Утром стою перед зеркалом

Утром стою перед зеркалом.
Тело местами слишком худое, местами опухшее.
Трусы в горошек.
А ведь когда-то себя считал хорошим,
Хотел нравится людям, оставлять после себя только светлое,
А в итоге из светлого только пиво, да и то редко.
Метко стрельнуть бы в себя прошлого, да вместо пули - стрела купидона.
Падает, рушится, оплавленным слипшимся праздником моя оборона.
В зелёных глазах всё меньше радости, всё больше змия зелёного,
Кто-то однажды сказал, мол Богу - богово,
Ну а мне то тогда что?
Ни любви, ни истерики.
Ни поцелуя, ни в любви признания.
Вот здесь возможно, надо раскаять
Ся
Но уже слишком поздно.
Хотя вроде ни разу меняться не поздно.
Взять себя за шкирку, вытянуть со дна, да через тернии к звёздам,
Гордо выпрямить спину, взглянуть всем врагам да ****ям в лицо, сказать
Я ХОРОШИЙ
Но есть только тело худое. Трусы в горошек.
Лицо передернутое, переделанное бесконечными алкогольными уходами от реальности и от мыслей насущных
В лицо говорят изворотливый, в спину - ушлый.
В лицо улыбаются, за спиной говорят, что просрал всё возможное.
Бывшие говорят, что импотент, что ребёнок, что заслуженно брошен.
Я их всех не виню. Сложно винить за то, с чем, иногда, даже бываешь согласен.
Повешу на грудь табличку "Злая собака. Держаться подальше. Опасно".
Привяжу себя к конуре цепью тяжёлой и буду сидеть мрачно,
Как в романах По, как ворон на ветке, как падальщик
Мой друг правильно говорил, я не потерянный, я потраченный,
Я искалеченный, исковерканный, переписанный,
Потерявшийся в в листьях с стихами и опавших листьях.
Незаконченный от заглавной буквы и вплоть до ебучего многоточия.
Есть только я. Отражение. Тело моё. В трусах. В горошек.