Лесная жуть

На поляне в роще средь осин,
Мелко трепетавших с перепугу,
Нечисть заявилась для крестин,
С поминанием перепутав сдуру.

Ведьма с рожей из кошмарных снов
Самостийно заняла трибуну.
Щёткой помахала как веслом,
Провещала: «Будем думать думу».

Князь болотной грязи Водяной,
Ошалев от комариных писков,
Записался в писари, смешной,
Ведьму с ног до головы обрызгав.

Благоприобретенная блажь
Лешим, властелином дебрей,
Не на шутку напугала аж
Всю семью невозмутимых вепрей.

Леший, от рожденья злой шутник,
Обожал  пугать в лесу заблудших.
Заводил их в чащу напрямик,
Оставлял загубленные души.

Ну, а нынче стал губить зверей,
Обижать порядочную нечисть:
Страшно ухать, решено скорей
Всем собраться, лиходея высечь.

Началось собранье без затей,
Лешего бранили, материли,
Выдержки читали из статей,
А в итоге шутника простили.

Встал и о Кикиморе вопрос:
Слишком беззастенчиво хохочет.
Хохот Кики далеко не прост,
Им она порой обидеть хочет.

Хохотнула Кика,и,сердясь,
Вурдалакам харю показала.
По ветвям умчала, не просясь,
Так вести себя в совете не пристало

Тут Вампиры завели своё,
Комарам, мол, кровь вся достаётся:
«Что мы кровь сосём, так это всё – враньё.
Нам от голода загнуться остаётся».

Водяной, ведущий протокол,
Про свои претензии прокашлял:
«Комаров пронзительный прокол,
Нас заставит есть пиявок с кашей».

В разгар полемики пролаза, Баба Ёжка
Приковыляла на походной ступе.
Изба её, ну та, на курьих ножках,
Наказана за все проказы вкупе.

Присела, осмотрелась, возопила:
«Какого дьявола не пригласили?»
Едва меня карета дотащила.
Сюда добралась я, как видите, вся в мыле.

Алёшка Леший мечтал о месте Ведьмы,
Карьерный рост у нечисти в чести.
А чтоб занять трибуну шельмы,
Свои  интриги продолжал плести.

Тройной придурок, огненный Горыныч,
На сходку прилетел, как на свиданье.
За опоздание Вурдалак Ефимыч
Потребовал для Змея наказание:

«Лишить трёхглавого десерта
И отключить огонь из глоток.
Карманных денег не давать ни цента
И не поить, пока не   станет кроток».

Но милосердная шаражка
Сочла призыв его излишшне строгим,
А любопытная Кикимора, милашка,
Похохотав, помыла Змею ноги.

Возмутители болота, упыри,
Не согласны с диктатурой Водяного.
С возмущением пускали пузыри,
Бесновались, проклинали Н2О-го.

Регламент был нарушен Сатаной,
Случайно пролетавшим над поляной.
Он с ведьмой обошёлся беспардонно,
Поскольку не считал он ведьму дамой.

Зловеще улыбаясь, он с трибуны
Изгнал её в амфитеатр.
Глазами жёлтыми, как луны,
Окинул зал,  как триумфатор.

Оставив писарить Водянку,
Рукой железной водворил порядок,
Предупредил: за всякую подлянку
Хвосты и  языки отрежет кряду.

Тут расшалился огненноголовый,
Затеяв с вурдалаком свалку.
Одной главы лишён, пустоголовой,
У вурдалака вырван клык, не жалко.

Напуганное братство присмирело,
Хвосты прижало и прикрыло пасти.
Накажет Дьявол за дурное дело.
Уж лучше помолчать и избежать напасти.

Вампир Артерий возжелал запоя,
Мечтая пить кровищу из ведра.
В запое он вдруг сотворил такое,
(Что там творенье Евы из ребра!)

Он для начала осушил болото,
Оставив Водяного без жилья.
Хоть Водяной и был по жизни кроток,
Артерий не остался без битья.

Для мести сосуну Мокрец позвал Алёшку.
Подкараулили убогого под дубом.
Лишили зубиков, бока помяли трошки,
Отправили на выселки, ходить за плугом.

Разбойник- Соловей оставил придорожье,
Узнав о стрелке от болтливой Сорки.
Присвистнул, лес пригнулся с дрожью,
Влетел  в поляну, как Егорка с горки.

Певцом аллей изрядно недовольный
Озорника приметил Мефистофель.
Сверкнув очами, возмущения полный,
Он на него навёл орлиный профиль.

Загробным голосом и тихим, и ужасным
Он свистуна одёрнул сразу:
«Ещё раз свистнешь в обществе приватном,
Лишишься перьев, голоса и глаза!»

Братва подобострастно хохотнула,
Довольная свирепой той угрозой.
Страшась разбойника, как тарантула,
Предпочитала лирику ужасной прозе.

Яга, воодушевлённая визитом
Старинного приятеля из детства,
В побитом молью и давно не мытом
Лапсердаке сплясала скерцо.

Ягинка в детстве, девочка с картинки,
Носила сарафанчик и платочек.
С костьми играла, мёд пила из кринки
Кормила лебедей, дав хлеба им кусочек.

И странным интересом отличалась
К венику и кадке из-под кваса.
В игре она преображалась,
Ждала таинственного часа.

И час настал, когда родитель
Соорудил избу из брёвен,
А лап куриных похититель
Вниз приспособил с полом вровень.

Без ума от новенькой избёнки
Девка  Ёжка мчалась по оврагам.
Семенили словно спицы ножки:
Курьи лапа не ходили шагом.

В эти незапамятные годы
Ёжка женихалась с Мефистопом.
Своему призванию в угоду,
Сатана уехал автостопом.

Годы шли, Баб Ёжка одряхлела,
Вскоре позабыла сантименты.
Беспокоить Мефа не посмела.
Тот завёл свои апартаменты.

Неопровержимая улика
Преступлений, совершённых Бабой:
Противень огромный, не без шика,
Обожаемый  древесной Курой Рябой.

Предназначена была сковорода
Для поджаривания добычи.
Постным днём всегда была среда,
 Как суббота у евреев нынче.

Баба, возмужав, добыла ступу,
На добротную метлу сменила веник,
С высоты искала жертву в лупу,
В жерле печки изготавливался пленник.

Лысую горушку посещала,
Чтобы информацию послушать.
Лешего от прочих отличала,
Кику же порой мечтала скушать.

Лебедей-гусей держала в страхе,
Угрожая спечь при непочтении.
Лебединых крыльев в каждом взмахе
Чувствовалась горечь и мученья.

Прилетал Удав Змееголовый
Потрепаться и потусоваться,
На любые мерзости готовый,
Склонный пред Ягой покрасоваться.

Несмотря на строгий нрав Мефисто,
На консенсус денег не хватило.
Ведь Мефисто Вам не Монте-Кристо,
Сатану собрание прокатило.

Разбежалась, разлетелась нечисть,
Растворилась, спряталась в болотах.
Незаметно погрузилась в вечность
И живёт себе, как пчёлка в сотах.