Девяностые

Для кого-то в девяностых,
По дороге к избиркому,
Напоён свободой воздух,
А я помню по-другому.
Улыбались бонзы хмуро
И не брали на работу,
Без прописки синекура
Не светила рифмоплёту.
Ел я скудно, горемыка,
Ночевал я где придётся,
Не хватало гопу смыка,
Оцу-тоцу – первертоца.
Зямы Лифшица племянник
Трубецкую вёз в Пицунду,
В ЦэДээЛе шёпот нянек
Не стихал ни на секунду.
Обсуждались: осетрина,
Шардоне, война в Ираке,
Кадиллак, состав кабмина,
Династические браки.
Щупал доллары меняла,
Посылал редактор в Прагу
Номер модного журнала,
Посвящённого ГУЛАГу.
В общежитье, задыхаясь,
Биеннале содомитов
И гранд-мастера пентхауз
Обличал Парнокопытов.
За червонец астраханец
Брал чекушку в таксопарке,
Солженицын сонму пьяниц
Был как мёртвому припарки.
Все листали «Протоколы»
И вопили: любо, братцы!
Русь училась у Анголы
С оппонентом разбираться.
На дзюдо ходили парни,
Возрождая предков удаль,
Кабыздох рычал на псарне,
Фанфаронил в парке пудель.
Уступить ли власть концепту
И перформансу в сортире?
Пересвет, вносивший лепту,
Тёрся в ведомственном тире.
Развивал совет старейшин
С эротическим изыском
Холокост кооперейшн
На просторе евразийском.
Челубей, вкушая брашна,
Серый бизнес вёл оплошно.
Мне, во-первых, было страшно.
Во-вторых, мне было тошно.
А ещё мне было, в-третьих,
Нестерпимо на пороге
Наблюдать и тех, и этих,
Зная, чем грозит в итоге.