Гяур

1
Жил юноша, поэт невзрачный,
Ценя студенческий офшор,
С мечтой о счастье новобрачных
Себе красавицу нашёл.

Но на него глядела редко,
С презреньем, гордо, свысока
Та интересная кокетка,
Крутя шикарные бока.

И как-то раз на вечеринке
Насильно девушку увёл
Джигит с расстегнутой ширинкой
И больше взгляд её не цвёл.

Узнал поэт о том бесчестье,
Как ей разбили зеркала,
И закипел ответной местью
Скорей решить её дела.

Узнал насильника породу.
Когда настал каникул гул,
Одевшись по кавказской моде,
За ним он бросился в аул.
2
Судьба чеченки молодой –
Покорной мужу быть рабой.
Её готовят с малых лет,
Но непокорней нрава нет.

Чтоб темперамент обуздать,
Как заживо замуровать
Её придётся. Только так,
А по-другому с ней никак.

Её томится буйный нрав,
Традиции и честь поправ.
Она готова от отцов
Сбежать с проезжим молодцом.

Но мимо ездит лишь имам
И взгляд его вскрывает срам
Её желаний, и тогда
Тигрицею рычит она.

Лучина в мраке синевы –
Игла для сумрачной канвы,
Таила в сакле у горы
Цветок волшебной красоты.

Вот месяц ходит за горой.
Она наедине с собой,
Горит, не может совладать,
Готовая себя отдать.

Обряд эксцизий предстоит –
Губ половых урежут вид.
Её отец – самурский лег,
Большой в ауле человек,

Хранитель башни родовой.
Но юность к жизни половой
Её стремится и запрет
Рождает в ней протест в ответ.

Терзает думы ей сюжет –
Сбежать, ведь выхода здесь нет.
Сказал сурово ей отец:
«Готовься скоро под венец».

- А кто жених?! – её вопрос
Густою краскою порос.
Цветок вплетает меж волос.
Красавица в плетенье кос.

- Жених твой будет Джабраил,
Кто Порш у Лазара купил.
Ну, не купил, а может стать,
Взял, чтоб мажорно погонять.

- А у него права хоть есть?
- Конечно, дочь, и их не счесть!
И самым главным среди прав –
Его отцов джигитский нрав!

Готовит он большой калым.
Будь обходительнее с ним.
Уж скоро он приедет к нам,
Я дам договориться вам.

- О, нет! Отец, спаси меня!
Дай мне буланого коня!
Прочь ускачу, уеду вдаль,
Раз с мамой вам меня не жаль!

Зачем мне этот недонос?! –
В глазах её сверкал вопрос,
И, как кинжал, свистел и выл
Меж долом парой лезвий-крыл.

- Нет! Я сказал, Айдика, нет!
Уж аксакалам дан ответ.
Побойся башни родовой!
Нас опозоришь злой молвой.

Не подчинишься коль ему,
Лежать тебе тогда в гробу!
- Уж лучше гроб, чем грязный пыл
Того, кто вовсе мне не мил.

- А ты хоть видела его?
В мечети с фресками панно.
Один средь ангелов в раю
Похож на партию твою.

В мечети завтра ты вглядись.
В намазе чувственно молись.
Ты встретишь пылко жениха,
Иль выпотрошу потроха!

Рыдала девичья душа
И плачем полнилась иша.
Уж сакля погрузилась в мрак,
Лишь в тишине ревел ишак.
3
Она вся до изнеможенья
Аллаху мысли и мечты
Все посылала в откровеньях
Души кристальной чистоты.

- Рождённую для наслаждений,
От надругательств огради.
Увянуть в мраке принуждений
Гранату девичьей груди

Ты не позволь, Аллах Всевышний!
Мой Бог! Мой Воин! Мой Пророк!
Слова любви к Тебе излишни.
Я лишь раба у Твоих ног.

Позволь любви отдаться в волю,
Бутону вешнему расцвесть.
Пошли, Отец, на мою долю
Ты только благостную весть.

Я верю, ты даруешь счастье
Наивной девочке своей,
Хоть дьявол искушений снасти
Раскинул звёздами ночей.

Хочу в любви Тебе признаться.
Ты слышишь сердца страстный скач?!
О, как в любви не замараться?!
Как в ней избегнуть неудач?!

Мои соседи злы и глупы,
Невежды алчные родов.
Свекрови их, как ведьмы в ступе,
Наводят порчу на врагов.

В округе рыцарей нет чести
И принцев нет, кто ради дам,
Не побоится ярой мести,
Введя жеро в священный Храм.

В Чечне опасно быть красивой
Без покровителей крутых.
Здесь быть нетронутою силой
Есть подвиг права для живых.

Скажи, Отец, других народов
Для сердца принца мне искать
Нельзя, не погубив породу?
Как необъятное объять?!

Хочу я вырваться из мрака,
Из тьмы средневековых догм,
С иноплеменником быть в браке,
Нарушив все адаты норм.

Любовь не может быть греховной,
Когда от сердца и души
Исходит, теплотой любовной
Согреть любимого спешит.

Но голос гулкий, неприветный
Оскалился из темноты
Звучал он в строгости ответно
О тщетности сей суеты.

- В порыве страсти своевольной,
Прекрасной, гордой, молодой,
Ты близким сделаешь лишь больно,
Сбежав с кяфиром в мир иной.

Рождённая быть украшеньем
И в доме мужа, и отца,
Мелькнёшь ты тенью привиденья,
Сбежав с родимого крыльца.

И будешь проклята, Айдика.
А на чужбине, что случись,
Как не пришлось жалеть бы дико,
Что не вернуть былую жизнь.

Как ты воспитана, ей богу!
Позоришь нации всей честь.
Ты – не чеченка, скажем строго.
Родным накличешь только месть.
4
Тогда языческой богине
Она спешит вершить намаз.
Ей тайны женщины доныне
Нужды вверяют в поздний час.

Она взмолилась ей о счастье
В порыве девственной мечты,
Рвя, как запрет, одежды в страсти –
Оковы млечной наготы.

Её сжигал пожар влюблённый,
В ночи желанием влеком.
Лишь только месяц удивлённый
За ней подглядывал тайком.

Как камень мудрости и тайны,
Глаз гиацинтовых кристалл
Искрился пёстрой рябью чайной
И блеском сладостным сверкал.

- Всё, что недолжное, отринуть
Дай шанс, ненужное отнять.
Пускай невзгод затменье минет
И жизни время двинет вспять.

Душа весны и плодородий
В Тебе, родная Тушоли.
Пусть стала Ты давно не в моде,
Твой прах в исламе погребли.

Но не понять обычным смертным
От сотворения земли,
 У изнасилованной Ердом,
Не слёзы на глазах цвели,

А бриллианты откровений,
Ведь каждой женщине дана,
На зло всем тяготам мучений,
Благословенная весна,

Которую придумал гений.
Во мгле грехопадений дна,
В пучине выстраданных тлений
В ней всем мучениям цена.

5
Стритрейсер давит в пол спорткар,
А в голове хмельной кумар.
Ferrari выхлоп – шлейфный хвост
За ним летит на Крымский мост.
Бетонный впереди отбой
И ошалелый постовой.
6
В торговом центре «Европейский»,
Где рядом Киевский вокзал,
Мажоров, брендами еврейских,
Был блог и форум и портал.

Там, среди прочих изощрённых
Джигитов, кто во всём богат,
Тем вожделённо-запрещённых
Гудит либидовый набат.

Призвать к оружию блудливых
Их не составит и труда.
И мимо прячется красивых
Славянских девушек среда.

Скинхеды мимо здесь не ходят.
Их андеграундский маршрут,
Жлобов, набыченных на взводе,
Не может быть проложен тут.

Здесь всё запугано, всё мрачно
И царство силы горских рас.
Средь бутиков, банкетов злачных,
Лишь роскошь шуб, бриллианты страз.

Напор и страсть в орлином взоре,
Надменный вызов, жертвы плач
Мажорных юношей в фаворе
У безнаказанных удач.

Средь них  и личность Джабраила,
Что стал Айдике женихом.
Ей к нежеланному постыло
Привыкнуть суждено при том.

Его столица лихорадит.
В Москве он весело блудит
И далеко в глухой ограде
Судьбу девичью тем томит.

7
«Порой мы любим их, желая,
И утоляем страсти блиц,
И семенами счастья рая
Блудим в затменье юных лиц.

Мы виноваты в этом сами
И тем мы девушек страшим,
Когда мы грезим их дарами,
А воспеваем цвет души.

Скажи красотке откровенно,
Чем в самом деле вдохновлён,
Не возводи желанью стены,
Разрушить трудно их потом.

Бровей подкрашенные дуги,
Глаза тигриц или пантер,
Фигуры в гибкости упруги
Для гуттаперчевых афёр», -

Так думал русский спозаранок,
Когда приехал на Кавказ,
Про девушек. Узрев горянок,
Залюбовался ими глаз.

«В них что-то есть от индианок.
Кофейных глаз шальная страсть,
В нарядах множество приманок.
Порода чувствуется, масть!»

Мироточит елей дурмана,
Стрельбою глаз сражён турист
И от влюблённости уж пьяный
Парней чеченских слышит свист.

Его вайнахи окружают,
Гостеприимства в этом нет.
Уж в жажде крови изнывают.
Держать придётся им ответ,

За что их землю оскверняет
Он самовольностью своей,
Без приглашенья попирает,
Как надругается над ней.

Не понял он их колкий клёкот.
Они, как коршуны с вершин
Над голубем, сгрудились боком.
Их девять было, он один.

- Ты что здесь делаешь, неверный?! –
Спросил его один амбал.
- Учить вайнахские манеры
Я бы тебя сейчас призвал.

Но ты чванлив и горд не в меру,
Мутант, орёл, как на гербе,
Свою забыл святую веру.
Так что здесь надобно тебе?!

- О'кей, - сказал им рус манерно.
- Я посвящу вас, пацаны,
В глубины тайны своей скверной,
Отмщенья полон я и тьмы.

В моих лазоревых равнинах
Один мажор из ваших сред
Взял, надругался над святыней -
Над девой в цвете юных лет.

Склонил её к сношенью силой
Тот черно-бурый ловелас.
Она невестою красивой
Достойна каждого из вас.

Представьте, вашею сестрою
Какой-то пользуется хрен.
Что вы полночною порою
Ему предложите взамен?

Снесёте череп ятаганом
Или зарежете раз пять.
Нас не считайте за баранов.
Мы также можем наказать!

- Красиво сказано, достойно!
Ступай, верши свой правый суд.
В твоём поступке непристойно
Лишь то, что пребываешь тут.

- Он, как шакал, прочь от ответа
Сбежал на родину свою.
А впереди в разгаре лето.
Его в Москве я не найду.

Я знаю дом его в ауле,
Туда я еду, в Мерчхелой.
И да свершится месть в июле!
Уж скоро, ночью, под луной!

- Аллах акбар! – сказали парни
И каждый от него отстал.
Но был он, словно волк на псарне,
Когда входил в автовокзал.
8
В Чечне он выследил злодея.
В кафе с ним девушка была.
И сердце, местью пламенея,
В нём затянуло удила.

Он шёл, не различал дороги,
А впереди, как два цветка,
Сплетались в поцелуе боги,
Глаза в глаза, в руке рука.

Он видел счастье чей-то жизни,
А где-то целый мир сожжён
Был этой мерзостью капризной,
Тем, кто стоял сейчас, влюблён.

И нож столовый, заточённый
За поругание девиц
Вонзился под ребро кручёно
Им на виду у многих лиц.

«За боль несбывшейся надежды!
За безответную любовь!»
Набухла ткань того одежды
И проступила, капнув, кровь.

«За зло твоей красивой жизни!
Я децимирую грехи.
Молись в своей исламской тризне.
О том к тебе мои стихи.

Ты погубил цветок Вселенной.
Украл девицы юной честь.
Лишил надежды обделённых,
А их страшней распятья месть!

Ты думал, русские не смогут
Забраться в логово твоё.
Но я пришёл на смерть, не дрогнув.
И мне не страшно вороньё».

И, выронив бокал с мартини,
Чеченец, падая, узрел
Взгляд Ярослава, лютый, синий,
Что чаном ярости кипел.

Но это всё лишь представлял он,
Подкрался тих, потупив взор,
И вдруг взметнулся, словно дьявол,
И в чресла выстрелил в упор.

Осёкся, словно встретил мощи.
Им с мертво-пепельным лицом
Был выстрел дан в мошонки толщу
Вновь травматическим стволом.

И вой от половых дисфункций,
Окрестный ловзар огласил,
И в дымке гаснущих презумпций
На помощь нохча пригласил.

А рядом спутница-бомбита
«Хабиби» крикнула ему
И жгла глазами паразита,
Который стал виной всему.

«Наш правый суд членистоногим», -
Вскричал приезжий славянин, -
«За всех за сирых и убогих»
«Хватайте!» - крикнул муэдзин.

Его скрутили моджахеды,
Но вышла из ватаги всей
Она, кого, как Андромеду,
Спас от чудовища Персей.

И взмах руки её изящной
Остановил глумливый суд.
Над жертвою толпы хулящей
Она склонила чувств сосуд,

Какой живой воды эмпатий
Пролил в иссохшие уста.
И девушки в багровом платье
Его объяла красота.
9
Айдика требует подарков.
На шопинг едет в магазин.
За ней следит меж скверов, парков
Охраны джип и не один.

Вдруг шум и гам в торговом центре.
Завёл толпу юнец один.
Был окольцован в эпицентре,
Предстал пред нею славянин.

А рядом с ним сквозь спазм конвульсий
Её поверженный жених
Валялся, дрыгал дрожью пульса,
Как шизофреник или псих.

И хищный, в лейблах знаменитых
На жениха бросала взор
Его любовница-бомбита,
Помолвку запятнав в позор.

Тот славянин, бросая вызов,
Как перед пропастью судьбы.
Такой далёкий, был ей близок
Решимостью своей борьбы.

И сердце юное волчицы,
Почуяв химию любви,
Трепещет, бешено стучится
И гонит прочь запрет в крови.

Что в этом юноше белёсом
В тот миг смуглянку привлекло,
В чужом, субтильном и курносом
Её в конвульсиях свело?

Тоска по северному принцу,
По князю ледяной страны,
Не стоят кончика мизинца
Кого с аула пацаны.

Его глаза её смутили.
В них цвёл сиреневый агат.
Отдаться смерти без идиллий
В безумстве был пришелец рад.

И что-то ёкнуло в Айдике.
Хоть «дева нохча возвышай!» -
В крови был принцип её дикой,
Чеканил, как фашистский «Хайль!»

Она увидела в нём мужа,
Пусть нереального, на миг,
Того, кто с девушкою дружит,
Того, кто просит, не велит.

Пришелец из чужой Вселенной
В тот миг ей руку протянул
И веру чувствам откровенным
Он, как ребёнку, ей вернул.

Средь шума оголтелых роя,
Как волки скалящих клыком,
Она простёрла над героем
Свой взмах египетским платком.

И волки в злобе отступили,
Прервав голодный, хищный рык.
Они его бы там убили,
Коль не её иконный лик.

А дальше вся её охрана
Сошла в их поиске с ума.
Домой вернуться слишком рано.
Кровь забурлила, как Сунжа.

И дева парню предложила
Бежать, покуда хватит сил.
Его в девицу нарядила,
Хоть он не раз ей возразил.

Бегом на каблуках вдоль трассы,
Где весь сигналит рой машин
И бородатых ловеласов
Ощерен профиль не один.

И в гелендвагене залётный
Транзит ингушских номеров
След за беглянками охотно
Взял с полным кузовом братков.

«Вон тех», - сказал один кавказец:
«Мы изнасилуем девиц.
На свете множество красавиц,
Но брак достоин единиц.

Кто любит пиковую даму,
Весь вековой свой недотрах
В неё вольёт, как в злую драму.
И прочь бессонниц скудный страх!

Мы кончим в них в безлюдном месте.
И станет больше женихов,
Недосчитавшихся невесты,
Что не закрыта на засов.

Давай, бортуй их, тут же тесно!
Паркуем девочек в кювет.
Во внешнем виде их телесном
Уродства признаков хоть нет.

Куда бегут они, младые,
Наивно, няшки юных лет?
Клянусь престижем бороды я –
Вон той испорчу первоцвет!»

И горец, что особо страстный,
Из тачки прыгнул на ходу
И криком грозным с рыком властным
Остановил их на бегу.

Узнал Айдику он, конечно,
Ведь ей отказный был жених,
Томим желаньем темы вечной
Теперь хотел пленить двоих.

Вторая дева выше ростом
И коренастее, сильней,
Ударила его так просто,
Но травмы он не знал больней.

«Эт что за хрень?!», - вскричали нохча
Все, выбегая из авто.
А девушка над каждым квохчет –
Лежат в нокауте кругом.

Берёт ключи из рук опавших,
Айдику тянет за собой.
Борцы глотают, оклимавшись,
Из Евро-5 их выхлопной.

И мчат они в тоннель в ущелье,
Как гангстеры боевиков,
И девочка щебечет трели,
Гортанные, чеченских слов.

Совсем не знает она русский,
А он, увы, её язык,
И грудь высокую под блузкой
Такую видеть не привык.

Скорее прочь из прошлой жизни!
Российский впереди мотель
И казачонок с укоризной
Им стелет на двоих постель.

10
Он её тело в ласках нежил,
Когда невинности лишал.
Она его за то зарежет,
Затем в себя вонзит кинжал.

«Прости! Пусть я была безбожной», -
Предсмертный шёпот таял, тих.
«Но чту адаты непреложно.
Достоин смерти мой жених

И я кромсания я на плахе
За то, что среди молодцов,
Я полюбила не вайнаха,
Нарушив заповедь отцов.

Пускай, я поступила гадко,
Мой будет проклят род, гоним,
Но, Тушоли, как это сладко,
Быть даже раз любимой им!

В его объятьях умирая,
Я строю храмы на крови,
Как Ева изгнана из рая,
Познавши вкус земной любви.

О, Тушоли, во взгляде милом
Померкли гроты бирюзы.
И я спешу за ним в могилу,
В том высший смысл твоей слезы».

11
Лишь где-то в зарослях утёса
В могиле чей-то прах зарыт
И на надгробии раскосом
Затёрто надпись говорит:

«Из тейпа вырвалась, отринув предрассудки,
И на чужбине сгинула в расправе жуткой.
Вороной чёрною была ты им в хиджабе.
И, как шахидке, кто-то зло тебе осклабил».