
А я трактат листаю
про Эрос от Батая
с рисунками Массона
без всякого резона.
(9.06.2017)
PS:
Мопассан…
Помимо него, из Бродского («В деревне Бог живёт не по углам…» и из Коли Шипилова («хрюкающий бекон»)

И что здесь – в «так-не так»?! Если – в «Исповедь».
А вернитесь к «По следам…Под укладку ламината». Из Ксюшиных. Оно ведь не просто – аккурат следующим днём. А с теми же Ги де Мопассаном и Батаем (с Эросом). Дидоной. Мароккой. И даже – утками-гусями.
А знаковый Бродский – в окаймление.
Разве что, по тексту, вместо «сакральных» Шутов – просто деревушка.
Так почему это «Кощунство» отсутствует в Сборнике Оксаны?! Посеял…
Кроме того, есть повод вернуться к «сакральности» именно Шутов.
По рассказу самой Ксюши, в годы войны на этом отшибе (к тому моему принижающему «пошибу») жили староверы. И место своё они так намолили-околдовали, что ни один немец туда так и не сунулся. А ведь не скажешь, что тут кругом сплошные леса да болота. Высокий берег Двины…

Были и такие, по пиитски – скупые и постные (пусть и не без ёры-задиранки) – на профессиональные (а то – насущные-бытовые) запросы Оксаны по каким-то философически-социологическим проблемам.

«Просто»

Красота. Любовь. Свобода…
Так-то так. Но: где возьмёшь?!
Всё – слова. Пустая мода.
А по сути – блажь да ложь.
Бытие уже есть Чудо.
Выкрутасы – не причём.
Ну, а мы наперчим блуда
И святыней наречём.
Настоящее – ведь рядом.
Просто. Искренне. Легко.
Верным Словом, Добрым Взглядом,
Чистым помыслом влеком –
Человек! Не будь уродом.
Внемли небу и себе.
Красота. Любовь. Свобода –
Просто Царствие сие.
(13.09.2015)
PS:
«Две вещи наполняют душу всегда новыми и всё более сильными удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительней мы размышляем о них, – это звёздное небо надо мной и моральный закон во мне» (И. Кант).
«ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чём свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую...» (К Римлянам 2:14,15).

«Серьёзные намерения»

Сурьёзные намеренья. Официальный брак.
А у меня – вся жизнь на честном слове.
Я знаю: так не принято. Что полный я дурак,
Поверивший в величие Любови.
Намеренья сурьёзные. Друг друга поимев,
До смерти терпим бывшего партнёра.
Привычка и расчётец. Два пишем – три в уме.
Сокрытия – достойные гримёра.
А то бывает хуже. Всю желчь свою и боль,
Ушатами – на тех, кто с нами рядом.
Намеренья – сурьёзные! Настроился – изволь:
Испить до дна цианистого яду.
А начиналось искренне. Застенчивый пикап –
Для терпкости. А прочее – сурьёзно.
Свидетельство, квитанции – как скрепы, на века.
Гарантия от козней и курьёзов.
И всё одно – конфузия! Коварен древний враг.
Небесный свод раскачивает грозно.
Злодею фиолетово, что наш законный брак
Намеренья венчал вполне сурьёзно.
(11.02.2016)
PS:
ОВ: Мне нравится последнее Ваше. Но какой-то Вы замутоханный.
Серьёзные намерения в отношениях всегда предполагают брак, или там жить вместе. Что такое вообще серьезные намерения?

Форма родительного падежа любви является нормативной, общеупотребительной и соответствует орфографическим правилам правописания.
Наряду с формой любви в художественном стиле сохраняется форма любови, которая часто встречается в литературных произведениях XIX века. Как правило, в современном языке она используется в качестве средства художественной выразительности и особого речевого приема, подчеркивающего стилистическую окраску текста:
От любови твоей вовсе не излечишься … (Б. Окуджава. «Арбат»)
Эта же форма стала нормативной для имени собственного Любовь.

Расчётец – уловка, хитрость... Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений. – под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999.
Пикап (англ. pick up) – знакомство с целью соблазнения.

Из старого (Таше):

Пальцы – в разлом,
в хруст.
День – в никуда,
в прах.
Тянет на дно
груз.
Я потерял
страх.

Мир без Тебя
пуст.
Свет без Тебя –
мрак.
И без Твоих
уст
Каждая ночь –
враг.

«Брак»

Согласно слову – «я беру».
Тебя. Как есть – в супруги.
Ты мне нужна. Ей-ей – не вру!
Мы крепко свяжем руки.
Оденем кольца и замки
Повесим на перила.
Мои запросы высоки,
Не то, что у Педрилло.
(12.02.2016)
PS:
Пьетро-Мира Педрилло (Pedrillo; даты рождения и смерти неизвестны) – любимый шут императрицы Анны Иоанновны.
Родился в Неаполе, сын скульптора. Приехал в Петербург в начале царствования императрицы Анны Иоанновны ко двору как музыкант (для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере). Музыкальная карьера не сложилась. Попал в канцелярию герцога Бирона. Педрилло согласился быть шутом и, благодаря остроумию и находчивости, сделал блестящую карьеру придворного шута. Стал любимым шутом императрицы, был её неизменным карточным партнёром. Уехал из России с большим состоянием.
При дворе носил прозвища «Адам», «Адамка», «Антонио», «Антоний» и «Петрушка». Стал героем исторических анекдотов, выведен в романе И. Лажечникова «Ледяной дом» (1835).

Сказать, что Ксюша именно вдохновляла меня на «поэтические подвиги» (скромные, в силу собственно моего таланта), было бы погрешить против правды. Музой Вдохновения (если такое на меня и вовсе снисходило) могла быть только Наташка (Таша). Потому Оксане и досталась роль Луны.
В мотивацию (побуждение), а то и в провокацию (в цап-царап). Причём не только к отдельным «свершениям», но к изначальному включению-заводу. За что я ей немало благодарен. Как тварь, с тех пор (амаль без перапынку) пишущая-сочиняющая.
Помимо самого «сподвижничества», она была ещё и просто подругой (насколько подобное определение удачно для характеристики отношений между мужчиной и женщиной, не являющихся ни супругами, ни, простите, любовниками). Нашей, с Наташкой, подругой. Что и придавало особую пикантность взаимному «царапанью».
То, как я здесь это выразил, мне не нравится. Как не вполне устраивает и образ Луны. Тем более, после её ухода.
Полагаю, что и строгая Таша слегка поморщится, при оглашении подобной диспозиции.
Среди вороха «безделушек» («в рикошет») найдутся и, не то, чтобы «бриллианты», но вполне пристойные камушки. Огранённые.

«Игра в Рифму»

Хотите, дам Вам фору?
– Как будто пожалев,
Задиру-мушкетёра
Пугает Ришелье.
И шёпотом, с нажимом:
А Я Вас нынче съем!
Но тот, сама решимость:
Попробуйте, месье!
И вот, склонились оба
Над шахматной доской.
И юноша – не робок.
Наскоком на наскок
Упрямо отвечает,
Уже не горячась.
Расчётлив и отчаян.
И партия – ничья.
А кардинал лишь бровью
Повёл.
– Что ж, подождём.
Умоешься ты кровью,
А вовсе не дождём.

Ну, а теперь – о рифме.
Я помню Ваш заказ.
Ещё напишем стих мы,
Где слопаю я Вас.
А не хотите, просто
Умоемся дождём
И уплывём на остров.
Но, впрочем, подождём.
 (9.03.2014)

Выглядит, как «методичка»!
К нему (пущенному накануне моего «остихира») не осталось «примечаний», где могли бы оказаться (документально) «задирки» Ксюши. А так они остались в «закошенных» частицах фраз, где – об «умывании дождём» и угрозе «съесть» («слопать») оппонента.
Затесалось и про «камушки», возимые пиитом. Пожиже «рикошетного», но…

«Сон по-пьяни с Ксюшиной подачи»

На Парнасе хотел золотишка намыть.
Приглядел рудничок на обочине.
Чтоб богов не смущать, притворился немым.
Обзавёлся скотиной рабочею.
Но осёл, на котором я камни возил,
Возомнил, будто внук он Пегасиев.
Что крылат он, как птица. Как ангел – красив.
Будто музы даны ему в пассии.
Дурака обкорнали, сварили живьём.
А меня бить не стали, но выперли.
Я в отместку назвал олимпийцев жульём
И напомнил, что все они вымерли.
(19.10.2015)
PS:
«Шедевр» родился на основе «переписки»

Ксюша: На Парнасе нет золотых рудников.
Я: Вот те на! А какого ж хрена меня туда потянуло?!
Ксюша: И с Парнаса съезжают прямиком в Лету.
Я:
А с Парнаса прямо в Лету
Я на голой ж... еду

Фиии… Вульгарное!
Так и весь 2015-й выдался самым «задиристым». И по части колкостей (не без яда!), и по объёму. До него (по Основному Списку «146») было только 28. В самом 15-м – 32. Притом, что Таше до него (по «аналогичному») легло 177, а… Вдвое (65). И это, считай, без «Болгарии»! И уже – слегка на «спаде».
Солнышко, в наш «закружельный» (2013-й) атрымало 78. А в следующем (первом «евротуровском») – 89.
В оправдание перед Оксаной. Себе – «вульгарному». В том же «задиристом-пикейном» явились (ей) и лирическое «бродское» «Для Вас» (правда, только в декабре) и «Женщину думать не надо». А сразу после Нового года (2016) ушёл легендарный ЮИ Гуров.
И даже в «ядовитейшем» сериале «О Белочках» концовка была весьма комплиментарная. Ну, не без…
Рискну. Здесь

«Виверра»

И с какого это хера
Вас сравнили с белкою?
Вы, милейшая, виверра!
Хищница, пусть мелкая.
Правда, белку у тутэйшых
тож зовут вавёркою.
А по-русски кличут векшей,
Прыткою да вёрткою.
Кое-где – ещё и мысью,
Как в Псковской губернии.
Той, что в «Слове» стала мыслью,
Текшею по дервию.
Я же Вас сравнил с актёркой,
Самою изящною.
Где уж тут пустой вавёрке,
Белочке навязчивой.
А Вивьен – почти виверра.
Ласковая, прыткая.
И кусачая.  Но в меру.
Гляньте на открытку и…
Эти глазки, этот носик!
Право, восхитительны.
Я за них стопарик – прозит! –
Наверну решительно.
(16.05.2015)

Однако (и это – тоже примечательно), именно в «злополучно-обильном» 15-м я не сподобился ей на ДР (в рождение).
Из пристойных (к тому же – иллюстративных к нашему «методу») можно пристроить опять-таки из тех, что год уже закольцовывали

«Постскриптум к демонятам»

Я тут косил под Лермонтова,
но Ксюшей враз расколот был.
Не знаю: вкусно ли, понтово –
Надменно охлаждённый пыл
И орлий зрак Наполеона
С азийством Унгерна сплелись.
Царя российского корона,
С буддистской свастикой знамёна
И вран даурского барона…
В потоке света – грязь и слизь.
(12.11.2015)
PS:
ОВ: А Вы Лермонтов!
Я: Дык не понял: как мои демоняты? Ничё?!
ОВ: Если говорю, что Лермонтов, значит Ничё!
Ещё – для меня Лермонтов – вкусный (это чисто моё). Вы в этом – тоже вкусный.

«Экспромт на заданную тему»

Я отрифмую Ваши хляби,
а пряность всё же соскребу.
По ноябрю в дырявой шляпе
опять от берега гребу.
Ан, не в гробу!
Что много хуже.
И пусть трясёт меня озноб,
моря штурмую я, как лужи,
и крепость атакую в лоб.
Зима!
Зима зовёт в объятья.
Ноябрь… К чёрту эту боль!
Туда же – старые лохмотья
и обветшавшую любовь.
(2.12.2015)
PS:
ОВ:
О как полно в этот ноябрь
Занесло болью пряную хлябь
И в ознобе рвётся зима
Напишите стихи за меня

В завершение Исповедального вернусь всё-таки к тем (порой пафосным), что – в ДР.
Ещё – хотелось бы предъявить из немногого ей на мове (Ксюша к мове была – не очень, при своём студенческом почти «позняковстве»).
И… Уже – из того, что шло (увы!) в земное расставание.
«Двух зайцев» – одним выстрелом

«Вiншаванка»

Я чухаю патылiцу –
чым Музу вiншаваць?!
У што ўсё гэта выльецца?
Спрабую вершаваць.
Iмя яе выразнае.
Ад рыфмаў проста жах!
Кусае, нават бразгае.
Як прыцемкi ў крыжах.
Нарэшце Бог параiў
падацца на ўсход.
Дзiвосы самураяў,
бадай, найгодны плод.
Пытаю Курасаву.
Акiра падказаў.
Жадаю я Аксане
ўпэўнена – «бандзай!».
(14.06.2020)
PS:
Банзай (яп. ;; бандзай, «десять тысяч лет») – японское произношение традиционного китайского пожелания долголетия (на китайском произносится «ваньсуй»; ср. рус. устар. «Многая лета!»), на русский может переводиться как «Да здравствует!».
Часто использовалось в качестве боевого клича японских воинов (аналог русского «ура»), в частности, традиция приписывает его камикадзе. Сейчас в России «Банзай!» обозначает приблизительно то же, что и «Ура!».

На мой погляд, гэты заклiк гучыць i як пажаданне вечнага жыцця. I абавязкова – найшчаслiвейшага. Нешта падобнае абвяшчалi мааiсты ў спалучэнні з дзесяццю гадамі самаадданай гераічнай працы.

Увы. Бог моему заклiку не внял. Или – истолковал его уж слишком по-своему…
На мове (Оксане) случились за год до заболевания. А до того…
Отдельными «словейками», да какой-то ёрой. С переходом к политике.
Последняя строфа

Вораг захапіў – яму здаецца,
Што братэрскi высiцца хаўрус.
Лёгка нам нічога не даецца –
Енчыць апантаны беларус.
(7.10.2015)

А из тех, что из 21-го, второй отдавался обеим моим Музам. Под Купалу…

«Зусiм не ў шклоўскай Александрыi. Хутчэй у Шутах»

Памiж люлеяў-берагоў павольна коцяцца стагодзi.
Купальскiх вогнiшчаў паўзмрок калыша мрояў ланцужкi.
Аблiччы скурчаных багоў змарнелi ў лiпеньскай спякоце.
Ды ганьбiць вораг наш парог i лёс разбэшчвае цяжкi.
(10.07.2021)

«Жартоўнае (Шутейное)»

Паміж пустак, балот беларускай зямлі,
На ўзбярэжжы гарэзы рачулкi,
Дрэмле вёска Шуты, быццам птушка ў галлi.
Вабiць казка, разносяцца чуткi.
Пра дзiвосы, яшчэ з старажытных часiн.
Пра русалку тутэйшую Люсю.
Быццам Яська-дзiкун ёй уночы касiў
да вяночку каноплi ў валоссе.
(11.07.2021)


Ивану (Ване) В.

Шаснаццаць.
        Не падлетак.
                Не дарослы.
Дакладна будзе гучнае –
Юнак.
Жыцця разгон наперадзе. Аднак
Ёсць добры старт. Сур’ёзныя пагрозы
Яшчэ далёка. Iх умоўны знак
Ледзь-ледзь мiргне на скрыжаваннi трасы.
На вобразах нi бруду, нi абразы.
I ў кожнай спробе ззяе навiзна.
Усё наперадзе!..
(13.08.2021)

Днюхи…
2011 – в зачин всему.
2012 – «Роман о девочках».
2013 – тут я, конечно, зарядил!
Так, во-первых, к Юбилею (соракет). Во-вторых, к исходному визиту в Шуты.
Заряжал – издалека (аж с конца мая). Загодя.

«К …-летию Оксаны (18.06.2013)»

Ужели Вам сегодня… двадцать?!
Достоин возраста настрой.
А если толком разобраться,
Моложе смотритесь порой.
Вы по-хорошему ершисты.
Стройны, как юная Жизель.
И, – не сердитесь на паршивца! –
Я говорю: mademoiaselle!
По-русски, якобы, девица.
И девица – то бишь краса,
Которой можно век дивиться.
С лица воды хоть не напиться,
Готов твердить: Не угасай!
Беспечна будь, резвись, витийствуй.
Сердцами ветрено играй.
Назло завистникам найди свой
Земной, чуть грешный, милый рай.
(30.05.2013)

От 02.06. (с «укусами») – вставлял.
А основным было пафосное. Но – в Музыку!

«Фантазия» О.В.

Bellisimo! Morendo, piano, piano…
От музыки изысканной пьяна
Волшебною сонатою Оксана
Чарует нас. И негою полна,
Сама – уже не женщина:
Сюита!
Поэма! Живописца полотно.
Лаура, Магдалина, Кармелита…
Все образы сливаются в одно
Пленительное, чудное виденье.
И звуки, звуки…
Страсти торжество.
Громовый шквал и ангельское пенье.
Коварство теней, света божество…

Прочтут и скажут: «Выспренно и пряно!».
Согласен:
Точно!
Адрес – не Грааль.
Легко найдут в прелестнице изъяны.
Но…
Как Вы хороши за фортепьяно!
А если усадить Вас за рояль?!
– Он подчеркнёт достоинства осанки,
Изящество и прочие черты.
Ещё?!
– Чертовски Вам к лицу, Оксан(к)а!
– Овации!
Поклонники!
Цветы!
(4.06.2013)

2014 – точно: «Фантазия от пожилого таксиста» и – как-то: «Шутка» (от Пастернака).
2015 – увы-увы…
2016 – гмм… Постфактум?! То, что с картинками от Кинкейда к Шутам.
2017 – те, что в Ги де Мопассана.
2018 – а вот такое

«Post factum»

Ксюша шпарит на гитаре!
От Димона реквизит.
Вспомнил – тьфу! – о Минотавре,
что Тесеем был убит.
Тот Тесей, без Ариадны,
и овечку б не возмог.
У меня ж – «отсчёт обратный».
Отказал с дарами Бог.
Ни таланта, ни задора.
Будто выжатый лимон.
Стала кафедра конторой.
Остолопом Соломон.
Каждый пишет, как он слышит.
А глухому – не дано.
Клоун белый. Клоун рыжий.
Гейши в модных кимоно.
Ах! Я Вас хотел поздравить.
По обычаю – в стихах.
Но теперь, увы, не вправе.
Пуст кимвал еретика.
(18-19.06.2018)

2019 – больно выё…

«Грозное. От маленького человечка»

Эх! Лиха беда: махнули.
Все дела – на чардаши.
Жаль… На даче нет магнолий.
Ждёт гостей Карандышев.
Заливная мотолыга.
Чан с плодово-ягодным.
Чистый двор. Козу – на выгон.
Ну, и где тут выгода?!
Бесприданицу беру.
Зависть. Срам и комплексы.
В церкви чад. Содом в миру.
Не сойдутся полюсы.
Сам не гам: так – никому!
Своры вожеватовы.
На каблук найдём хомут.
Сами виноваты вы!
(18.06.2019)
PS:
Переляк с Ксюшей. На её день рождения.
А шоб не дразнилась!

2020 – ковидный-мятежный…
Кроме «Вiншаванкi» были и какие-то ёры. Мабыть, под Ксюшин превентивный (холостой) «приглас». От 11.06. «Мутное» и…

* * *

Приходи ко мне, родимый!
Выплим с горя. Посидим.
Можне нават парадигму
спьяни выкинуть в сети.
Бросив вызов ДемидОву,
Карле кукиш навести.
Ну, а после выпитОго,
вякнуть: Шура! Не пи…
(11.06.2020)

Да уж…
2021 – что-то помешало. Зато зашли июльские-купальские.
PS. Чуть осмотревшись, заметил вот что. Сочинялось оно, конечно не Ксюше, но…

«Нельга забыць…»

Вераб’iная ноч.
Хвалi б’юць па закарку парома.
Быццам Нехта магутны
з дакорам змывае сляды.
Быццам хтосьцi наўзбоч
свае вочы заплюшчыў саромна,
каб не бачыць пакуты
балючай жаночай бяды…
(18.06.2021)
Ну, это – к «Прологу» (из «Леонид»…). Послал Ксюше на ДР. Вместе с текстом всего романа В.К.

Так ещё и «попало». В то, что случилось через полгода…
2022 – уже в хворь. Впрочем, слегка и в мою.
Дон-Кихотово («Сумасбродское»). И – те, что «с Бродским». Из моей «трестовской». Уже – с «переходом» (через ДР).

«Бодрящее»

О.В.

Как живётся-дышится в Вашей госпиталии?!
Я тусуюсь в трестовской. Тыдзень на кону.
Скрашиваю бдения встречами с Наталией.
В Арканар заброшен я. Выслан в Фергану.
Прыгает давление. Но в пределах годности.
Глаз один в подслепышах, да кривится рот.
Только не подумайте, по своей-то гордости,
Я, при всей ликвидности, вовсе не урод.
Мы здесь больше Вашим, Ксюша, озабочены.
Драйвом, настроением. Чуткой жития.
Чай, не все гарантии начисто просрочены!?
ЕщЕ мир порадуем оба – ты да я.

2023…
Уже – в Сорокоуст…

В канун

О. В.

Сорок дней – незатейливый срок.
Для души: он – и вовсе не время.
Для неё: наше тело – острог.
С гноем ран и настырностью трений.
Есть иные обитель и кров.
До Суда в исполненье обета.
Да не будет Вершитель суров
К заслужившим покоя и света.
(19.07.2023)

Прочие посмертные опущу. Как и шутейные «эпитафии» (на её запрос) из «удалого» 2015-го.
Вместо них… Два – из далёкого уже 2013-го.

«Ксюшины грёзы»

Напишите за меня книгу жизни набело.
Так, чтоб грусть, но без тоски и без лживых слов.
Чтоб сияло и влекло золотое правило,
И всегда перед добром отступало зло.
Надышите на стекло, чтоб оно оттаяло,
Чтобы в горнице-душе стало чуть светлей.
Чтоб стихи писала я лучше, чем Цветаева,
И прекрасные цветы мне дарил Бодлер.
(5.10. 2013)

К.В.

Я – ещё не старик.
Рано нам на покой.
Не срываясь на крик,
Говорю:
Ксюша, пой!
Не пеняй на лета,
На сестрёнку-хандру.
Уходи, улетай
От бескрылых подруг.
Не дано им понять,
Как под стук кастаньет
Где-то Рильке опять
Сочиняет сонет.
Он напомнит тебе
Об иных рубежах.
Лучше к звёздам побег,
Чем в безвременье шаг.
Лучше кубок вина,
Чем прокисший кумыс.
Лучше – в пропасть без дна,
Чем сползание вниз.
(8.12. 2013)
………………………………………

18-26.11.2023