Последний муж Музы, Бурич Владимир Петрович, теоретик и практик новой волны русского свободного стиха, как его теперь называют, – «патриарх русского верлибра». Умный, глубокий, талантливый, интересный и весьма необычный человек.
Володя – красавец. Высокий, стройный, статный блондин с серо-голубыми глазами, цвет которых темнел или светлел в зависимости от настроения.
В молодые годы – просто голливудский киногерой - благородный аристократ, в поколениях которого «голубая» кровь. Правильные, красивые черты лица: высокий лоб, прямой нос, выразительные глаза (взгляд - само внимание и доброжелательность), полные, чувственные губы – все это совершенно не портили рано редеющие светлые волосы. Красивые руки с длинными пальцами часто держали, как сигарету, карандаш - главное орудие его деятельности – поэт, переводчик, архитектор-строитель. На фотографиях застыл в вальяжных, расслабленных позах, сидит нога на ногу, откинувшись в кресле. Трудно представить, что за этим внешним спокойствием, благодушием и уверенностью в себе таилась такая взрывная сила: вспышки негодования, накопившейся обиды проявлялись редко, но бурно. И еще был мастером беседы, с особым вниманием выслушивал собеседника. И сам рассказывал так интересно, окрашивая прозаические впечатления своими фантазиями, что заслушаешься. Спокойное лицо преображалось оживлением, серо-голубые глаза, поблескивая, светлели, а бархатный баритон завораживал. Вот какой интересный человек этот красавец-«киногерой» Владимир Бурич! Как же его не ревновать и не охранять!
Он, конечно, мечтатель-романтик, обуреваемый идеями, часто фантастическими. Однако именно эти качества помогли ему осуществить самые, казалось, дерзкие и невероятные для того времени идеи (на стыке 50-60-х) - провести водопровод для всей(!) деревни и построить дом на сотворенной им земле! Когда я как-то спросила, как ему удалось «пробить» дело с водопроводом, он спокойно ответил: «Пришла идея: вода рядом, для государства и частников – не такие уж большие деньги. А главное – я не подозревал, что самое трудное - это бумажная волокита: справки, подписи, печати. Связался с частниками, среди них какой-то большой чин. Принес ему план. Он пошел дальше. Я только руководил им по телефону и в деревне, когда уже шли земляные работы. Вот как-то все и получилось…».
Я проецируюсь в сознание
девяти соседских мальчишек
семи членов комиссии по проведению водопровода
четырех трактористов
трех штукатуров
пяти бакенщиков
начальника плеса
председательницы сельского совета
участкового милиционера
Живу столикий
Удивительны мои судьбы
А с землей дело было так. В поисках деревенского дома приехали, по совету знакомых, в «Соколову Пустынь» (125 км от Москвы, недалеко от Каширы, самый юг Московской области). Прошли по деревне и вышли к берегу Оки. Огляделись и – замерли очарованные. Узкая полоска земли на самом краю высокого крутого берега. Внизу излучина реки с песчаным пляжем и привязанными лодками, а на другом берегу, до самого горизонта, неоглядные дали - поля, леса, поселки. Место для дома – лучше не придумать - картина! Но земли – с гулькин нос! И тут разыгралась фантазия и способность представить мечту в реальном воплощении. Всё придумал Володя. Заразил хозяина участка мечтой о собственном доме, вместо его покосившегося домишки, чуть больше собачьей будки. Договорились обо всем. Снесли убогое жилище и сотворили новую площадь участка. Отступив от края берега, срезали вручную (техника не могла подъехать) самую высокую часть длинного гребня холма. Образовалась высокая земляная стена (1,5 метра), ставшая началом второго, высокого, уровня участка. По горизонту выровняли и соединили эту часть с холмом, плавно спускающимся к деревне. Отрытой землей расширили и укрепили край обрывистого берега, сохранив пешеходную дорожку. Получился узкий, но довольно длинный двухъярусный участок. И на нижней, более широкой, части его, вдоль берега (5-6 м от края), построили каменный дом с мезонином и подвалом – фактически, три уровня. Каменная стена разделила дом и участок пополам. И потом каждый хозяин уже самостоятельно обустраивал свою половину. Подробное описание задуманного и сделанного дает возможность представить всю изощренность и дерзость пытливого ума и фантазии архитектора-самоучки Владимира Бурича!
Володя был одержим домом. С тех пор не расставался с миллиметровкой, линейкой, карандашом и маленькими счетами (калькулятор появился много позже!). По собственному плану на высоком цокольном этаже разместились две комнаты. Одна, типа веранды, с двумя окнами: одно – в сторону реки, другое - в сторону соседки (ради панорамного вида на Оку!). Вторая – комната Музы, короче на полтора метра. Площадь вдоль обеих комнат поделилась так: перед верандой узкие сени со входом в дом, а перед комнатой Музы площадка для лестницы вверх и вниз, а справа от лестницы малюсенькая гостевая с тахтой и тумбочкой. Наверху, в мезонине, кабинет-спальня Володи: тахта и большой письменный стол светлого дерева, по его словам, такой же, как у Маяковского. Внизу, в большом подвале, две комнаты с узкими окнами под потолком: в одной - большой камин (задумана как гостиная-столовая), в другой - дровяная печь с плитой и двумя конфорками (будущая кухня). Между комнатами узкий коридорчик, куда спускалась лестница, и в тупике – туалет и раковина с краном для воды...
В дом вела интересно придуманная лестница – полукруг, в котором веером расположились кирпичные ступени без перил. Не было углов, отнимающих пространство, – борьба за каждый сантиметр площади!
Проделана колоссальная работа и вложены немалые деньги - ушли годы! При малой площади дома все распланировано, вычерчено на миллиметровке. И все построено! В доме свет и вода. Живи и радуйся! И жили и радовались, терпеливо принимая все неудобства как данность. Мы были не избалованы: ведь, многие ютились в коммуналках и только мечтали об отдельной квартире, а тут - собственный дом! Это счастье, удовольствие, гордость и … непрестанная работа. Дом - живой организм: требует постоянного хозяйского глаза, внимания и заботы. И Володя ревностно оберегал свой дом, не допускал к нему никого и, стараясь осилить всё сам, доделывал, переделывал, ремонтировал. И так - до конца дней…
С Володей и его домом я познакомилась поближе, когда, по совету Музы, мы с Германом и десятилетней Анютой решили провести недели две летнего отдыха в Володином доме. Это был, конечно, рискованный эксперимент: мы мало знали друг друга, виделись только в гостях, по-светски, или на концертах Германа. А в дом приезжали на пару дней и всегда с Музой. Как известно, бытовая жизнь вместе разных неблизких людей обнажает неизвестное в их характере и поведении. Так было и с нами. И – с домом. А дому было уже лет десять. С точки зрения простых бытовых удобств и ведения хозяйства (я ведь должна была кормить четырех человек!) было не просто. Все вроде бы учтено (на кальке!), но или до конца не сделано, или стабильно не работало. Главное – так и не было подключено отопление, что фактически отрезало пользование всей территорией подвала: постоянный холод и сырость постепенно разрушали всё, что там находилось. Вода в доме была только в подвале, да и то не всегда. Правда, около дома был красивый неглубокий колодец и рядом кран с водой, где можно было умыться и набрать воды. Но носить ведро с водой по уже укороченным временем каменным ступеням без перил – цирковой номер! Особенно – в мокрую погоду. Готовить еду приходилось в темных сенях, перед верандой, на маленьком столе с электроплиткой. Для света и воздуха открывали входную дверь. Мытье посуды, стирка, уборка, мусор – все надо было делать и решать: что, как, куда, где, согласуя свои действия с хозяином. А он, бедный, и сам не знал этого! И тут я впервые поняла, что значит этот дом в жизни Володи. Это было его детище, любимое дитя, к которому он относился, как обладатель, собственник, ревниво оберегая его от любого чужого влияния и вмешательства. Кроме того, мы с Германом являли для Володи совсем другой, возможно, неизведанный, тип отношений мужчины и женщины. Это были первые годы нашей жизни и любви. Переживая разлуку гастролей, мы дорожили каждым днем вместе. И, хотя внешне вели себя сдержанно, во всем проявлялись любовь, внимание и интерес друг к другу. Это, видимо, как-то и удивляло, и напрягало Володю.
Мы все, конечно, жили в доме дружно, помогали Володе на участке, боролись с сорняками и с накопившимся мусором, разбирали и чистили подвал. Но обнаженность мелочей жизни изнутри и хозяина, и гостей, и дома стала нарушать какие-то тонкие границы общения… Трудно объяснить, но я ловила себя на ощущении, что мы - в аквариуме и за нами постоянно наблюдают. И не следует показывать изнанку всякой «грязной» работы: уборки, мытья, стирки и даже шитья штор на окна! Ничто не должно нарушать покой, гармонию и красоту окружающего мира. А жизнь диктовала своё, и часто весьма прозаичное…
Так, за «удобствами» иногда приходилось ходить на участок… к соседке – Дуське (так ее все называли), благо, «удобство» это находилось на границе участков. Дуська была на редкость грубая, вульгарная, неряшливая баба-матершинница. Чтобы не видеть ее и не позволять рассматривать нашу жизнь через окна, пришлось закрыть их плотными шторами. А чтобы не слышать бесконечный матерный перебор, жили при постоянно включенной музыке. У нее было трое детей-подростков, на которых она, ругая их за всё, орала как резаная. Когда я выходила к колодцу за водой, она, видя меня и, наверное, смущаясь, звала детей более интеллигентно: «Эй, вы, падаль! Жрать идите!». Спасали длительные прогулки в поисках камней с отпечатками морского дна, чем мы тогда очень увлекались. А заразил нас этим гостивший как-то летом у Музы художник Дима Краснопевцев, нашедший потрясающей красоты камни в земле вспаханного поля. И, конечно, - продолжительное купание в Оке, прямо рядом с домом, – надо только спуститься с крутого берега. Володя же никогда и никуда не выходил за пределы своего участка: вся жизнь была в доме и рядом с ним.
Часто в доме было холодно. Четыре выросших липы между домом и земляной стеной разрослись и закрыли его густой листвой от солнечного тепла и света. Зато там было два(!) камина. Один - большой, красивый, с фасада украшенный ракушечником, поставлен в будущей гостиной – в подвальном(!) помещении. Но из-за узости и многих поворотов дымохода не было тяги, и ни разу не удалось его растопить. А постоянная сырость со временем погубила красоту и целостность большого сооружения. Второй камин, уже поменьше и не такой красивый, расположился на крыше (!) над комнатой-верандой. Выход на крышу был проделан, по совету Германа, уже позже - прямо рядом с мезонином. Сидеть там, под открытым небом, на слегка огороженной покатой крыше, и смотреть на огонь камина было интересно и приятно, но тревожно и … просто опасно. Зато вид на Оку, изгибы ее течения, противоположный берег и дали дальние вокруг был потрясающий!
И так у Володи часто в его делах и планах - необузданная фантазия и ее слабое сочетание с практичной целесообразностью. Главное - сам процесс, а конечный результат и связанная с ним реальная жизнь утопали в тумане фантазий и мечтах о будущем. Он жил больше, как бы теперь сказали, в виртуальной реальности. Но у реальной жизни – свои законы, и она … побеждала своей прагматичной приземленностью: проще, легче, ближе, теплее – в общем, удобнее, или комфортнее, как теперь определяются разного рода бытовые удобства. И эта реальная жизнь превратила веранду в столовую, а в холодное время и в кухню. Панорамный вид на Оку постепенно исчез: окно на соседку навсегда закрыли плотные шторы, а окно на реку – высокие кусты виноградника на ограде. А подвал, где в воображении грезились столовая с камином и кухня с плитой, практически был закрыт для пользования.
Однако Володя будто не замечал ничего огорчающего: жил и мечтал о будущем. Так, однажды, сидя на веранде за чашкой утреннего кофе, указывая на пол рядом с большим обеденным столом, задумчиво произнес: «Здесь будет … так: нажимаешь кнопку - тихий голос отвечает: «Завтрак подан». Открывается люк в полу - и оттуда медленно поднимается стол-поднос, а на нем – завтрак: сок, дымящийся кофе и блинчики с творогом…». Все мы заулыбались, стараясь заглянуть в Володину даль-мечту. А я сразу мысленно представила организацию задуманного и неосторожно (черт меня дернул!) позволила себе задать вопрос: «А кто там, внизу, будет стоять и все это делать?» Володя посмотрел на меня сначала с недоумением, потом лицо его исказилось вспышкой гнева – искривленный рот и сверкающие посветлевшие глаза говорили ярче слов: Тупица! Ничего не понимает! Своим грубым, топорным вопросом разрушила картину! Как он был прав! Мне бы восхититься его предвидением «умного» дома! Да еще за полвека вперед! А я к нему – со своим прозаичным «кто? кто?» Конь в пальто! Лучше не ответить!
Отношение ко мне резко изменилось: стал холоден и неразговорчив. Второй раз я «разрушила картину», когда между двумя липами посмела привязать веревку (как ни оглядывалась вокруг, другого места так и не нашла!) и повесила выстиранное белье. Это нарушение красоты и гармонии окружающего мира вытерпеть, конечно, уже было невозможно! Отдых пришлось прервать и переехать на нашу старенькую дачу в Столбовой, где такого раздолья природы не было, но были «покой и воля», чем мы и воспользовались. Вечернее купание в Оке заменила увлёкшая всех нас китайская игра маджонг. Ее очень любила Муза и, к счастью, обучила и нас. А когда-то играли и Маяковский, и Брики! Мы предавались игре с не остывающим азартом, нас покорило в ней все: китайский дух, эстетика и изобретательность названий комбинаций и самих «костей» из натурального бамбука и слоновой кости. Играли каждый вечер, иногда ложились спать за полночь. Чаще выигрывала Анюта. Она до сих пор сохранила преданность этой удивительной игре, участвуя и в международных соревнованиях, и сражаясь по интернету.
А Муза в свое время вечерами часто уходила к своей подруге-писательнице, замечательной Норочке Адамян, обладавшей необычайным радушием и гостеприимством. Там собиралась команда из четырех человек - играли «по маленькой». Как-то раз Муза рассказала, что после игры Артюша (академик Алиханьян) ушел очень расстроенный - проиграл целых три(!) рубля. Володя же регулярно уходил к своему приятелю Жоржу, известному в кругах кино фотографу, который жил рядом. Вместе они смотрели в 9 часов по ТВ программу последних новостей «Время». Надо отметить, что у Музы и Володи долгое время не было телевизора. Это принципиальная позиция! Проводить так бездарно время за «модной игрушкой» считалось мещанством. Это я поняла из реакции Музы на мои слова «по телевизору передавали…», Муза с жалостью и сочувствием посмотрела на меня и, соболезнуя, тихо произнесла: «Смотришь … телевизор…». А сейчас другая «игрушка» - интернет!! И мы с Германом как-то узнали о себе нечто новое: «А-а, так вы из тех, кто еще и книги читает!». Реальные, бумажные, конечно. Вот так меняются времена и нравы!
Шло время. Когда я приезжала к Музе, Володя не выходил из своей комнаты. А однажды сказал: «Муза, я не хочу больше сидеть за шкафом, как еврей во время оккупации! Я выйду!». И – вышел. Мы молча обнялись и помирились. С тех пор отношения были родственно-дружескими, с интересом и вниманием делились планами, советовались. Только иногда нет-нет да и тихо спросит: «Вы еще по-прежнему любите Германа?». Видно, что-то нерешенное его мучило: или «по-прежнему», или «ещё»…
Володя способствовал покупке нашего первого дома – в Головлинке, в десяти километрах от их деревни: одобрил наш выбор и убедил Музу сделать денежное вложение «для укрепления молодой семьи общим делом – собственным домом».
Муза и Володя приезжали к нам вместе или отдельно погостить на несколько дней, а то и поработать в тишине. Радовались красоте и покою вокруг, теплу и уюту - в доме. Мой рейтинг вырос! Я стала хозяйкой собственного дома и со всем справилась! А это большие хлопоты!
Вечера, проведенные вместе, незабвенны. Муза играла на пианино и пела песни из ресторанного репертуара своей молодости. Я - любимые старинные романсы. Володя замечательно исполнял еврейский танец «семь сорок», танцевал плавно и изящно, ускоряя темп (тот еще еврей!). Читали стихи, что-то рассказывали и много смеялись. А завершали «концерт» звуки трубы, победно и мощно оглашая округу. Все еще были живы-здоровы и …счастливы.
Муза любила Володю и долгие годы хранила в душе очарованность его талантом, красотой и неординарностью личности. Высоко ценила его поэтический дар и прекрасные белые стихи. Эти стихи, часто философские, поражают и острой наблюдательностью, и глубиной размышлений над жизнью. Понимая некую неадекватность Володи, «страх перед жизнью», Муза все приземленные дела взяла на себя, освободив его, в сущности, для того, что он любил и хотел делать, - писать стихи и строить дом. И он, довольный, жил в своем мире… А Муза всё понимала, охраняла, помогала, терпела и прощала… Вот в стихах Музы блистательный поэтический портрет Володи:
Художник, нарисуй мне друга,
чтоб были у него мальчишеские плечи,
неторопливые худые руки
и пальцы длинные, нерусские,
и шея недотроги,
кадык, подчеркнутый воротничком,
ему с мужчиной придающий сходство,
и благородный подбородок,
и рот, как намалеванный, мясистый,
преувеличенный и алый, как у клоуна,
и нос надменный птичий,
и под соломою беспомощных волос
глаза, в которых
остался ужас перед жизнью.
Володя редко «ходил на службу», работал в основном дома. Бесконечно читал, изучал, делал закладки, писал статьи, переводил книги для издательства художественной литературы. Его комната-кабинет в новой квартире с книжными полками во всю стену до потолка, с большим письменным столом, с узким старомодным диваном с полкой над спинкой и двумя объемными шкафами справа и слева от двери превратился постепенно в хранилище книг, газет и журналов. Они лежали на всех горизонтальных плоскостях, даже на полу. Всюду книги, книги, книги - настоящий бумажный плен! Так и жил, охраняя свое богатство, жалея даже старую газету, с трудом перешагивая горы книг на полу, чтобы подойти к своему столу или к дивану.
Стихи и дом – вот два главных дела жизни Володи. Стихи он написал. Его единственная небольшая книга «Тексты» вышла в 1989 году только благодаря помощи Музы! А дом, который строил лет тридцать и без конца перестраивал, так и не достроил. Но в этом было нечто осознанно предсказуемое: подспудно осмысленное и решенное.
Недостроенный дом
это мысли о лете
о детях
о счастье.
Достроенный дом
это мысли о капитальном ремонте
наследниках
смерти.
Володя умер в 62 года в 1994-м в Македонии, куда был приглашен на Международный конгресс поэтов верлибра. Похоронен в Киеве - рядом с родителями. А Муза «завещала» его мне: «И-и, когда умру, Володю оставляю - на тебя». Но жизнь распорядилась иначе: Муза пережила Володю на двенадцать лет, из них десять – на моих руках…
С грустью думаю о том, что и Муза Павлова, поэт и драматург, и Владимир Бурич, «патриарх русского верлибра», как его называют теперь, недооценены нашим литературоведением: их знают в совсем узком кругу. А о них можно писать и писать…
В память о тончайшем художнике слова Владимире Буриче несколько его стихотворений:
Армстронг
Черный архангел
возвестивший конец Арфы
Прометей
прикованный к трубе
------
Лопата
громоотвод моего отчаяния
Только земля знает
его напряжение
и силу
------
Лицо и руки
Открою глаза –
цветные осколки
взорвавшейся бомбы дня
Закрою руками лицо –
поймаю ночь
две трепещущие птицы глаз
------
Зачем обнимать
если нельзя задушить
зачем целовать
если нельзя съесть
зачем брать
если нельзя взять навсегда
с собой
туда
в райский сад
------
И выпит день
В полоске желтого заката
чаинки-вороньё
------
Лицо девочки луг
лицо девушки сад
лицо женщины дом
дом полный забот
------
Так и не смог доесть
Золотую буханку дня
Посмотрел на часы
половина семидесятого
надо ложиться спать
гасить свет
в глазах
Руки можно поднять
чтобы капитулировать
чтобы взлететь
------
На бульваре
закрыв лицо от страха газетой
сидят
в ожидании смерти
пенсионеры
Старый Христос с Иудой играют в шашки
Разбойники хвастаются тем что их тоже распинали
Мария вяжет варежки внукам
У ног ее
дети
из песка
строят
Вавилонскую башню
------
Жизнь –
постепенное снятие
масок
до последней
из гипса
------
Отцветут
опадут
лепестки галстуков
шелуха костюмов
кожура обуви
и останется
голый смысл моей жизни
на первый взгляд никому не нужной
как зеленые
несъедобные
семена картофеля
------
Теорема тоски
В угол локтя
вписана окружность головы
Не надо
ничего
доказывать
_______
Послесловие
Как читал свои стихи Владимир Бурич
(Текст выступления Германа Лукьянова на первом вечере памяти Владимира Бурича)
Владимир Бурич часто говорил, что тексты свободного стиха созданы главным образом для их восприятия с листа, а не с голоса. Утверждение не бесспорное. Во всяком случае, сам поэт превосходно читал свои стихи.
Обладая от природы красивым певучим тембром, он не пользовался яркими модуляциями голоса, читал негромко, может быть, чуть устало, несколько отчужденно и сдержанно. Сдерживая свои эмоции (что часто не удавалось ему в жизни, но блестяще удалось осуществить в творчестве), он, как настоящий аристократ, не позволял себе демонстрировать необузданные чувства. Философское раздумье преобладало над страстью.
В джазе есть стиль музыки, именуемый «кул», то есть «прохладный». Этот стиль возник в 50-х годах в противовес господствовавшему «хот-джазу» - «горячему» джазу.
В творческом почерке Владимира Бурича мы находим те же идеи аскетизма, сдержанности, лаконизма, мощного конструктивного начала, плакатной броскости в сочетании с грустной иронией: не смех, а улыбка, не крик, а стон, вырвавшийся из полуоткрытых губ.
Бурич всегда точно находил тему для лирических и философских высказываний, безупречно отличал поэтическое от непоэтического. Новаторское своеобразие его творчества естественно переходило в своеобразие чтения. Своим тихим голосом он всегда приковывал внимание аудитории, утверждая всеми средствами эстетику свободного стиха, который был делом его жизни.
О Владимире Буриче
© Copyright: Лукьянов Герман Константинович, 2024
Свидетельство о публикации №124013105012
Свидетельство о публикации №124013105012
Рецензии