Оп 2-832

Изо: анархист общается с улиткой



И воздействие музыки одноглазому стало казаться подозрительным, механистично-равнодушным: включил её – завелся; выключил – снова в пустоте… «Оказавшись в пустоте, герой, озираясь, стал снимать свои доспехи. Всё снимал и снимал, много их было, видимо, большой он был герой. Наконец, разделся донага – до червячка. И зарылся в землю червячок и осталась одна пустота, одно небытие…» (на самом деле пират зарылся в одеяла, вернее, в барахло, в тряпье наворованное; накидал на себя целую гору, а потом боялся лишний раз шевельнуться, чтобы оно не стало слетать...)

До пиратства одноглазый мало делал и много морализировал – не так трудно было сохранять устойчивость (но, тем не менее, был так слаб, что всё равно беспрерывно ошибался), а теперь много дел – и мало стало морали, временами почти совсем ее не видит, одна кровь, мясо, добыча  и водная гладь-благодать без единого бакена.…Раньше он был серьезным юношей, а теперь становится легкомысленным взрослым – вот такие фокусы в его судьбе заложены… Без легкомыслия невозможно убивать...