Сломленный гость

Я брёл в ночи, лишённый сновидений,
И плоть моя отбрасывала тень –
Кривую – от безумных наваждений,
Как признак слабости моей.

Химера овладела сердцем,
Обманом чувств кипела грудь,
Не находил во мраке места,
Чтоб телу дать передохнуть.

Пределы знаний необъятны,
Но беспощадна боль от них.
Её объятия так хладны,
Как стужа для телес нагих.

И думал я, что беды скоро
Утратят счёт своих побед,
И снова воцарится Слово
И внове возродится Свет.

Так я к жилищу подошёл,
С самим собою в тихом споре,
И своим взглядом привлечён,
Застал чужого на опоре.

Костыль опорой той служил,
Фонарный столб – тот был светилом;
В пустые очи он светил,
Казалось, светом нестерпимым.

Слеза застыла на щеке,
Сбегая по бороздам зрелым;
В зрачках, как будто вдалеке
Плясали тени ошалело.

– Не заплутал ли ненароком? –
Спросил я, ближе подойдя,
Ночь на дворе, а ты как вкопан
Стоишь во свете фонаря.

Растерян, ищешь что-то оком;
Быть может нет поводыря,
Который вёл тебя и бросил одиноким –
Прочь от дороги – без стыда?
– Нет, никого я не виню, –
Старик ответил, повернув немного
Лицо своё; как воск в жару,
Оно, оплавившись, оплыло сходу. –

Иду я к своему одру;
Окончил я пути земные.
Туда, где не пройти поводырю,
И сложен путь к моей кончине.

– Похоже, заплутал ты не в яви,
А в дебрях мыслей мрачных и тоскливых.
Гнетёт тебя не путь, а дни,
Полны грехов недопустимых.

– Да, грешен я. И оплатить долги
Иду во след былых предшествий.
Ах, если б ангелы смогли
Дать мне отсрочку для молебной песни.

Я б рассказал им, что вина
Меня и так уже изгрызла.
Я хром и слеп; моя душа
Как лист сухой на ветви вислой.

И я, проникшись жалостью к калеке,
Сказал: «Иди со мной.
Иди, не разжимая веки.
Пусть зов отпустит, дав покой».

***

У ложа умирающего старца,
Как пастырь за клетчатой нишей,
Я принял исповедь, где святотатству
Не поместиться в жалких виршах.

Он начал так:

«Коварный змей, накинув лишь одно кольцо,
Сомкнув вкруг тела, душит;
Начав счёт времени, глядит в лицо,
Вселяя страх во взгляд почти потухший.



Ты жадно воздуха желаешь —
Хотя б ещё единый вздох!
Но постепенно умираешь,
Судьбы не выучив урок.

Теперь, когда уже в потёмках,
Я различаю только тени
И речь моя уже не громка,
Уж запоздал просить прощенья

Пред теми, кто по прихоти моей
Разрушил жизнь, калеча душу.
Но я был снега холодней
И их молений я не слушал.

Когда ещё я видел мир
И предавался буйству плоти,
Жестокость побуждала мой порыв
Брать всё по собственной охоте.

Я жаждал роскоши и злата,
И власти; никого я не жалел
И в день, когда придёт расплата,
Не верил или не хотел.

Я не умел хранить ни дружбу,
Ни верность; лета я многих сократил
И покарал — так было нужно —
Другому богу я служил.

Построив замки на останках,
Весельем голову кружил;
И всякий льнул, как на приманку,
К богатству, не жалея жил.

И я с презренностью надменной,
Манил, как дионея манит пчёл;
И пожирал самозабвенно,
Их кровью сладкой ослеплён.

Но вот оно, пришёл тот час,
Когда раскаянье, как плата
Терзает душу, что сейчас
Суха, как сушенная вата.


Она пуста и там не теплится огонь,
И нет мне прока в горах злата,
И подступить к одру ногой
Уж нету сил; всё невозвратно.

Мне не свернуть с пути назад —
Ведь я от пропасти в полшага.
Не жаль себя, лишь средь лампад
Найти б приют для жертвенного блага.

Хоть закуток в душе моей,
Хотя б зерно, чтобы надежда
Живительною влагою своей
Открыла мои сломленные вежды.

Нагой войду я в царство тьмы,
Где сонм таких, как я был прежде;
Предстану пред судом, где царь Аид
Не терпит убранных в одежды.

Лишь бич готов адептам зла
Воздать за всё и по заслуге
Содрать всю шкуру до бела
Костей и придать вечной тяжкой муке.

Я заслужил сей рок и не стенаю;
Все накопления не впрок
Тому, по ком с печалью и слезами
Никто не вспомнит хоть разок.

Всё кончено. Судьбу я принимаю.
И лишь постичь весь страх небытия
С открытыми глазами ожидаю,
Входя в чертоги мук и адского огня.

*

Старик умолк, дыхание смерив,
На шее жилка еле трепетала,
И скоро в дрёме он почил;
Душа его, чуть отлетев, уставшая упала.