Рождённые под Марсом. Лесная тишина ч. 7

Вид разделанной туши, как ни странно, не вызывал неприятных ассоциаций, – древний инстинкт охотника всецело проявил свои первобытные глубины. Нанесённые зверю раны не испортили мяса, главное, – требуха не разбита. Помня советы опытных звероловов, извлекаю её в первую очередь. Аккуратно, с трудом, откатила за кочку, чтоб не запачкать мясо. В качестве подстилки, на которой приходилось разделывать исполина, расстелила шкуру.

Отделить большие куски мяса топором, как планировала, оказалось невозможно, ибо сдвинуть с места, повернуть лося на другой бок, чтоб ошкурить, не хватало сил. Вес лесного великана достигал несколько сот килограмм. Попыталась с помощью верёвки хотя бы пошевелить тушу, но и этот приём не удался. – Насколько всё ж мужики сильнее нас!.. – невпервОй подумалось. Попробовала тянуть за верёвку, перекинув ту через куст, импровизируя рычаг. - Бесполезно! - Не получалось. - Кустики хилые, гнутся! Туша даже не шелохнулась.

Серка, видя маяту хозяйки, изо всех собачьих сил пытался помочь. Пёс одновременно со мной, накрепко вцепляясь зубами поочерёдно то в бок, то в ногу зверя, упёршись всеми четырьмя лапами в мох, напрягая все собачьи мышцы без остатка, изо всех сил тянул в нужном направлении! Слышала неоднократно, что умные опытные лайки помогают при разделке – держат, придерживают. И весьма существенно. Вероятно, волчьи гены и тут сказывались: волки действуют слаженно, стаей – не в одиночку!

Сил у лайки оказалось больше, чем у охотника. В итоге общими усилиями нам, вдвоём, удалось чуть развернуть сохатого. И я, и Серка подстраивались в деле друг к другу. Одной мне не реально одолеть подобное поприще. И только, когда солнце спустилось к закату, непосильная работа завершилась.

Ещё раз подбрасываю валежник в костёр, надеясь, что дым отпугнёт медведя, - хотя бы в эту ночь! То, что он наведается, и уже где-то бродит совсем рядом, сомневаться не приходится. Серый давно озадаченно прислушивается, принюхивается, чуя «хозяина» в болотных буераках, тревожась не попусту. Прикрыв мясо мхом, до тошноты устав, иду на ночлег в «балаган». Ярко красная листва осин, золото берёз ковром устилают тропу. - Как гармонично здесь, – в лесу! – Иду, глядя под ноги, а мысли приходят странные: «Наша жизнь – то всего лишь путешествие. А мы… – лишь странники в земном мире».

День успокаивается. Ветер засыпает в листве ольшаника. Заходящее солнце последними бликами освещает стволы сосен. Приглушённо бубнят, перелетая, молодые совята - сплюшки. Птенцы, рассаживаясь в надвигающемся сумраке по веточкам, кажутся плюшевыми игрушками, пушистыми рукавичками с крохотными мягкими ушками. Их круглые головки, с вечно удивлёнными круглыми глазами, смотрят вдаль. Совята почти не пугаются меня – привыкли, родившись рядом. Любопытные, они даже подлетают ближе, чтоб рассмотреть человека. Самые бойкие из них планируют мне на голову, пытаясь сесть и, не решившись, усаживаются рядышком – шишками, на ветке сосны, ближайшей к моему логову.

Почему-то вечерние звуки принято называть тишиной, – может потому, что успокаивают?.. Лесная тишина неизменно завораживает, наполняет душу покоем, воспоминаниями, раздумьями, а в молодости – ещё и мечтаниями. В зрелые годы мечты навещают реже, чаще приходят воспоминания. Быстро летит время, особенно в лесу. Лишь не сведущим в таёжной жизни кажется: «Там нечем заняться», - ты, наверное, в лесу спишь сутками?!.. - То не столь вопрос, а обидное обвиняющее утверждение, вылетевшее с уст той, кого много лет принимала за единственную подругу. А спустя годы она подставила к горлу нож и в прямом, и в переносном смысле. Выяснилось, - подруга, оказывается, дико ревновала, привязавшись ко мне уже не как к подруге… Когда до моего мозга наконец-то дошла суть участившихся истерик, - ушла резко, без объяснений, - безвозвратно. …Кто бы мог подумать, что подобное явление не выдумки?!.. – Вероятно, - от меня постоянно пахло лесом, кострами – не женским ремеслом.

Сколько б ни был бесконечен день, он кажется коротким, а ночь наступает неумолимо внезапно. Вот и сейчас не заметила, и в хлопотах прошёл день, за ним пройдёт ещё день, его сменит следующий. А впереди… - необходимо перенести добытое, засолить, закоптить, вытопить жир; выкопать погреб, устелить мхом, берестой. Необходимо нарубить и притащить ольхи; подбрасывать непрерывно в костёр для отпугивания зверья; следить, чтоб пламя не разгоралось и не тухло. - Над костром развесила куски сохатины коптить.

На «лесные» труды уходит уйма времени и сил. И вроде бы, ничего особенного не делается, а с утра до ночи руки и ноги непрерывно суетятся, - не позволительно загубить добычу, - слишком ценна жизнь лесного красавца, чтобы потерять даже частичку!

В завершении, прикрыла погреб, заполненный ароматно пахнущим дымком мясом, мхом, берестой; поверх накатила толстые брёвна, чтоб защитить от разграбления лесным зверьём. «Может, медведь побоится посягнуть на человеческое добро?.. - запах дыма костра, жилья отпугнёт?.. - Брёвна тяжёлые, – мелкое зверьё не докопается. Для медведя, - поди, - тяжело?.. Хотя… и тяжелее брёвна ворочает».

 -Вспомнилась огромная поваленная лиственница, наполовину вросшая в мох, - в ней до тонны весу, а медведь вывернул из земли, откинул - копал под ней муравьёв! – Если обнаглеет, – для него эти брёвна не преграда... - единственная надежда: не рискнёт.
Присутствие бурого медведя по соседству беспокоило. Не один год мирилась с медвежьим обществом. Вначале рядом жила крупная медведица, приносившая ежегодно потомство. Сейчас в соседях обжился медведь – самец. С ним воевала за ягодники каждую осень; пересекались и ранней весной, и поздней осенью.

С медведицей и её семействами мирно уживались лет семь. Встречались и на снежных тропах ранней весной, бесконфликтно расходились. Да потом медведицы не стало. - Скорее всего, погибла от пули браконьера. Предположительно знала по чьей вине. Летом тот человек поднимался по реке на лодке, увидев на берегу медведя, выстрелил. Медведь ушёл, а рана, вероятно, оказалась смертельной. В ту осень медведицу в своём бору уже не встречала. - Жалко старую знакомую! К ней за годы успела привыкнуть, да и та, похоже, - тоже. Знала и лог, где под кедровыми корнями выкопана берлога. Медведица не трогала меня, а я – её. Мы мирно делили тайгу. Встретив соседку с медвежонком, - уходила. Она, увидев меня, уводила семью в лога подальше и не мешалась. Никому не рассказывала в селе, чтоб не застрелили. Теперь берлога опустела.

Место «своей» медведицы, занял громадный наглый самец. Вот с ним отношения складывались сразу сложно. Зверюга явно претендовал на роль хозяина моих лесных урочищ. К человеку относился, как к сопернику, покусившемуся на его личное добро. И, по своему, по звериному, отвоевывал у человека ягодные поляны – обкакивал, если не получалось иначе меня прогнать. После зимней побудки, терзаемый голодом, традиционно скрадывал – бесшумно крался следом по лыжне.

С годами конфликты стали явственнее и опаснее. Медведь следил за мной чуть ли не постоянно. Позже узнала, что в нём уже сидел не один десяток пуль. В медведя дважды стреляли браконьеры, высадив патронташ, серьёзно ранили. Посчитали, что добыли - израненный медведь уже лежал, недвижим, да резко очнулся и убежал. Многочисленные раны не давали покоя. Вот и затаил зло против человека с ружьём. Ружья побаивался, да научился хитрить. И устраивал с той поры стабильно охоту на меня, тогда как, натворившее «дел» мужичьё, хвасталось подвигами и храбростью в деревне. – Слышала многократно! Не скажешь же, что теперь мне расхлёбывать, запаренную ими кашу!

По негласным «таёжным законам», если охотник посягнул на жизнь медведя, он обязан довести дело до конца, - независимо ни от чего должен «добрать», даже если в итоге сам уйдёт на небеса. Да жизнь поменялась. И традиции, сформированные веками, ушли к предкам. - Оставлять подранка нельзя!

Подраненный медведь запоминает зло и начинает мстить всем пододряд. Раны не дают покоя. И хищник легко становится безжалостным шатуном. Зверь начнёт нападать на домашних животных и на человека. Такое случается, – идиотов с ружьями не перевести! Вот и сейчас интуиция подсказывает: «Он - здесь! Бродит неподалёку; ночами всё ближе и ближе подбирается к манящему запаху еды». В подтверждение худшего, через день, на месте разделки лося требуха, шкура, голова исчезли. Унести их мог лишь Он. Лишь Он, при весе в полтонны умеет подходить бесшумно и исчезать, ни хрустнув веточкой – точно призрак! Серка давно озабоченно, обеспокоенно всматривается в болотные дали; сидя на дальнем краю сосновой гривы, подолгу вслушивается в тревожные звуки, только ему доступные.


Лесная тишина.
Успокоился день.
Солнце уходит спать в болотА.
«Сплю, сплю, сплю», - вещает совёнок.
Пёс смотрит вдаль – слушает лес.
Потрескивает тихо ольховник
Костру отдавая тепло.
Лежит под кедрОю медведь,
Надеется в зиму сытым залечь.



Рождённые под Марсом. Часть 7. Лесная тишина

Анонс: осень в северной тайге. Охота.

Ключевые слова: лось, сохатый, медведица, медведь, тайга, охота, промысел, лес, природа, совы, сплюшки, лесной труд, лайка, Серый, Серка, собака, тревога, ольха, грива, мысли, костёр, балаган, таёжный закон.

Фото автора. На фотоснимке северная тайга. Серый – внук тундрового волка и лайки.
­